аботать ваше ведомство, и Конгресс, возможно, выделит вам дополнительный миллиард, введет должность очередного заместителя и создаст в вашем ведомстве еще одно управление. Даже если вы не сумеете обнаружить новой проблемы, не беда — просто объявите, что проблема, вверенная вашим заботам, становится гораздо серьезнее, и есть надежда, что вы получите больше денег и власти. Но если вы решите проблему, например дети станут набирать при тестировании большее число баллов или все получатели пособий устроятся на работу, то Конгресс или законодательный орган вашего штата, пожалуй, сочтет, что вы не нуждаетесь в дополнительном финансировании. (Более того, они могут даже принять решение об упразднении вашего ведомства, хотя это, скорее всего, пустая угроза.) Какая восхитительная система стимулирования! Сколько проблем будет решено, если система стимулирования наказывает за решение проблемы?
Выход на первый взгляд лежит на поверхности — изменить систему стимулирования. Однако это проще сказать, чем сделать. У государства нет клиентов, которые могут выбирать — пользоваться его продукцией или попробовать продукцию конкурента, поэтому трудно решить, когда государство выполняет работу хорошо. Если от года к году количество отправляемых писем растет, значит ли это, что Почтовая служба США хорошо обслуживает своих клиентов? Не обязательно, поскольку ее клиенты — пленники. Желая послать письмо, они вынуждены делать это через Почтовую службу (если они не готовы платить минимум в 10 раз больше за срочную доставку). До тех пор пока какое-либо учреждение получает деньги за счет принуждения, получая законодательно установленные платежи, затруднительно, если вообще возможно, оценить его успехи на ниве обслуживания клиентов. Между тем заинтересованные группы в рамках этой системы — политики, чиновники, профсоюзы — борются за добычу и сопротивляются любым попыткам оценить их продуктивность и эффективность.
Чтобы удостовериться в эгоистичной природе людей, составляющих государство, достаточно просто заглянуть в любую ежедневную газету. Сравните, насколько пенсионная система федеральных государственных служащих лучше, чем система социального обеспечения. Посмотрите на двухмиллионные пенсии, которые будут накоплены уходящими на покой членами Конгресса. Заметьте, что, когда Конгресс и президент временно приостанавливают деятельность федерального правительства, они продолжают получать свое жалованье, тогда как рядовые сотрудники должны ждать.
Политолог Джеймс Пейн изучил материалы четырнадцати разных бюджетных слушаний, заседаний комитетов, где члены Конгресса решали, какие программы финансировать и в каких размерах. Он обнаружил, что из 1060 выступавших 1014 высказались за предлагаемые расходы и только 7 были против (остальные не имели твердой позиции “за” или “против”). Другими словами, только в половине слушаний хотя бы один выступающий высказался против программы. Сотрудники аппарата Конгресса подтверждают, что то же самое верно и в отношении офиса любого конгрессмена: соотношение числа людей, приходящих попросить конгрессменов потратить деньги, к числу тех, кто возражал против какой-то конкретной программы, было “несколько тысяч к одному”.
Как бы отрицательно ни относился к конкретной программе государственных расходов новый член законодательного органа, постоянные, изо дня в день, из года в год, просьбы выделить деньги делают свое дело. Он все чаще будет говорить: “Нам следует сокращать расходы, однако данная программа необходима”. Исследования действительно показывают, что чем дольше человек является членом Конгресса, тем значительнее государственные расходы, за которые он голосует. Вот почему Пейн говорит, что Вашингтон пропитан Культурой государственных расходов, где требуются почти сверхчеловеческие усилия, чтобы помнить о благе общества и голосовать против программ, которые будут выгодны конкретному человеку, посетившему ваш офис или дававшему показания перед вашим комитетом.
Примерно сто лет назад группа блестящих итальянских ученых взялась за изучение природы государства и его финансов. Один из них, Амилькаре Пувиани, попытался ответить на такой вопрос: если бы государство захотело выжать из населения максимальное количество денег, как бы оно действовало? Он выделил 11 стратегий, которые правительство могло бы взять на вооружение. Они заслуживают того, чтобы их рассмотреть.
1. Использование косвенных, а не прямых налогов, чтобы налог скрывался в цене товаров.
2. Инфляция, посредством которой государство сокращает ценность денег всех других экономических субъектов.
3. Заимствования, чтобы отсрочить необходимое налогообложение.
4. Налоги на дарение и предметы роскоши, когда налог сопровождает получение или покупку чего-то особенного, что снижает неприятность налога.
5. “Временные” налоги, которые впоследствии не отменяются, хотя критическая ситуация проходит.
6. Налоги, паразитирующие на социальном конфликте: обложение большими налогами непопулярных групп (состоятельных людей, курильщиков или тех, кто получает случайные прибыли).
