ет дерегулирование электроэнергетики.
Chicago Board of Trade — один из игроков, ищущих новые способы защиты страховых компаний — и соответственно всех, кто покупает страховые полисы или инвестирует в страховые компании, — от угроз, связанных с мегакатастрофами. Согласно New York Times, “две самые разрушительные природные катастрофы в американской истории случились за несколько последних лет: ураган Эндрю в 1992 году, который стоил страховым компаниям в Южной Флориде 16 млрд долларов, и землетрясение 1994 года в Лос-Анджелесе, обошедшееся им в И млрд долларов. (Обратите внимание, что эти катастрофы стали “самыми разрушительными” потому, что сейчас американцы располагают большим богатством, чем когда бы то ни было прежде, поэтому и финансовые потери больше.) Страховые компании боятся катастрофы с ущербом в 50 млрд долларов, так как она может их обанкротить и оказаться слишком дорогой даже для перестраховочных фирм, продающих полисы для защиты страховых компаний от крупных потерь. Они ищут новые способы распределения риска, включая фьючерсы на катастрофы на Chicago Board of Trade, благодаря которым страховщики могут хеджировать крупные убытки. Инвесторы зарабатывают деньги, по сути, делая ставку на то, что таких катастроф не будет.
Перестраховочные компании предлагают также форсмажорные облигации [“act of God” bonds], по которым выплачивается высокий процент, но в случае катастрофы их выкуп прекращается. Фьючерсы на катастрофы и форс-мажорные облигации помогут сохранить страховое покрытие и приемлемые цены. Однако возникает вопрос: если рынок может адекватно справляться даже с перспективой многомиллиардных финансовых катастроф, зачем вообще государству нужно вмешиваться в экономическую систему?
Эксперимент с большим государством, поставленный в XX веке, провалился. Ежедневно все большее число людей видит, что коммерческие компании, общества взаимопомощи и благотворительные учреждения лучше справляются с проблемами, чем государство. Частные рынки капиталов могут обеспечить актуарно надежное страхование и более высокие пенсии, чем государственная система социального страхования. Частный консорциум спроектировал и профинансировал тоннель под Ла-Маншем, построил его, владеет и управляет им. Это один из крупнейших в мире инженерных проектов, стоивший 12 млрд долларов. В качестве альтернативы студенческим ссудам компания Human Capital Resources планирует продавать инвестиционные ценные бумаги на будущую заработную плату студентов колледжей, обеспечивающие более высокую доходность инвесторам, менее обременяющие студентов после получения образования и не требующие никаких расходов со стороны налогоплательщиков.
Частные поселения, управляемые на основе консенсуса, могут лучше, чем местные правительства, удовлетворять нужды и предпочтения 250 млн столь непохожих друг на друга американцев. Частные школы дают более качественное образование с меньшими издержками, чем государственные школы, и в течение нескольких следующих лет информационная технология и коммерческие компании произведут революцию в образовании. Частные благотворительные организации уводят людей от системы социального страхования, вместо того чтобы заманивать их туда.
Скоро мы сможем обходить государство, получая все нужные нам товары и услуги на свободном рынке. Однако правительства штатов, федеральное и местные правительства, стоящие 2,5 трлн долларов, не собираются отдавать власть без боя. Почтовая служба США цепко держится за свою узаконенную монополию. Школьные советы и профсоюзы учителей заявляют, что не дадут детям “сбежать” из их школ, и тратят миллионы долларов, чтобы предотвратить введение планов выбора школ. Люди, которым выгодна существующая система, не будут по собственной воле уменьшать размер правительства, даже если все потребители перестанут пользоваться его услугами. В то время как в округе Колумбия набор в школы упал на 33 000 человек — примерно на 25 процентов, — система фактически увеличилась на 516 администраторов. 800 000 почтовых служащих не собираются мириться с увольнениями, даже если мы будем посылать все свои сообщения по электронной почте.
Мы не можем просто ждать, пока “общественные силы” или технология автоматически заменят раздутое правительство. Чтобы обеспечить неизбежность этих изменений, каждый из нас должен потребовать возвращения права на выбор школ для своих детей, на конкуренцию с Почтовой службой США, на инвестирование своих денег в надежные частные пенсионные фонды. А затем налогоплательщикам нужно будет добиться, чтобы государство прекратило предоставлять услуги, в которых больше нет надобности.
