Внутри салуна было прохладно и безлюдно — добрые горожане Солти-Спрингса не имели обыкновения предаваться потреблению горячительных напитков с утра пораньше. Шериф хлопнул ладонью по звонку на барной стойке, из-за нее поднялся заспанный бармен, зевнул, пробормотал неразборчивое приветствие. Потом он разглядел меня, и его глаза выпучились.
— Браун, — пробормотал он дрожащим голосом. — Браун, это же… Это же Финнеган!
— Угу, — проворчал шериф. — Мне кофе и яичницу, Сайлас. И стаканчик виски.
— Мне то же самое, — добавил я. — Браун, ты ведь заплатишь за меня? Я арестован, а арестантов положено кормить за общественный счет. Тем более деньги ты у меня отобрал вместе со всем остальным.
Шериф скривился, но ответить не успел, потому что бармен, уже окончательно проснувшийся, с жаром проговорил:
— За счет заведения, мистер Финнеган! Все за счет заведения!
Расстегнуть наручники Браун, конечно же, и не подумал — завтракать мне пришлось со скованными руками. Повозившись с приборами, я понял, что имею гораздо больше шансов разбить тарелку, чем отправить в себя ее содержимое, отложил нож в сторону и взял вилку в правую руку. Стало немного попроще.
Шериф следил за моими злоключениями с сухой усмешкой.
— Казалось бы, за десять лет ты должен был освоить это искусство в совершенстве, Финнеган, — заметил он, и его помощники, прихлебывающие пиво у барной стойки, заухмылялись. Я промолчал. Бармен Сайлас укоризненно покачал рыжей головой.
— Ну зачем ты так, Браун? Ты сегодня на коне, он наоборот — разве обязательно пинать лежачего? Финнеган всегда был джентльменом, пожалуй, он вправе рассчитывать на то, чтобы с ним обходились соответственно.
— Спасибо, сэр, — сказал я. — Премного благодарен.
Шериф скривился еще сильней.
— Я бы посмотрел, как ты заговорил бы, Сайлас, если бы Финнеган не был закован в наручники. Стоит посадить волка на цепь и надеть ему намордник, как все начинают жалеть бедную зверушку, но почему-то никто не горит желанием гладить его по голове, когда он рыщет на свободе, режет скот и рвет глотки путникам! Ты первый поднял бы вой до небес, если бы прошел слух, что Финнеган вновь появился в нашей округе. Ты первый начал бы кричать, что шериф не выполняет свою работу! Финнеган, ты можешь шевелиться быстрей? Я не собираюсь торчать тут весь день.
— Все, все, Браун, я почти закончил. — Отправив в рот последние кусочки яичницы, я проглотил бурбон и встал из-за стола. — Веди, Макдуф.
— Кто? Финнеган, чертов ты ирландец, я с тобой пока что по-хорошему, но если ты настроен шутить шуточки, то я…
Я вздохнул.
— Ладно-ладно, Браун, я все понял. Молчу.
— То-то же, — торжествующе проворчал шериф, сделал знак своим помощникам, и я вслед за ними покинул «Последний глоток Финнегана».
Верный своему слову, шериф разместил меня в лучшей камере участка — правда, окна в ней не было, зато была койка, застеленная шерстяным одеялом поверх соломенного тюфяка, табурет, жестяной кувшин с водой и даже эмалированный тазик с куском мыла. Я растянулся на койке поверх одеяла, не снимая сапог, и протянул руку к табурету. На нем лежала пухлая засаленная библия карманного формата. Я раскрыл ее наугад и начал листать. Краем глаза я следил за шерифом через решетку камеры. Он сидел за письменным столом (малыш Томми не соврал — мой старый кольт действительно висел прямо над ним) и составлял опись моих вещей. Содержимое левой сумки заняло у него минут двадцать. Там было обычное мелкое барахло: бритвенный прибор, спички, кисет с табаком и бумагой, кусок мыла, складной нож и тому подобная ерунда. Закончив с ней, шериф аккуратно сложил все на место и открыл правую сумку. Я затаил дыхание. Шериф вынул портмоне, раскрыл его, достал из него купюры и переписал их номера, затем развернул свернутый вчетверо листок. По мере прочтения его лицо постепенно меняло цвет и к концу этого процесса сделалось похоже на спелую сливу. Отшвырнув от себя бумагу, он в ярости ударил кулаком по столу, потом свирепо уставился на меня. Я с преувеличенным интересом изучал вторую главу от Марка, делая вид, что полностью погружен в чтение. Шериф с полминуты сверлил меня подозрительным взглядом, потом подобрал отброшенный в сторону листок, еще раз пробежал его глазами, аккуратно сложил, убрал за пазуху и окликнул своего помощника, который мирно клевал носом в противоположном углу.
— Джейк, мне нужно отлучиться. Следи за ним в оба, если попробует выкинуть какой-нибудь фокус — стреляй прямо в голову, слышишь?
Долговязый Джейк выпрямился, нервно облизал губы и кивнул. Шериф задержался на пороге, чтобы бросить в мою сторону еще один прожигающий взгляд, и дверь за ним закрылась.
Помощник шерифа воспринял приказ начальства со всей серьезностью и подошел к его исполнению крайне ответственно. Выразилось это в том, что он подтащил свой стул на середину помещения, устроил дробовик у себя на коленях и взвел оба курка. Минут через пятнадцать я осознал, что перечитываю один и тот же стих, не понимая его смысла. Когда тебя держат на мушке — это вообще довольно неуютно, но когда в тебя целятся из дробовика, ощущения просто непередаваемые. Выстрел из кольта с нескольких шагов при известном везении дает неплохие шансы остаться в живых. Дробовик с того же расстояния превращает человека в кровавую кашу.
