Личная война Патрика Финнегана — страница 4 из 33

— Чтоб ты сдох, Финнеган, — с чувством повторил Браун.

— Я как никогда близок к этому, старина. Хочешь, попробую забрать у него ружье?

— Не вздумай!

— Я думал, ты хочешь, чтобы я сдох?

— Но не в моем же участке! — заорал вконец выведенный из себя шериф. — И не от рук моего сына! Джо, ты положишь ружье на место или нет, чертов неслух!

Мальчик заколебался, и дробовик в его руках начал опускаться. Я сделал два быстрых шага вперед и ударил ладонью по стволу, чтобы выстрел ушел в пол, но выстрела не последовало. Руки мальчика разжались, я без труда выдернул из них ружье, снял со взвода и поставил обратно на стойку.


— Я думал, он все-таки нажмет на спуск, — с сожалением заметил я. — Но он оказался умнее.

— Ну и мразь же ты, Финнеган, — устало сказал шериф. — Забирай свои вещи и проваливай.

— Провалю, когда захочу. Мне нужно сказать тебе пару слов, Браун, лучше наедине, но, впрочем, как знаешь. Особой тайны в этом нет.

Шериф тяжело вздохнул.

— Джо, выйди отсюда. Не мешай мне работать.

— Но па… Ведь Финнеган…

— Я не имею права задерживать его. Он не в розыске. Он не сбегал из тюрьмы. Он свободный человек.

— Ты хочешь сказать, губернатор помиловал его?

— Хуже. Его дело пересмотрено, с него сняты все обвинения.

— Это не может быть правдой!

— Это правда. Я запросил телеграфом столицу штата и судебный округ, и мне подтвердили. И то, что он оправдан, и насчет его полномочий.

— Полномочий?

— Патрик Финнеган, особо уполномоченный помощник федерального маршала1, — осклабился я, демонстрируя значок, пристегнутый к изнанке жилета. — Ты держал на мушке федерального служащего, сынок. Если бы ты спустил курок, карьера твоего отца закончилась бы очень, очень бесславным и унизительным образом. А теперь будь так добр, закрой дверь с той стороны. Мне нужно потолковать кое о чем с твоим стариком.

1 Служба федеральных маршалов США — (англ. US Marshals Service) правоохранительное ведомство федерального уровня, отвечающее за имплементацию судебных решений и поиск беглых преступников; исторически также за поддержание правопорядка на территориях, не имеющих локальных правоохранительных органов.

Глава 2 (ч.1)

Когда дверь за Брауном-младшим закрылась, я снова опустился на стул, достал из сумки кисет с табаком и папиросную бумагу, протянул шерифу. Тот покачал головой, я хмыкнул, выдернул себе листок и принялся сворачивать самокрутку. Браун угрюмо следил за моими движениями.

— Не о чем нам с тобой разговаривать, Финнеган, — сумрачно проговорил он. — Не представляю, каким местом думал тот, кто вручил тебе эту бляху, но для Солти-Спрингса ни она, ни твое оправдание ничего не значат. Мы здесь слишком хорошо знаем тебе цену, Финнеган, — куда лучше, чем все эти столичные шишки. Собирай свои вещи и убирайся из города, убирайся как можно дальше. Никто из нас никогда не поверит, что Финнеган решил начать честную жизнь.

— Придется поверить, Браун, потому что выбора у вас нет. — Я зажег сигарету и с удовольствием затянулся. — Мне кажется, ты толком не понял, что произошло. Вы, добрые горожане Солти-Спрингса, так хорошо знали мне цену, что не постеснялись отправить меня за решетку по ложному обвинению. О, я никогда не был ангелом, не спорю. Я много чего натворил в своей жизни и, возможно, заслуживал того, чтобы провести ее остаток на иждивении государства, в модном полосатом костюмчике. Вот только посадили меня не за мои дела, а за чужие. Это не я ограбил банк в Эппл-Гроуве, застрелив кассира и охранника, — ты прекрасно знал, что это был не я, Браун, я никогда не работал так грубо! Но все свидетели с легкостью опознали меня, и жюри присяжных проголосовало единогласно, и те люди, которые готовы были подтвердить мое алиби, куда-то исчезали еще до первого заседания, и улики с места преступления удивительным образом появлялись в моих вещах, а мой адвокат? Чья это была идея — поручить защищать меня тощему очкарику из восточных штатов, прыщавому мальчишке, вчера получившему диплом, который бледнел и заикался, стоило лишь кому-то из вас слегка нахмурить брови? Кто были те пятеро, что подкараулили его в темном переулке с платками на лицах и посоветовали умерить прыть, если не хочет покинуть город в наряде из дегтя и перьев?

— Про это мне ничего не известно, — ухмыльнулся Браун, и я почувствовал, как в груди плеснуло жаркой волной ненависти.