Глава 12. Либертарианское будущее
Политическое общество не сумело привести нас в новую эру мира и изобилия, которую оно обещало. Чем больше была степень принуждения и грандиознее обещания, тем к более катастрофическим последствиям приводила деятельность принуждающего государства. Фашистские и коммунистические государства, стремившиеся ликвидировать гражданское общество и полностью подчинить людей общему делу, сейчас признаны жалкими неудачами; они сулили единение и процветание, но породили лишь бедность, застой, возмущение и разобщенность.
Либертарианская критика социализма, которую долго высмеивали левые интеллектуалы, оказалась верной. Сейчас либертарианству брошен более серьезный вызов. После того как фашизм и социализм в целом сошли с политической сцены, главным конфликтом XXI века станет борьба между либертарианством и разбавленной версией социализма — социал-демократией, сторонники которой признают необходимость гражданского общества и рыночного процесса, но постоянно находят какие-то причины ограничивать, регулировать, упорядочивать решения людей. (В Соединенных Штатах социал-демократические взгляды часто называют либерализмом, однако я предпочитаю не марать слово, которое когда-то означало свободу личности.) Что касается современного американского консерватизма, то можно ожидать разделения его приверженцев на сторонников гражданского общества и сторонников политического вмешательства с целью установления определенного социального порядка. В конечном счете консерваторы-этатисты окажутся союзниками социал-демократов в деле защиты политического общества от гражданского; эта тенденция уже дает о себе знать — в виде протекционистского движения Бьюкенена и распространяющейся среди консерваторов склонности не ограничивать правительство, а использовать его для навязывания консервативных ценностей.
Поскольку социал-демократия в Соединенных Штатах и Западной Европе никогда полностью не заменяла гражданское общество и рынки, ее неудачи менее очевидны. В этом американцам и европейцам повезло, однако есть определенная сложность для либертарианцев, которые хотели бы указать на проблемы государственного вмешательства и привести доводы в пользу большей личной свободы и строго ограниченного правительства. Тем не менее доказательств неудачи политического общества накопилось бесчисленное множество и с каждым днем становится все больше и больше.
По всему миру трансфертные программы государства всеобщего благосостояния стремительно катятся к банкротству, а приближающийся выход на пенсию поколения американских беби-бумеров сделает невозможным выполнение обязательств системы социального обеспечения даже в случае значительного повышения налогов. Информационная технология в корне меняется, за исключением сфер, монополизированных государством — школ и почты, — с каждым годом становящихся все менее эффективными и более дорогими. Примеры от Уотергейта[63] до Уайтвотер[64], от Уэйко до войны с наркотиками говорят о разложении власти. Налоги и регулирование привели к резкому замедлению экономического роста в то время, когда непрерывно совершенствуемая технология, революция в средствах связи и более эффективные рынки капитала должны были вызвать повышение темпов роста. Более медленный рост и усиливающееся понимание того, что вознаграждения распределяются государством на основе политической принадлежности и политических связей, а не зарабатываются на конкурентном рынке, вызывают возмущение больших групп граждан и провоцируют социальные конфликты.
Повсеместное разочарование в большом правительстве и растущая привлекательность либертарианской критики заставили защитников политического общества пойти в контратаку. Самая интересная особенность наиболее распространенных доводов в защиту правительства, выдвигающихся в последнее время, — их умеренность. Остались в прошлом огульные призывы к социальным переменам 30-х и идеалистические крестовые походы 60-х. Хотя приверженцев этих старомодных взглядов все еще можно встретить среди университетской профессуры, политики и авторы, желающие обратиться к широкой аудитории, ограничиваются сейчас скромными заявлениями в отношении возможностей государства.
Возьмем, к примеру, опубликованную в 1992 году книгу Дэвида Осборна и Теда Геблера “Изобретая правительство заново: Как предпринимательский дух трансформирует государственный сектор”, с энтузиазмом встреченную такими “новыми демократами”, как Билл Клинтон и Эл Гор. Осборн и Геблер признают, что “появившиеся в индустриальную эру типы государств с их медлительной централизованной бюрократией, превыше всего ставящие правила и инструкции и устроенные на основе иерархической субординации, больше не работают”. Они пишут, каким государство должно стать: каталитическим, подконтрольным обществу, конкурентным, движимым миссией, нацеленным на результат, чутким к потребителям, инициативным, действующим на опережение, децентрализованным и рыночно ориентированным. Этот список поражает тем, что он очень напоминает описание не государства, а рыночного процесса. Ведущие современные теоретики государственного активизма обещают, что мы можем заставить государство действовать подобно рынку.