— Я очень скучала, Дэвид.
И эти слова шли из самого сердца!
С того вечера, который, кстати, закончился очередным сводящим с ума поцелуем и долгими часами разговоров, жизнь полетела будто облака перед грозой. Вроде бы не изменилось ничего, но в то же время изменилось все. В первую очередь мое ощущение себя. Не знаю, когда это произошло, в какой именно момент, но я поняла, что Дэвида стала чувствовать как продолжение самой себя. Я точно знала, когда он уходит из дома, даже если не видела этого. Чувствовала его возвращение за несколько мгновений до того, как он заходил в дом. Какие-то неведомые силы подсказывали мне его настроение, даже если мужчина скрывался за непроницаемой маской равнодушия палача. Знала, когда он заходит в комнату, научилась читать его желания по тому, как он двигается, и это пугало. До немого крика, до сжатых в кулаки пальцев, до искусанных в кровь губ. Чего я так боялась? Потерять себя. Я чувствовала, что влюбляюсь, что Дэвид становится слишком важным для меня, важнее всего, что до этого было в моей жизни. Важнее сути ведьмы. И вот последнее меня отрезвляло.
Я видела, чувствовала, что тоже небезразлична молодому мужчине. Сложно было не видеть. В каждой едва уловимой улыбке, адресованной мне, в каждом взгляде, мимолетном касании и крепких объятиях. В прикосновениях случайных и специальных. Украдкой сорванных поцелуях и в тех, которые лишали воздуха и заставляли забыть обо всем на свете. Да, я была небезразлична Палачу, но и дальше он не заходил. В его глазах все так же горел огонь желания, а поцелуи были жадными, но каждый вечер мы проводили вдвоем то читая друг другу книги, то делясь какими-то историями, иногда выдуманными, а иногда и личными. Мы долго целовались в коридоре между нашими спальнями, и тогда не только губы, но и руки мужчины не знали стыда, но дальше… Дальше мы расходились каждый в свою комнату. Ночи были длинными, сны беспокойными, а мысли нерадостными. Все чаще звучали вопросы. И все реже я на них отвечала правдиво.
— Кайлин, кто тебя научил разбираться в травах?
— Кайлин, откуда столько интересных рецептов в твоей поварской книге?
— Кайлин, ты говорила, что животные тебя слушают, но разве это возможно?
— Кайлин, почему люди тебе доверяют свое здоровье? Кто-то же был первым.
— Кайлин, как ты к этому пришла…
Кайлин, Кайлин, Кайлин… Что я могла ему ответить? Что моя бабушка была ведьмой? И мама, и тетка, и мама моей бабушки? Что мужей ни у кого их них не было, потому что не каждый мужчина выдержит жить с женщиной, которая о других часто думает больше, чем о себе? Что книгу писало не одно поколение женщин моей семьи и там зашифрованного гораздо больше, чем кажется? Я не могла об этом рассказать, как и о том, откуда люди узнали обо мне.
Да и как рассказать о том, что ко мне первого клиента привела старая ведьма, которая уже была не в состоянии вливать силу в свои лекарства, а тому бандиту нужна была помощь, так как дыра в боку не способствовала хорошему здоровью. Как не могла сказать и того, что его, через несколько месяцев уже совершенно здорового, казнил палач. В один день с той старухой. Если вспомнить, сколько лет назад это произошло, то может статься, что сделал это мой палач. Хотя, может быть, и нет, ведь я… Я ничего о нем не знала!
Да я уже почти влюбилась в Дэвида, а он как минимум очень хотел меня, но доверия между нами не было. Ни с моей стороны, ни с его. Странно жить с мужчиной, о котором ты знаешь только то, что он работает палачом и имя. Только имя. Ни прошлого, ни настоящего, ни планов на будущее… Ни принадлежности к роду!
Доверие было тем, что заставляло нас держать себя и свои желания в узде. Я нашла успокоение в своей работе. Люди наконец-то поняли, что хотят они того или нет, но живу я у Палача, Джон сам виноват в своих бедах, а им придется как-то с этим смириться, если хотят как и раньше лечиться, не теряя при этом всего своего заработка. Я никогда не отказывала в помощи, часто лечила даром, или же со мной могли расплатиться продуктами и мне этого хватало. Поэтому постепенно моя жизнь в доме Палача наладилась. Кто-то с опаской, другой с сомнением, третий с поджатыми губами, но ко мне снова потек ручеек нуждающихся в помощи и моя ведьмина сущность звенела от радости. Я все чаще начала уходить в лес за травами и больше проводить времени на кухне перебирая, промывая, нарезая, вываривая и делая заготовки, чтобы в момент, когда Дэвид уходил из дома в башню, быстро сделать лекарства и мази, вливая свою силу. Он видел, что для меня это важно, и не мешал. Стоило мне только загреметь на кухне вечером посудой и зашуршать травой, как у него находились свои дела. Под руку он не лез. И это было здорово. Он даже не стал комментировать, что у его дома теперь постоянно ошиваются люди из простых. И иногда они приходят не только днем, когда Палач несет свою службу, но и вечером. А пару раз бывало, что приходили и ночью. В такие моменты он только вздыхал и шел сам открывать дверь, чтобы потом стоять в полутемном проеме гостиной и следить, чтобы меня никто не обидел.