— Джейк, может быть, ты хотя бы уберешь палец со спускового крючка? — не выдержал я наконец. — Я закован в наручники, я за решеткой, у меня под рукой нет даже зубочистки. Неужели это обязательно?
Джейк торжествующе хмыкнул.
— Я знаю, что ты хитрый лис, Финнеган, но со мной эти штучки не пройдут. Предупреждаю, если твои дружки попробуют взять тюрьму штурмом, ты получишь в голову сразу из обоих стволов.
Я содрогнулся.
— Если тебя беспокоят мои воображаемые дружки, возьми лучше на прицел дверь, а? Она здесь одна, они точно не промахнутся мимо нее, если вдруг решат штурмовать тюрьму.
— Заткнись, Финнеган, — посоветовал Джейк, и мне ничего не оставалось, как последовать этому совету.
Шериф появился часа через полтора, мрачный, как грозовая туча. В правой руке он сжимал несколько листков бумаги, и я понял, почему он отсутствовал так долго: не удовлетворившись одной телеграммой, он потребовал подтверждения, а потом, видимо, сделал запрос еще по нескольким адресам и дожидался ответа. Мне стоило очень большого усилия проглотить злорадную ухмылку и сохранить равнодушное выражение лица.
— Ты свободен, Джейк, — угрюмо проговорил шериф, кивая своему помощнику. — Можешь взять выходной до завтра.
— Спасибо, босс, — с чувством сказал Джейк, снял курки со взвода и бережно поставил дробовик на подставку для оружия. — Не хотел бы я караулить Финнегана ночью. Нет, сэр, ни за что!
Он вышел наружу, а шериф, проводив его мрачным взглядом, достал из стола связку ключей и отпер дверь моей камеры. Я сел на койке и протянул к нему скованные руки, широко улыбаясь. На мгновение мне показалось, что сейчас он меня ударит, но он сдержался и склонился над моими запястьями, расстегивая наручники. Сунув их в карман, он буркнул что-то нечленораздельное и вышел из камеры.
— Прости, Браун, — окликнул я его задушевным тоном, — я не расслышал, что ты сказал?
Он сжал кулаки, глубоко втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы, беззвучно пошевелил губами, потом проговорил громко, в голос:
— Ты свободен, Финнеган. Забирай свои вещи и… и… И уматывай отсюда.
— Ах, вот оно что. Спасибо, Браун. Ты очень любезен.
Я неторопливо поднялся на ноги, отряхнул брюки от прилипших соломинок, пригладил ладонью волосы, потом вышел из камеры, прикрыв за собой дверь. Браун следил за мной с нескрываемым отвращением, и вид его перекошенной физиономии переполнял мою душу блаженством. Я придвинул стул для посетителей ближе к его столу, уселся поудобней, подтянул к себе чересседельные сумки и принялся проверять содержимое. Делал я это так медленно, как только мог, наслаждаясь каждой секундой и втайне надеясь, что Брауна от злости хватит удар. Он действительно был близок к этому, когда я начал у него на глазах тщательно пересчитывать деньги. Это было в высшей степени несправедливо с моей стороны: Браун, при всех его многочисленных недостатках, скорей сдох бы, чем прикоснулся к чужому. Я чувствовал себя так, будто плюнул старому законнику в лицо. Мне было очень, очень хорошо.
Снаружи послышались торопливые шаги, распахнулась дверь, и в помещение влетел мальчишка лет четырнадцати, крепкий, загорелый, одетый по-взрослому — в длинных штанах, заправленных в сапоги, клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами, расстегнутом жилете и сдвинутой на затылок шляпе.
— Па, это правда? — возбужденно выпалил он с порога. — Ты арестовал Финнегана? Ты снова арестовал Финнегана?
— Чистая правда, сынок, — благодушно отозвался я, подбирая со стола кобуру и застегивая ее на бедрах.
Следует отдать должное Брауну-младшему — реакция у него была что надо. Остолбенев лишь на пару секунд, он тут же пришел в себя и, ни мгновения не раздумывая, метнулся к подставке для ружей, на которой стоял дробовик Джейка.
— Лапы вверх, Финнеган! — срывающимся голосом выкрикнул он, взводя курки. — Па, забери у него револьвер!
— Удивительное семейное сходство, Браун, прими мои поздравления. — Я поднялся на ноги. — Особенно в манерах. Давай, мальчик, стреляй. Не дай бандиту сбежать. Стань героем. Ну же!
Мальчик смертельно побледнел и шагнул назад, поднимая ружье. Теперь его дуло смотрело мне точно в грудь. Я улыбнулся. Мной владела странная эйфория.
— Не вздумай выстрелить, Джо, — сквозь зубы бросил шериф. Он тоже был очень бледен. — Финнеган, чтоб ты сдох, какого черта ты подзуживаешь парня? Сядь на место, не дразни его. Джозеф Браун, немедленно положи оружие! Кто тебе разрешил брать его в руки?
Мальчик облизнул губы и перевел на отца отчаянный взгляд.
— Но па… Ведь Финнеган сбежит! Забери у него револьвер, па. Я держу его на мушке.
— Будет крайне забавно, Браун, если твой отпрыск уложит нас обоих, — заметил я. — «Держу на мушке», подумать только! Он вообще представляет себе, какой разброс дает дробовик с укороченным стволом?