— Ты врешь, Браун. Ты прекрасно знал это, как и все остальные. Знал — и находил очень смешным, не так ли? Что ж, теперь моя очередь смеяться. Видишь ли, этот мальчишка, которого вы запугали так, что под конец он не смел даже рта раскрыть в мою защиту, оказался злопамятен. Злопамятен, упрям и очень талантлив. Он поклялся, что ноги его больше не будет на этом проклятом западе, и сдержал слово. У себя на востоке он быстро пошел в гору, сделал блестящую карьеру, но так и не забыл своего унижения в Солти-Спрингсе. Два года назад он связался со мной и написал, что будет добиваться пересмотра дела. Я не поверил ему. К этому времени я вообще никому не верил, к тому же за душой у меня не было ни цента, а юристы бесплатно не работают. Он написал, что расходы берет на себя, и я подумал: ну и ловкий же проходимец. Но терять мне было нечего, и я согласился. И ты знаешь что, Браун? Оказывается, там, снаружи, в большом мире, у людей очень плохо с чувством юмора. Им почему-то не кажутся смешными те милые и невинные шутки, которые так веселят добрых обывателей Солти-Спрингса. Эти зануды из большого города, федеральные судьи и окружные прокуроры Соединенных Штатов, страшные буквоеды. Они утверждают, что нельзя просто так посадить человека в тюрьму за то, что он тебе не нравится. Этим крючкотворам обязательно нужно, чтобы все было по правилам, их почему-то раздражает, когда свидетелей сажают под замок, чтобы они не смогли выступить в суде, адвокатам затыкают рот, а улики в протоколе то появляются, то исчезают. Да, раскрутить этот маховик было нелегко, но когда шестеренки завертелись, все пошло как по маслу. Три недели назад я вышел на свободу, невинный, как новорожденный младенец. Парень тут же подал иск от моего имени к правительству штата, требуя компенсации за неправомерное заключение, и правительство предложило мне сделку — кругленькая сумма за то, чтобы не доводить это дело до суда. Им не нужна была лишняя огласка, ну а мне — мне было все равно, лишь бы побыстрей. Я хотел вернуться сюда, в Солти-Спрингс, — я ждал этого десять лет, Браун. Теперь я получу с каждого, кто мне задолжал, — и получу с хорошими процентами.

Шериф слушал меня, сузив взгляд. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы принимать мои угрозы всерьез.

— А значок? Значок федерального маршала? Он у тебя откуда, Финнеган? Кто додумался выдать его бандиту?

Я расхохотался и от души затянулся сигаретой напоследок, прежде чем затушить окурок о стол.

— Да, значок. Самое прекрасное во всей этой истории. Через два дня после того, как я подписал все бумаги, меня снова вызвали в резиденцию губернатора. Там был губернатор, и пара его секретарей, и еще какие-то люди, которых я никогда не видел. Один из них оказался прокурором судебного округа. Он начал с того, что принес извинения от имени федерального правительства за то, что мне пришлось пережить, а потом объяснил, что это, увы, случается нередко. Добропорядочные обыватели маленьких городков, таких как Солти-Спрингс, имеют свое собственное представление о судах и законах, и дядя Сэм уже давно пытается навести в этом порядок, вот только сделать это не так-то просто. Федеральные маршалы подчиняются Вашингтону и могут действовать через голову местной власти, такой как ты, Браун, но им бывает сложно разобраться в происходящем. Кто-нибудь вроде меня, человек из местных, и притом на своей шкуре испытавший все прелести провинциального правосудия, мог бы оказаться идеальным кандидатом в помощники федерального маршала. Скажу тебе честно, Браун, первым моим порывом было плюнуть в холеную рожу этого типа. Удержало меня только нежелание снова оказаться за решеткой. Вся моя ирландская кровь вскипела в жилах — никогда еще ни один из Финнеганов не работал на правительство! Но я сдержался и попросил пару дней на то, чтобы подумать. Через два дня я сообщил о том, что согласен, принес присягу, получил бляху особого уполномоченного и деньги на дорожные расходы до Солти-Спрингса.

Шериф потрясенно покачал головой.

— Назначить волка сторожить овечье стадо! Что ж, эти идиоты скоро раскаются в своем решении, а я позабочусь о том, чтобы при этом пролилось поменьше крови. Первый же твой выстрел, Финнеган, станет для тебя последним, положись на мое слово.

— Браун, Браун, ты так ничего и не понял. Попробую объяснить по-другому. Все вы — ты, присяжные, судья Джасперс, прочие горожане — здорово проштрафились с этим судебным процессом. Большие шишки там, наверху, не стали раздувать скандала, потому что последнее, что им нужно, — это шумиха в прессе, но взяли вашу округу на заметку. И вот тут появляюсь я. Ты сомневался в том, что я способен вести честную жизнь? О, я на нее способен, еще как! Я стану вести такую честную жизнь, что весь город взвоет, с тоской вспоминая те времена, когда я был бандитом. Я буду следить за каждым твоим шагом, Браун, и не дай бог тебе хоть на полдюйма уклониться от буквы закона! Мне не нужна твоя смерть, Браун, что мне с нее проку? Пристрели я тебя — и ты сдохнешь с чувством выполненного долга, зная, что твоя жена будет до конца жизни получать пенсию как вдова павшего героя, а твой сын — гордиться папашей и мечтать вырасти похожим на него. Я этого не хочу. Я хочу, чтобы ты сам оказался за решеткой, Браун. Я хочу, чтобы твое имя было смешано с грязью, чтобы твоей родне пришлось побираться и чтобы в них тыкали пальцем и захлопывали перед ними двери. И видит бог, Браун, я сделаю все, чтобы этого добиться.

Шериф долго молчал, сверля меня взглядом.

— Финнеган, а ведь ты не шутишь, — пробормотал он наконец. — Ты рехнулся, Финнеган, десять лет в каталажке не прошли для тебя даром. Ты нарочно подстрекал Джо выстрелить, чтобы меня посадили за твое убийство! Ты… ты был готов сдохнуть просто ради того, чтобы насолить мне!