агона на рельсы. Сейчас удержаться после приземления будет значительно сложней, а значит, мой единственный шанс состоит в том, чтобы успеть спрыгнуть, когда подо мной будет проходит тендер с углем. Я вздохнул. Почему-то стало грустно, что я так и не узнал имени девушки из игрушечного домика с розами.
Через полчаса я услышал гулкий рокот мчащегося поезда, а сразу вслед за этим и увидел столб дыма, быстро приближающийся к моему убежищу. Я слез на карниз и распластался по скальной стене, стараясь слиться с ней — мне вовсе не нужно было, чтобы меня заметили. Уже через несколько минут показался паровоз. Как я и рассчитывал, машинист сбросил скорость перед поворотом, и я, подобравшись, приготовился прыгать. Паровоз прошел подо мной, обдав меня клубами густого белого дыма, и я, уже практически оттолкнувшись от скалы, в последнюю долю секунды успел увидеть, что тендер наполнен не углем, а дровами, приземлиться на которые, не переломав ног, было невозможно.
Невероятным напряжением мышц удержавшись на узком скальном уступе, я выругался так богохульственно, что Пастора Донахью хватил бы удар на месте. Паровоз на дровах, словно на дворе стоят времена гражданской войны Севера с Югом! Они тут за эти десять лет совсем с ума посходили, что ли? Но раздумывать было некогда — еще немного, и поезд пройдет мимо меня. Повернувшись левым боком к скале, я изо всех сил оттолкнулся и прыгнул вправо и вперед, по ходу его движения.
Крыша вагона спружинила под ногами, я упал набок и покатился, чудом успел ухватиться за чугунную трубу вагонной печки — к счастью, холодную по летнему времени, — кое-как удержался на краю, дрыгнул повисшей в воздухе правой ногой, подтянулся на руках и наконец выпрямился во весь рост на крыше вагона. Поезд уже миновал поворот и теперь постепенно набирал скорость. Следовало поторапливаться. Я побежал по крышам, перепрыгивая с вагона на вагон — пассажирские, багажный, почтовый, красный служебный вагон поездной бригады, — перебрался через тендер с дровами и нырнул в будку паровоза.
Машинист и кочегар уставились на меня, словно на привидение, приоткрыв рты. Впереди уже маячило ущелье Рейвен-Крика, и времени на светские беседы не оставалось.
— Остановите поезд! — рявкнул я. — Мост заминирован! Тормозите!
Глава 8 (ч.1)
Даже под слоем сажи, покрывавшей их лица, было видно, как оба резко побледнели. Машинист потянул на себя рукоять регулятора [1], сбавляя пар, пронзительно завизжали воздушные тормоза [2], поезд начал замедлять ход и в конце концов остановился — меньше чем в миле перед мостом, далеко проскочив полустанок с красным зданием станционной конторы. Я перевел дыхание и вытер пот со лба.
— Финнеган, — угрюмо констатировал наконец машинист, исподлобья глядя на меня. — Не стреляй.
— Я и не собирался, — огрызнулся я, запоздало сообразив, как все это должно выглядеть со стороны. — Мост действительно заминирован. Не мной.
Они не поверили, это было ясно как день. А я понял, что не знаю, что делать дальше. Все мои мысли были о том, чтобы остановить поезд раньше, чем произойдет взрыв. Это мне удалось, но бомба с моста никуда не делась, и Донахью со своими людьми по-прежнему был где-то рядом. А машинист и кочегар следили за каждым моим движением, и я понимал, что если они вдвоем решат меня скрутить, то в тесноте паровозной будки у меня не будет ни малейшего шанса.
Но старая репутация чего-то да стоила — они не спешили нападать, даже несмотря на то, что кольт из кобуры я не вынимал. Пока я раздумывал, как бы покороче и поубедительней донести до них, что происходит, сзади послышалось движение. Со стороны служебного вагона кто-то пробирался к паровозу по узкой подножке, идущей вдоль основания тендера. Я поморщился. Меньше всего мне хотелось сейчас разбираться еще и с каким-нибудь шестифутовым громилой-кондуктором — а ребят более деликатного телосложения на такую работу никогда не брали.
— Что происходит, почему мы остановились? — бодро поинтересовался визитер, против ожидания оказавшийся тощим и гибким парнем ростом не более пяти футов и десяти дюймов. Он ловко проскользнул в будку, хотя в ней и втроем-то было тесновато, и я с изумлением узнал в нем своего знакомого, молодого репортера из Нью-Джерси. Он был в том же самом клетчатом костюме, и на шее у него все так же болтался фотоаппарат в коричневом кожаном чехле.
— Ограбление, мистер Дженкинс, — мрачно отозвался машинист, кивая на меня. — Это Финнеган, знаменитый бандит. Хотите взять у него интервью?
Цепкий, умный взгляд журналиста впился мне в лицо. Рыжие искорки в его глазах горели профессиональным азартом.
— Я уже брал у него интервью, мистер Эпплуайт. Вы в самом деле решили ограбить поезд, маршал?
— Нет. Наоборот. — Я немного приободрился. — Послушайте, Дженкинс, скажите им, может, вам они поверят. Банда Донахью заминировала мост. Я узнал об этом случайно. Пытался предупредить Доусон телеграммой, но поезд вышел на четыре минуты раньше расписания. Пришлось действовать по обстоятельствам.
