Она смотрит на Шустова, прихлебывает чай.
– Но как ты высидел целый день в номере? Это же какой-то утонченный мазохизм.
– Да нет… Наоборот. Оказывается, иногда надо куда-нибудь улететь на край света, чтобы лучше все увидеть и почувствовать.
– Что именно?
– Все, что было, есть и будет.
– А, копание в былом… Былое и копание. Что толку. Ничего не поправить, только… систему можно вывести из строя.
– Слушай, а ты ведь помнишь того эвенка, ну, внука великой, как говорили, шаманки? Мишку Мальчакитова?
Кристина щурит светлые глаза, глядя поверх стола, поверх Шустова.
– Дорогуша, склероз у меня, как и у тебя, еще только в начальной стадии. Разумеется, помню. А что?
Шустов пожимает плечами.
– Да ничего. Просто… он мне вдруг так ясно увиделся…
– Ну, учитывая опустошение в холодильнике…
– Да брось ты, это же какая-то девичья водица. До менделеевки – как до Луны. Как ты думаешь, жив он или нет? Ведь так ничего и не выяснилось.
– Что ж, учитывая его навыки… И то, что он внук шаманки.
– Да! На самом-то деле он правнук, а не внук.
– Мм?
– Шаманки. Бабка Катэ уже не шаманила, советской была. Правнук.
– Вполне мог выкрутиться, улизнуть в иные края.
– Какие иные? Что ты имеешь в виду? Подался в Монголию или в Китай? Или даже сюда добрался, в Корею?
– Нет, конечно. Уж в Южную Корею он точно не мог попасть в те времена. Если только на олимпиаду… В каком году она была?
– Какая? Московская?
– Нет, Сеульская.
– Хм, помню Петров кого-то четко цитировал: спорт, религия и политика – вот три страсти необразованных людей.
– Лучше бы он сам погрузился в религию, что ли.
– И что тогда?
Кристина повела рукой в воздухе.
– Тогда бы и не случилось ничего.
– Ну, это еще бабушка надвое сказала. Да он, кстати, проявлял большой интерес к буддизму.
– Значит, противоречил себе.
– Жизнь вообще противоречивая штука, тесная, шаг влево, шаг вправо – и ты попал.
– Наверное, буддистам и нравится сравнивать жизнь с зоной, этапом. Ведь это же закон этапирования: шаг влево, шаг вправо – смерть?
– Страна у нас немаленькая. Я это заметил за десять часов полета со скоростью почти тысячу километров в час. Есть где отыскать укромный уголок. Вот Мишка и мог где-то укрыться. Да и сейчас живет.
– Да и бог с ним. Давай собираться.
– А я ведь когда-то хотел о нем книжку накропать… Такую – вихрящуюся. Все-таки внук шаманки.
– Дерсу Узала, дубль два?
Слышны позывные Тадж Махала. Кристина берет трубку, разговаривает с кем-то. Оборачивается к Шустову и объясняет, что звонила гид, Света, у нее, похоже, грипп, свалилась с температурой, но тем не менее запланированная экскурсия состоится, приедет ее мама Лида.
– Да пусть бы все отдыхали, – замечает Шустов.
– Это подарок Юонга.
– Ну ты же в Питере ему ничего не дарила?
Кристина молча собирается. Шустов следит за ней.
– Или что-то подарила? – спрашивает Шустов.
Кристина вздыхает.
– Ой, ну хватит уже, а?
– Нет, мне просто любопытно, чего он такой упредительный и все такое? Пиетет к русским женщинам?
– Пиетет перед русской наукой. Давние связи с нашим институтом.
– А ты же сама говорила, что не было никаких контактов с Южной Кореей? И русская наука вся вылилась в автомат Калашникова.
– Не надо передергивать и утрировать.
– Нет, но сколько нобелевских лауреатов нынешних… то есть сколько там наших за последнее время?
– Горбачеву дали, – со смехом говорит Кристина.
– Что он открыл?
– Железный занавес.
– А, ну да. Но ученым давали? Еврею этому давали, но он отказался…
– Математику Перельману не присуждали Нобелевку. Ему другую давали премию. Премии: целых три европейские. Он от всех отказывался.
– Зачем ему миллион, если у него в голове вселенная цифр.
– Ну, нашел бы применение.
– А по сути, он вступил на стезю индусскую. Третья стадия – нищенство.
– У него старенькая мама. Лучше бы ее лечил. И помог бы коллегам.
– Любят у нас распределять чужие миллионы.
– Так своих-то нет.
– Не прибедняйся.
– Когда-нибудь твою лавочку прикроют.
– Хм, мы, как неуловимые мстители. Сегодня распродажа на Обводном канале с рекламой, музыкой, завтра – на Шпалерной. Финская символика, неизменная песенка «И уносят меня, и уносят меня В звенящую снежную даль Три белых коня, эх, три белых коня Декабрь, январь и февраль», – гнусаво напевает Шустов.
– Эту фирму «Три белых коня» знают все правоохранительные органы.
– А стреножить не могут.
– Пока у тебя есть покровитель.
– Твой двоюродный брат.
– Влад не вечен. Пока не поздно, лучше все свернуть и заняться чем-то другим. Сколько можно людей дурить?
– Ерунда, – отмахивается Шустов, лежа на постели. – Наши китайские друзья шьют дубленки и шубки не хуже всяких там прочих шведов. И стоимость дешевле.