Так случилось и прошлой ночью, прерывая наш разговор в гостиной, где мы неожиданно засиделись у камина в уютной тишине. Дэвид снова, в первый раз с того памятного вечера, сидел на полу у моего кресла и медленно перебирал пальчики на моей руке, в то время как второй рукой, не задумываясь о своих действиях, я рисовала узоры на его широком плече.
— Кайлин, — его тихий голос, наполненной какой-то потаенной грустью, привлек мое внимание, — скажи, что заставляет тебя оставаться здесь.
— Здесь? — не совсем поняла вопрос, после того как меня выдернули из мыслей.
— В моем доме… Со мной.
Мне хотелось отшутиться, а главное, я бы могла это сделать. Вот только тон, заданный Палачом, не располагал к шуткам. Я чувствовала, что ему действительно важно знать ответ. Вот только понять, почему он спрашивает об этом, не получалось. Суть вопроса ускользала от меня.
— Почему вдруг ты решил об этом спросить? — в наших странных отношениях за последние недели звучало столько лжи с моей стороны именно в ответах на вопросы, что когда могла, я старалась ее избегать. Только сейчас, чтобы не соврать, мне необходимо было понять.
— Я вижу, что тебе тут спокойно, — плечи под моей рукой приподнялись и опали, — но также я понимаю, что в своем маленьком домике рядом с лесом тебе было бы так же спокойно. А главное, ты не пропала бы там. Ты жила одна до нашей встречи и могла бы и дальше жить. Своей жизнью, привычной, спокойной размеренной. Тебе не пришлось бы портить, а потом восстанавливать отношения со своими знакомыми. Я раньше не понимал, а теперь вижу, тебе действительно важно помогать им. Ты вся светишься, когда занята своим делом. Когда к тебе приходят с ранами, болью, даже бессонницей и потом благодарят за помощь, вспыхиваешь вся внутренним светом и потом ходишь еще не один день счастливая. Вот я и спрашиваю. Почему ты здесь? Джон давно сидит, его жена не пытается тебе насолить, отомстить за него никто больше не рвется. Твой дом регулярно проверяют и там все спокойно, хотя я уверен, что ты и сама об этом знаешь. Так почему, Кайлин?
Почему… Очень хороший вопрос. Ведь он прав во всем. Я давно уже могла вернуться к себе домой. Вот только… Я могла жить как раньше, но хотела ли? Хотелось ли мне оставлять Дэвида одного в его доме? Знать, что пройдет месяц, два, три, и снова тут будет пахнуть одиночеством и пылью. На места вернутся чехлы для мебели, а такую уютную сейчас гостиную снова заполнят грязные тарелки. Но даже не в этом дело. Сейчас спать в удобной кровати и знать что там, за дверью своей спальни, так же, как и я, ворочается Дэвид, было сложно. Казалось, что все это неправильно и он слишком далеко. Смогу ли я спать спокойно в своем домике и быть еще дальше. Не видеть его по утрам. Не встречать с работы вечерами. А что потом? Однажды встретить его случайно на улице Кронта и… Что? Сделать вид, что мы не знакомы? Пройти мимо? Снова увидеть его безразличный взгляд, только теперь обращенный на меня?! Я боялась довериться ему и открыться, боялась допустить мимолетную связь, зная, что потеряю себя окончательно. Растворюсь в своих чувствах к этому мужчине. Но совсем отказаться от него? Нет, этого я не могла сделать тем более. Пусть так, пусть не совсем мой, но рядом. Пока есть надежда и крошечный шанс быть рядом, я не могла просто взять и уйти от него.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — это, наверное, было самое важное. Вопрос, ответ на который мог бы изменить если не все, то многое. И если Палач скажет, что я здесь лишняя…
Додумать мысль я не успела, на моем запястья сомкнулся капкан из пальцев Дэвида. Ладонь он прижал к своей щеке и твердо ответил:
— Нет!
На несколько минут в комнате повисла тяжелая тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине да нашим дыханием.
— Нет, Кайлин, я не хочу, чтобы ты уходила. Не хочу…
— А чего ты хочешь, Дэвид?
Да, я все еще не ответила на его вопрос и, наверное, задавать свои было нечестно, но я чувствовала, что этот разговор правильный. Он нужен нам обоим и поэтому продолжала спрашивать.
— Обними меня, — не поворачивая головы, Палач несильно потянул меня за руку, а когда я обвила его шею уже двумя руками и прижалась лбом к его виску, он глубоко вздохнул, расслабляясь.
В том, как он удерживал мои руки, как прикрыл веки и едва заметно потерся головой, мне открылась странная, почти невозможная правда. Мой Палач, а что бы он там себе ни выдумывал, он давно был моим, как и я его, боялся. Боялся не меньше моего, и его страх так же сдерживал его желания. Кто бы мог подумать, что сильный, независимый мужчина. Гроза всех преступников и ведьм, тот, кем пугают маленьких детей всего королевства, тоже мог бояться. И, кажется, боялся он не чего-нибудь, а одиночества.
— Да, я могу уйти, ты прав, — обняв чуточку крепче, начала говорить, — могу вернуться в свой дом и жить как и раньше. Помогать жителям города и, наверное, даже быть счастливой. Но не хочу.