Она рассмеялась.
— В таком случае, я просто Аманда. Рада познакомиться с вами, Патрик.
— И я рад, — искренне отозвался я. Какое-то время мы ехали молча. Я исподтишка разглядывал ее лицо. На ее губах играла легкая солнечная улыбка, а глаза были мечтательно затуманены предвкушением скорой встречи с домом, с родными и друзьями. Интересно, сколько из них было во вчерашней толпе линчевателей?
— Вчера была гроза? — вдруг спросила девушка. Я вздрогнул от неожиданности.
— Что?
Она взмахнула рукой, указывая на склон холма справа от дороги. Между деревьями можно было различить силуэт обугленного сруба, над которым еще вились сизоватые струйки дыма.
— Это заброшенная хижина мистера Паркера. Смотрите, сгорела совсем недавно. В нее ударила молния?
Я молча покачал головой.
— Как странно… — протянула она. — Ведь там никто не жил, почему же она тогда сгорела?
Я не ответил. Мы проехали еще немного вперед, и когда пепелище показалось из-за деревьев целиком, она вскрикнула и прижала ладони ко рту.
— Смотрите! Там… там… Какой ужас!
Я проследил за ее взглядом и, к своему изумлению, увидел, что на ветке сосны, растущей в дюжине ярдов перед тем, что когда-то было моим домом, болтается человеческое тело. Я вытаращил глаза. Первой моей мыслью было, что добрые горожане Солти-Спрингса умудрились вздернуть вместо меня какого-то некстати подвернувшегося бедолагу. Но уже в следующее мгновение я сообразил, в чем дело, и рассмеялся:
— Не переживайте так, мэм. Это же просто чучело!
— Чу… чучело? — глухо переспросила она.
— Ну да. Просто рубашка и брюки, набитые соломой. И куль тряпок вместо головы. Знаете, так иногда делают, когда хотят… намекнуть человеку, что он неправ.
Она неверяще смотрела мне в лицо огромными глазами.
— И вы находите это смешным? Это… по-вашему, забавная шутка? Шутить, угрожая убийством — мерзким, жестоким, трусливым убийством?
— Леди, вы ведь не знаете, что натворил этот человек, — примирительно произнес я. — Вполне может быть, что он это заслужил.
— Заслужил? Какой-нибудь несчастный скваттер, вся вина которого в том, что он поселился на ничейной земле? Как вы можете так говорить? Как вы можете!
Она говорила с жаром, и в красивых серых глазах сверкали самые настоящие молнии. Я кашлянул.
— Но это был не скваттер, мэм. И уверяю вас, вашего заступничества он не стоит.
— Вот как? — Если бы взгляды могли испепелять, от меня бы осталась лишь жалкая кучка золы.
— Да. Если бы вы знали, о ком идет речь, вы бы…
— Какая разница, о ком! Да будь это хоть сам Финнеган, все равно суд Линча — это мерзко, подло, отвратительно! И вы защищаете этих людей! Признайтесь честно — вы один из них? Вы помогали жечь дом, вешать эту омерзительную куклу? Вы были там, верно?
Я опешил.
— Нет, мэм, уверяю вас, вы ошибаетесь! Я не имею к этому никакого отношения. То есть… не то чтобы совсем никакого… Я там действительно был. Но…
— Вы были там, — с невыразимым отвращением и презрением произнесла девушка. — И вы еще пытаетесь оправдываться. Вы омерзительны. Дайте сюда повод! Мне противно находиться рядом с вами.
Она сделала попытку вырвать поводья своей лошадки у меня из рук.
— Погодите, леди. Смотрите, она опять начинает нервничать. Вы не удержите ее от галопа.
— Немедленно отдайте повод!
— Убери от нее руки, Финнеган!
Я вихрем обернулся на оклик, успев заметить, как потрясенно распахиваются серые глаза девушки и как гнев в них сменяется совсем детским испугом. Меня держал на мушке тот самый парень, что взял первый приз на состязаниях по стрельбе, — Пит Льюис. Позади него маячило еще несколько всадников, и я мысленно чертыхнулся, проклиная собственную беспечность. Как можно было подпустить их так близко!
Льюис был единственным, кто держал оружие наизготовку — остальные, судя по всему, опасались задеть девушку. Его лицо было бледным от бешенства, а губы сжались в тонкую нитку и слегка подрагивали, и я понял, что в таком состоянии этот парень при всем своем мастерстве попадет куда угодно, только не туда, куда целится. Крутанувшись в седле, я хорошенько стегнул хлыстом рыжую кобылу: даже если ее хозяйке придется еще разок полетать с седла, по крайней мере, она не окажется на пути у шальной пули. Кобыла припустила галопом, и лицо Льюиса осветилось хищной радостью.
— Получи, Финнеган! — ликующе выкрикнул он, нажимая на спуск.
— Безмозглый щенок! — рявкнул я, выдергивая револьвер, и мои слова оказались заглушены грохотом сразу двух выстрелов. Мой прозвучал на долю секунды раньше и сбил ему прицел: пуля Льюиса просвистела рядом с моим ухом, а сам он со стоном схватился за правое плечо.
— Питер! — раздался отчаянный женский крик. — Питер Льюис!
Рыжая молния мелькнула перед моими глазами — Аманда во весь опор подлетела к раненому юноше и обняла его, закрывая собой от пуль. Я опустил револьвер. Эти двое голубков перегородили линию выстрела остальному отряду, и я, решив не испытывать судьбу дальше, развернул коня и как следует всадил шпоры в его бока.