– Зачем же клепать известные бренды? Взяли бы свой логотип белоснежной тройки и клеили.
– На раскрутку уйдут годы и горы денег. А Финляндия, она ведь близко. Раньше и вообще была частью Российской империи. По сути, мы финны.
Кристина не выдерживает и громко смеется. Потом взглядывает на часы.
– О! Да она уже подъехала и ждет нас. А ты? Собирайся сейчас же!
– Может, я не пойду? – спрашивает с неудовольствием Шустов.
– Еще чего.
– Ну заболела же эта девчонка. А я, что, не имею права?
– Чем же ты болен?
Шустов морщится, глядит по сторонам.
– Тем, чем и прежде.
– Что такое?
– Да снова обострение.
– Желудок?
– Нет, ниже.
– Ах… аденома. Это от водки.
– Я думаю, от вчерашнего обеда в той забегаловке. Слишком острый соус… и черт-те что там было намешано.
– Таблеток этих со зверобоем нет?
– Да уже давно ничего не было…
– Ладно, купим по дороге, заедем в аптеку. Переводчица у нас есть.
Шустов набычивается:
– Если ты ей ляпнешь, я никуда не поеду.
– Ну хорошо, сами объяснимся. Жестами. Давай одевайся, Обломов. Ну же!
У гостиницы их ждет гид в белом автомобиле, она машет из окна. Кристина и Шустов направляются к ней. Кристина обула свои старые сапоги без каблуков, полагая, что в темноте на них никто не обратит внимания.
– Садитесь, я вас жду, – говорит женщина совершенно без акцента.
Кристина хочет сесть на заднее сиденье, но Шустов, открыв переднюю дверцу, подталкивает ее, заставляя сесть рядом с водительшей, а сам забирается на заднее.
– Простите, заставили вас ждать, – извиняется Кристина.
– Абсолютно ничего страшного, – отвечает женщина и представляется: – Лида.
Шустов с Кристиной называют свои имена. Шустов ловит отражение Лиды в зеркальце. Лицо кажется светлым, видимо, из-за темных бровей вразлет. Кореянка, но с лицом продолговатым, с тонким носом. Черные волосы убраны сзади в короткий хвост.
В воздухе вдруг ощущается какой-то давний знакомый аромат… Сладковато-терпкие, пряные духи.
Кристина расспрашивает Лиду о здоровье дочери, выражает сочувствие, советует лечиться тем-то и тем-то. Шустов усмехается и говорит, что корейские лекари сами кого угодно на ноги в два счета поставят. У них же всякие настойки, эликсиры, женьшень, красный чай – словом, восточная медицина. Лида улыбается, взглядывая в зеркало на Шустова, и отвечает, что, прожив много лет здесь, предпочитает обычную медицину народной.
– Правда? – удивляется ученый-биолог Кристина.
– Да, это эффективнее в современном мире, – отвечает Лида, выруливая на дорогу, по которой несутся авто с горящими фарами.
Сеул сияет огнями, переливается разными цветами.
– Древний лекарь хорош был в древнем мире, – продолжает Лида. – Исцеление травами требовало тишины, времени, сосредоточения.
– Неожиданно… Но логично, – признается Кристина. – Кстати, пожалуйста, когда будет аптека, притормозите, нам нужно одно современное лекарство.
– Хорошо, – отвечает Лида.
У нее чуть глуховатый голос, но, чувствуется, раньше был сильным и звонким.
– Вы прекрасно говорите по-русски, – не удерживается от комплимента Кристина.
– Благодарю.
Кристина и Шустов ждут, что она расскажет, как и где ей удалось так выучить русский. Но Лида молчит. По ее лицу проходят сполохи от рекламных щитов, фар, фонарей. И как-то никто больше ничего не хочет говорить. Все едут молча, глядя по сторонам и вперед.
– Вы успели немного освоиться, адаптироваться? – наконец нарушает неловкое молчание Лида. – Временной сбой, – преодолели эту пропасть? Какая разница с вашим городом? Простите, откуда вы?
Кристина вздергивает бровь и степенно отвечает, что они из Санкт-Петербурга, прибыли на конференцию, посвященную проблемам биотехнологии.
– Вы ученые? – спрашивает Лида.
Кристина снова вздергивает бровь и отвечает:
– Я биолог.
– Простите, не успела хорошенько Светку обо всем расспросить, – извиняется Лида.
– А вы? – в свою очередь задает вопрос Кристина.
Лида молчит. Наконец отвечает, что она воспитательница, то есть нянька своих внуков.
– Вы бабушка? – удивляется Кристина.
Шустов на заднем сиденье не может сдержать восхищенный смех.
– Да, у меня двое внуков, – говорит Лида с усталой улыбкой.
– Потрясающе, – произносит Кристина. – Я думала, Света студентка.
– Да, у нее девчачий голосок, – откликается Лида.
– Да вы сама как студентка! – выпаливает Шустов.
– Вечная студентка, как тот Петя.
И все в автомобиле начинают весело смеяться.
– И это все вопреки сообщениям о неблагоприятной экологической ситуации в Сеуле, – замечает Кристина. – Вместе с Нью-Йорком и китайским Гуаньчжоу Сеул в лидерах по выбросу углекислого газа.
– А Питер? – спрашивает Шустов.
– Где-то на семидесятой строчке рейтинга.
– Ого, оказывается, мы обитаем в оазисе. А Москва?
– Пятнадцатое место.