7. Жупел угрозы социальной катастрофы или прекращения предоставления услуги, в настоящий момент составляющей государственную монополию.
8. Увеличение общего налогового бремени относительно небольшими приращениями (налог с продаж или налог, взимаемый путем вычетов из дохода в момент его получения) вместо единовременной суммы, выплачиваемой раз в год.
9. Налоги, точный размер которых нельзя предсказать заранее, т. е. удерживание налогоплательщика в неведении о том, сколько он платит.
10. Чрезвычайно сложная структура бюджета, чтобы общество не могло разобраться в бюджетном процессе.
11. Использование агрегированных категорий государственных расходов, таких, как “образование” или “оборона”, чтобы непосвященным было трудно оценить отдельные статьи бюджета.
Вам этот список ничего не напоминает? Американское государство использует все перечисленные стратегии; то же самое происходит и в большинстве других стран. Циничный наблюдатель мог бы сказать, что государство действительно пытается выкачать из налогоплательщиков максимальное количество денег, вместо того чтобы, к примеру, собирать ровно столько, сколько требуется для выполнения надлежащих функций. Все это способствует разрастанию врожденного инстинкта государства: оно берет на себя больше задач, захватывает больше власти, вытягивает больше денег из граждан. Видимо, Джефферсон был прав: “Если пустить дело на самотек, то свобода будет сокращаться, а государство расширяться”.
Большое правительство и придворные интеллектуалы
Конечно, власть государства всегда основывалась не только на законах и способности силой обеспечить их исполнение. Гораздо эффективнее убедить людей добровольно признать правителей, чем принуждать силой. Правители всегда использовали жрецов, магов и интеллектуалов, чтобы добиваться согласия подданных. В древности жрецы убеждали народ, что царь сам является божеством; еще во времена Второй мировой войны японцы верили, что их император — прямой потомок Солнца.
Правители часто давали деньги и привилегии интеллектуалам, содействовавшим их владычеству. Иногда такие придворные интеллектуалы действительно жили при дворе, пользуясь роскошью, недоступной простым людям. Другие назначались на высокие должности, устраивались в государственных университетах или финансировались Национальным фондом гуманитарных наук.
В эпоху Просвещения правящие классы поняли, что ссылки на божественное происхождение власти уже недостаточно для поддержания лояльности народа. С тех пор они пытаются заключить союз со светскими интеллектуалами от художников и сценаристов до историков, социологов, градостроителей, экономистов и технократов. Порой интеллектуалов приходилось уговаривать; иногда они сами стремились прославлять государство, как профессора Берлинского университета в XIX веке, провозгласившие себя “интеллектуальными телохранителями династии Гогенцоллернов” (правителей Пруссии).
В современной Америке на протяжении жизни по крайней мере двух поколений большинство интеллектуалов твердят простому народу о необходимости расширить сферу деятельности государства: чтобы справиться со сложностью современной жизни, чтобы помочь бедным, чтобы стабилизировать деловой цикл, чтобы ускорить экономический рост, чтобы искоренить расовую дискриминацию, чтобы защитить окружающую среду, чтобы создать систему общественного транспорта, а также для множества других целей. По случайному совпадению такое постоянное умножение функций государства означает рост числа рабочих мест для интеллектуалов. В стране с минимальным правительством, которое, по словам Джефферсона, “оградит людей от нанесения вреда друг другу [и] предоставит им свободу для самостоятельного выбора пути обустройства и улучшения своей жизни”, вряд ли нашлась бы работа для людей, склонных планировать и разрабатывать модели; в свободном обществе, скорее всего, не было бы особого спроса на социологов и специалистов по городскому планированию. Таким образом, многие интеллектуалы просто действуют в интересах своего класса, когда штампуют книги, результаты исследований, кинофильмы и газетные статьи о необходимости расширить правительство.
И пусть вас не обманывает демонстративно “непочтительная” поза некоторых современных интеллектуалов, направленная против истеблишмента и даже против государства, — многие из них финансируются самим государством. Присмотритесь повнимательнее, и вы увидите, что “истеблишмент”, против которого они выступают, — это капиталистическая система производительного предпринимательства, а не вашингтонский левиафан. Храбро критикуя правительство, они обычно ругают государство за то, что оно делает слишком мало, или выставляют на посмешище государственных деятелей, занимающих выборные должности, как только те делают слабые попытки принять во внимание требования общественности относительно уменьшения правительства. Провокационные документальные фильмы на каналах Frontline и Р.О.V., у принадлежащих Государственной (прошу прощения, “Общественной”) вещательной системе (SBS), постоянно обвиняют американское государство в бездействии. Какой правящий класс отказался бы финансировать инакомыслящих интеллектуалов, которые неустанно требуют, чтобы правящий класс расширил сферу своих полномочий?