Кл.: Нет. Я рассказываю, что хочу, но никуда не спешу. Завтра про одного е***тяя расскажу, вместе с ним (название объекта) строили. Таких е***тяев я еще не видел.
А.: Вы заранее знаете, про кого будете рассказывать?
Кл.: Да.
А.: Специально продумываете?
Кл.: Нет, все само в голову лезет. Лезло и раньше. Сейчас лезет в порядке очереди, без суеты.
А.: Метроном?
Кл.: Да.
А.: Но говорили вы тогда не о бизнесе.
Кл.: Я помню! Вы не думайте, я не бегаю от семейных проблем. Просто не готов пока некоторые вещи озвучивать.
А.: Это естественно. Вы уже победили, поэтому можете позволить себе расставлять точки над Ё в любом порядке.
Кл.: Победил. Но до Дня Победы еще дожить надо. И своих не перебить.
На следующем сеансе смысл последней фразы W прояснился. В его рассказах все больше людей из делового окружения получали нелицеприятные ярлыки. Параллельно клиент обрывал многочисленные деловые и неформальные контакты, давно его тяготившие.
Кл.: Я хочу понять… Я их всех ненавидел раньше? Так?
А. (молчит)
Кл.: Наверное, так. Но не всех. Сейчас тоже не всех. Но очень многих. За**али просто до пятьдесят третьего позвонка. Чем? (Смотрит на метроном.)
А. (молчит)
Кл.: Да понятно чем. Болтовня, обещания, треск сплошной. Жизни нет, сплошной радиошум. С кем на связь ни выйду, приходится помехи слушать. Вот я начал глушить вражеские глушилки. Агрессивно глушу. Многим достается на орехи. Зато работать стали лучше. Вообще это нормально – в одном человеке столько злобы?
А.: Агрессию нельзя все время подавлять, иначе наступает взрыв.
Кл.: Взрыв. Взрывная волна. Ну это все меняет! Нечего бегать по линии фронта, когда вокруг снаряды взрываются. Сами виноваты.
А.: Почему снаряды вдруг стали взрываться?
Кл.: Не знаю… Взрыв на складе боеприпасов.
А.: Что склад делает на линии фронта?
Кл.: Тогда это артиллерия пристреливается! Ну точно. Это ведь я сам начал разбор полетов. Не какой-то там склад случайно взорвался, а я сам подвез к артиллерии боеприпасы. Иначе склад действительно взорвался бы.
А.: Действительно, нет выбора: воевать или нет. Есть выбор, где будут взрываться снаряды. На линии фронта или у вас в голове, то есть на складе.
Кл.: А Вы знаете, как пристреливаются? Устанавливают репер на местности и ***ат по линии, пока вилку не получат. Вилка знаете что такое? Ну, неважно. Короче, я выбрал себе репер. Бодрость, собранность. И чтобы никто на мозги не капал. И теперь стреляю по местности, чтобы линию разрывов получить. Два дела делаю. И разгон даю тем, кто давно напрашивался. И к точечным ударам по стратегически важным целям готовлюсь.
А.: Вы сами ответили на свой вопрос. Будем продолжать пристрелку?
Кл.: Конечно! Сегодня стреляем по (фамилии партнеров по первому бизнес-проекту и эмоциональный монолог о человеческой расхлябанности)…
Пристрелка длилась еще несколько сеансов. Затем клиент задумался: может, он обидел кого-то зря. Но оказалось, что почти все попавшие под раздачу регулярно создавали проблемы для бизнеса и спокойствия W. То есть выбор целей для агрессии (σ-9) был детерминирован и логичен.
Но неужели у нас так мало людей могут и хотят нормально работать? Во-первых, да, очень мало. Во-вторых, все успешные люди проходят этот этап развития, когда их окружение массово и почти синхронно косячит. Еще один кризис, который необходимо преодолеть каждому, чтобы продолжить развитие. Так что вопрос не праздный. Нас всех это касается.
W так и не преодолел этот кризисный рубеж. Он все время начинал бизнес с нуля, но сохранял старые связи. К ним добавлялись новые связи, которые были ничуть не лучше. Соответственно росло и число накосячивших.
Кл.: На самом деле, не удивляюсь я их косякам. Я сам откладываю серьезный разбор полетов до последнего. Причину Вы уже знаете.
А.: Главное, что теперь вы тоже знаете причину. Озвучьте ее.
Кл.: Вместо списка конкретных претензий в голове – шум, усталость, внутренняя борьба. Не хватало щелчка.
А.: Сейчас вы уже не используете метроном?
Кл.: Мне достаточно мысленно щелкнуть. И – бодрость, собранность.
А.: Хорошо. Что планируете делать дальше?
Кл.: Конкретные меры. Я уволю еще многих людей. В том числе из своей семьи и жизни.
А.: Вот и хорошо. Тогда рекомендую начать массовое увольнение с меня. Если будет потребность, приходите. Но сейчас вам не нужны ни аналитик, ни метроном. Исходная проблема с перепадами настроения и вспышками гнева решена, не так ли?
Кл.: А, это… Я и забыл. Гнева нет, есть злость.
А.: В чем разница?