Машинист и кочегар повернулись к Дженкинсу с одинаковым возмущением.
— Маршал! Финнеган — маршал? — взорвался наконец кочегар. — Да вас просто разыграли, мистер, как последнего простофилю! Он у нас большой шутник, этот Финнеган! Хватило же наглости — дать интервью приезжему газетчику и назваться маршалом!
Дженкинс уверенно покачал головой.
— Нет. Будьте покойны, мистер Доббс, я проверил каждое его слово. Он действительно помощник федерального маршала. Это подтвердили Вашингтон и судебный округ.
— Тогда где его значок?
Все трое уставились на меня: Дженкинс вопросительно, машинист и кочегар — воинственно-вызывающе.
— Отстегнулся, — буркнул я, впервые за две недели жалея, что расстался с этой никчемной никелированной побрякушкой.
Железнодорожники пренебрежительно фыркнули, но Дженкинс кивнул с серьезным видом.
— Но документы у вас, конечно же, остались, маршал?
Я с трудом удержался, чтобы не приоткрыть глуповато рот. Я совсем об этом не подумал.
— Ну да, — сказал я наконец. — Конечно.
Я вытащил портмоне и извлек оттуда два сложенных листка. Дженкинс развернул их, пробежал быстрым взглядом и передал машинисту. Тот вытащил из нагрудного кармана очки, нацепил на нос и начал внимательно изучать обе бумажки.
— Донахью, — напомнил Дженкинс. — Вы имеете в виду Питера Джеймса Донахью по прозвищу «Пастор»?
— Не знал, что у него есть второе имя. Но да, это он. Они планировали взорвать мост под поездом и забрать груз банковского золота из почтового вагона. Кроме Донахью, в банде еще три человека.
— Ну, это немного, — бодро отозвался Дженкинс и, протиснувшись мимо меня к правой двери, выпрыгнул наружу. Сняв крышку с объектива, он выдвинул «гармошку» фотоаппарата и приник к окуляру. Я успел заметить, как за валунами рядом с ущельем солнце блеснуло на отполированном до блеска металле и, не раздумывая, толкнул его в спину. Дженкинс растянулся на земле, а пуля ударила в стенку паровоза дюймах в десяти от того места, где только что находилась его голова.
Обычно гражданские, оказавшись в подобной ситуации, бестолково застывают на месте, хлопая глазами и пытаясь сообразить, что произошло. Но реакция юного репортера была мгновенной: перекатившись набок, он ужом скользнул под паровоз, под прикрытие колеса, пробрался под днищем и вынырнул с другой стороны, не потеряв при этом ни фотоаппарата, ни кепи, ни бодрого расположения духа.
— Может быть, и немного, но вполне достаточно, чтобы получить пулю в лоб, мистер Дженкинс, — сообщил я ему, аккуратно вынимая из пальцев ошарашенного машиниста свои документы и убирая их обратно в портмоне. — Мистер Эпплуайт, пошлите кого-нибудь из кондукторов, пусть предупредят пассажиров, чтобы не высовывались наружу. Эти ребята будут стрелять по любому, кого увидят.
Машинист поколебался, но кивнул и, выбравшись из будки с левой стороны, так, чтобы поезд находился между ним и стрелками, направился к служебному вагону. А Дженкинс, убедившись, что фотоаппарат не пострадал, с любопытством уставился на меня.
— Зачем им это? Ведь ограбление все равно сорвалось. Вы думаете, они попытаются штурмовать вагон с золотом?
— Нет, это исключено. Их слишком мало. Почтовый вагон — это настоящая крепость, бронированная и с бойницами со всех сторон. Внутри вооруженные экспедиторы, которые с легкостью перестреляют целую роту, прежде чем она хотя бы приблизится к двери. Именно поэтому Донахью решил пустить под откос весь поезд — после взрыва и падения с высоты ущелья в живых там не осталось бы никого. Ограбление сорвалось, это верно.
— В этом случае логичней всего для них было бы удрать как можно скорее, разве нет? Зачем же оставаться на месте и стрелять?
— Потому что они сами себя загнали в ловушку. Смотрите. — Я махнул рукой в сторону валунов, готовый придержать непоседливого репортера за шкирку, если тот попробует высунуться слишком далеко. — По мосту они уйти не могут — лошади по нему не пройдут. Ущелье тем более исключается, у него тут почти отвесные стены. Единственный путь отхода для них — вот здесь, вдоль железнодорожных путей. А здесь они будут у нас как на ладони, и мы сможем, укрываясь за поездом, перестрелять их, словно зайцев. Им остается только одно — дождаться ночи и попробовать уйти под покровом темноты. Разумеется, не дав нам послать кого-нибудь за подмогой.
Эпплуайт, который к этому времени уже вернулся к паровозу, слушал меня с возрастающим беспокойством.
— Но мы не можем оставаться здесь до ночи! У нас расписание, мы и так выбились из графика. Финнеган, если ты и впрямь маршал, ты обязан сделать что-нибудь!
— Угу. — Я вздохнул. — Как же хорошо было в тюрьме. Тихо, спокойно и кормят трижды в день. У поездной бригады есть какое-нибудь оружие, мистер Эпплуайт?
— Только у экспедиторов.
— Не пойдет. Они не могут покинуть свой вагон, да и к тому же от их дробовиков толку здесь будет мало. Нужны винтовки, хотя бы одна. Может быть, у кого-нибудь из пассажиров?