Если бы подо мной была моя Сэнди, я бы оторвался от преследователей за считанные минуты. Но чубарый, заурядный по всем статьям конь, сильно уступал в скорости их первоклассным верховым лошадям, и когда изначальное замешательство прошло, они стали быстро меня нагонять. Пули с противным повизгивающим жужжанием проносились в неприятной близости от моей головы. Я сделал пару выстрелов через плечо наугад, без особого эффекта, и сосредоточился на том, чтобы не дать им взять меня в клещи. Местность здесь была неровная, и это играло мне на руку. Я лавировал, петляя как заяц между крупными валунами, густыми переплетениями ивовых кустов, узкими глубокими оврагами и ежесекундно ожидая, что чубарый споткнется и полетит на землю, но стук копыт за спиной, лишь иногда немного приотставая, вскоре вновь нагонял меня, постепенно сокращая расстояние. Очередная пуля расплющилась о камень в двух футах от моей головы, и мне в лицо брызнуло мелкой гранитной крошкой. Я понял, что добраться до леса раньше, чем меня изрешетят, я не успею.
Я повернул чубарого вправо, туда, где виднелось просторное открытое место — широкий и ровный луг. Чубарый пошел немного резвее, зато лошади преследователей словно отрастили крылья. Я понимал, что через какие-то секунды они нагонят меня, но приходилось рискнуть — в запасе у меня оставался только старый трюк, который я когда-то очень давно пробовал с Сэнди. Удостоверившись, что впереди нет никаких препятствий, которые могли бы заставить чубарого отклониться от прямой или сбиться с такта, я намотал поводья на рожок и крутанулся в седле, разворачиваясь лицом к хвосту.
Чубарый даже ухом не повел, как будто на нем каждый день ездили задом наперед. Я удовлетворенно хмыкнул — теперь противник был у меня как на ладони. Приноровившись к ходу коня — галоп у чубарого был если и не особо резвый, то, по крайней мере, очень ровный, — я сделал два быстрых выстрела подряд, отбивая курок левой рукой. Сразу двое из преследователей лишились шляп, а с ними и интереса к продолжению погони. Третий вырвался было вперед, но увидев, как я опять вскидываю револьвер и беру на прицел уже лично его, резко натянул повод. Коротко рассмеявшись, я выстрелил снова, на этот раз в землю прямо под ногами его коня, выбив фонтанчик пыли. Конь встал на свечку, молотя воздух копытами, его всадник не без труда удержался в седле, выронив при этом винтовку. Это оказалось последней каплей — отряд дрогнул, смял движение и начал разворачивать лошадей. Удостоверившись, что преследователи в полном составе обратились в бегство, я повернулся в седле и натянул повод, переводя чубарого на рысь, а затем и на шаг. Его бока, влажные от пота, ходили ходуном. Я подался вперед, привстав в стременах, и одобрительно похлопал его по шее.
— С боевым крещением тебя, дружище. Теперь ты настоящий разбойничий конь. То ли еще будет!
О том, что происходило в это время в оставленном мной Солти-Спрингсе, я узнал значительно позже.
Глава 5 (ч.1)
В доме шерифа Брауна утро началось неспокойно: глава семейства весьма резко и с вызовом осведомлялся, почему это он не может покинуть постель и кто, черт побери, смеет ему указывать. Миссис Браун, мудрая и опытная женщина, никогда не перечившая мужу прямо, в этот раз проявила алмазную твердость характера и призвала на помощь доктора Коллинса, апеллировав к его ученому мнению. Доктор оказался еще более непреклонен.
— Мистер Браун, я категорически запрещаю вам вставать еще самое меньшее неделю. В противном случае я снимаю с себя всю ответственность за ваше здоровье. Вы, похоже, не осознаете, что находились между жизнью и смертью и лишь по счастливой случайности…
Шериф выругался, благоразумно понизив голос: терпение миссис Браун, находившейся в соседней комнате, было далеко не безграничным.
— Между жизнью и смертью?! Дьявол вас побери, док, да что вы такое несете! Вы же сами сказали, что пуля не задела легкое! Ничего не задела! Пустячная царапина, которых я повидал сотни в свое время! И из-за такой вот ерунды вы сажаете меня под домашний арест, будь он проклят!
— Мистер Браун, прошу вас, будьте благоразумны. Вы потеряли огромное количество крови, это просто чудо, что вы остались живы. Вам требуется длительное и тщательное восстановление, усиленное питание, крепкий здоровый сон и, самое главное, — абсолютный покой. Помимо огнестрельного ранения, вы также пережили сотрясение мозга средней степени тяжести; кроме того, я подозреваю перелом левого плеча. Вы уже не юноша, мистер Браун, в вашем возрасте следует осмотрительней относиться к собственному здоровью.
— Абсолютный покой? Черт побери, доктор, вам не кажется, что вы хватили лишку с этим покоем? Все занавески задернуты, домашние ходят на цыпочках и разговаривают исключительно шепотом. Мне не хватает только свечки в изголовье да медяков на глазах. Я еще жив, черт побери!
В доказательство этого шериф приподнялся на подушках, но тут же упал обратно. Его лицо посерело от боли, на лбу выступили мелкие бисеринки пота. Доктор дипломатично сделал вид, что ничего не заметил.