Кл.: Гнев мешал. Злость помогает решать вопросы и расчищать плацдарм. Гнев был вспышками. Зол я в последние дни постоянно. Это приятная злость. Даже не злость… Бодрость. Собранность.
А.: Мысленный щелчок?
Кл.: Так точно.
А.: Что и требовалось доказать. Вы управляете своей психикой лучше многих. А значит, Вы уже победили. Поздравляю вас с тотальной победой.
Кл.: (уже стоя на пороге в верхней одежде и головном уборе) А вы уверены, что победа будет именно тотальной?
А.: Конечно. Тотальная война обещает тотальную победу. Главное, пленных не брать.
Кл.: (отдавая честь) Есть пленных не брать!
АнтрактСтанционный подсматриватель
Томная соседка по купе.
Но нет. Никак нельзя.
Тысяча резонов не велят.
Согнись, уткнись в окно.
Важное в потемках
что-нибудь увидишь там.
Хотя скорее проглядишь.
Да вот уже и проглядел.
Спецпоезд Мурманск – Москва, пломбированный вагон
Январь, 2020
– Путешествия заставляют особенно остро чувствовать время. Двухдневный визит на Родину кажется бесконечно долгим. Но вот щелчок, и ты снова в дороге: посреди бушующего океана, над свинцовыми тучами или в поезде. И твой дом номер четыре по Зоопарковой улице теряется где-то в туманной низине безвременья. Пока ты пытаешься отдохнуть от войн, охоты и революций, отдых кажется бесконечным, распластанным во времени. Но как только поезд начинает свой бег по железной дороге, время сжимается для тебя в здесь и сейчас. И эта сингулярность настоящего, невыносимо жуткая в своей тотальности, не отпускающая ни на миг, и является только подлинной жизнью, когда ты никуда не денешься от самого себя, не сбежишь из пломбированного вагона. У тебя нет ни прошлого, ни будущего, ибо их сожрало это настоящее, затянуло в себя подобно черной дыре. С этим состоянием сравнится лишь встреча рассвета после плодотворной ночи. Да нет, и она не сравнится. Или радость возвращения? Но нет, и она не сравнится. Та радость быстро улетучивается, сменяясь понимаем, что история стирает не только сюжеты и лица, но даже декорации, на фоне которых разворачивались события прошлого. Время не щадит актеров – это понятно. Но оно не щадит и сцену. Некоторые актеры еще живы и рады бы освежить старый спектакль, и собираются они вместе, и приходят в свой окутанный туманом театр. А вместо сцены обнаруживают пустоту, загримированную под новые декорации. Но это не их декорации. Это для других, новых актеров, с которыми судьба нас уже не сведет. А зрители? Они тоже приходят, поддержать своих любимых актеров. Но время не щадит и зрителей.
Спецпоезд Мурманск – Москва уже два часа заставлял рельсы подпевать бурану, а Лера все не решалась заговорить с попутчиками. Лицо одного было спрятано за патлами темно-каштановых волос, поэтому непонятно было: спит он или бодрствует. Второй покуривал сигару, нарушая сакральное табу российских поездов, и разговаривал со своим отражением в оконном стекле. Зеркальный собеседник задумчиво кивал и понимающе смотрел на рассказчика.
Чем гуще была тьма снаружи, тем чаще любитель путешествий и монологов замолкал, дымил, прислушивался к подвыванию умирающей вьюги, высматривал кого-то посреди снежных полей, бескрайних и пустых. Вскоре появились первые лесопосадки, их сменили природные перелески. Когда же к железной дороге угрожающе подступили скелеты вековых лиственных и призраки столетних хвойных, занервничал даже молодой шатен. Он то и дело прилипал к стеклу, поглядывая в сторону условного противника сквозь маскировочную сеть густых прядей.
Поезд едва заметно замедлил ход.
Лохматый о чем-то испуганно спросил своего старшего спутника. Лера разобрала только grau – серый.
– Морисик, где твои манеры? – деланно возмутился курильщик. – Говори по-русски, чтобы фройляйн нас понимала.
– Накосячил, майн герр! Мы скоро залогинимся на серой станции. Можем порофлить с локальных мемов, – вихрастый говорил с акцентом, но довольно бегло. Язык он учил, сидя в чат-рулетках и молодежных пабликах.
«Я и по-русски вас двоих не понимаю», – хотела съязвить фройляйн.
– Смотрите в окно внимательней, если не хотите пропустить неуловимое движение за деревьями, – предупредил герр. – Наш поезд сопровождают.
Кому бы это могло понадобиться? Сопровождать поезд. Лера представила деревенского старика в бурке и ушанке, мчащегося с шашкой наголо на худой кобыле. Но безобидный образ растворился, уступая место кому-то несуразному, лохматому, с копытами и вывернутыми коленями, с желтыми глазищами на выкате. Вместо легкой ухмылки губы непроизвольно вытянулись в тревожную трубочку.
– Когда-то мы с вашим фатером вместе работали над проблемой таких вот бегунов-сопровождающих.
– Что значит работали?!
– Ну как бы вам объяснить. Пытались намазать свои знания на хлеб насущный.
– Кто же вы по профессии? – удивление победило природную скромность.