Он слушал меня, мрачнея на глазах.
— И теперь ты намерен как следует повеселиться, я правильно понимаю?
Я растянул губы в широкой ухмылке.
— Ну что ж. В последний раз я пытался отговорить тебя. Война — значит, война, Финнеган. Можешь не рассчитывать на пощаду — ее не будет.
— Я уже дрожу от ужаса, Браун. Не знаю, сумею ли заснуть этой ночью. Ты не хочешь мне помочь с печкой? Ее надо переложить заново, она совсем развалилась. Вдвоем выйдет быстрее.
— Справишься без меня, — не без злорадства ответил он. — Не собираюсь помогать тебе ни в чем.
— Как это мелочно, Браун. — Я поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. — Тогда я займусь ей сам, а ты можешь проваливать и доложить Уильямсу и остальным, кто там тебя послал, что выгнать меня не получится.
— А если я не провалю, то что? — саркастически осведомился он. — Ты меня пристрелишь?
Я рассмеялся и, не удостоив его ответом, вылил ведро воды в яму, снял сапоги и носки, закатал повыше штанины и принялся месить глину ногами. Какое-то время он скептически наблюдал за моей работой, но потом, видя, что я не обращаю на него внимания, развернулся и, ворча себе под нос, пошел прочь.
1 Вага — конструктивный элемент запряжки, горизонтальная перекладина, служащая для равномерного распределения силы между несколькими упряжными животными.
2 Гомстед — земельный участок для строительства жилого дома, получаемый бесплатно от государства на определенных условиях по Гомстед-акту 1862 г. (Homestead Act) в качестве меры по освоению дальнего запада.
3 Скваттер (сквоттер) — человек, самовольно поселившийся на чужой или ничейной земле.
Глава 3 (ч.1)
На обустройство дома у меня ушло порядком времени и сил, и в Солти-Спрингсе я появился только через два дня, в воскресенье. На улицах было полно людей, и многие при виде меня останавливались и замолкали, провожая меня неодобрительным взглядом. Маршальскую бляху я как следует начистил, приколол к жилету так, чтобы она сразу бросалась в глаза, и радовался тому впечатлению, которое она производила на горожан: на нее глазели с еще большим возмущением, чем на меня самого. Купаясь в лучах всеобщего внимания, я подъехал к бакалейной лавке, привязал чубарого у коновязи и зашел внутрь.
— Полфунта «Булл Дерхема», Питерс, — сказал я хозяину, и тот, даже не глянув в мою сторону, мотнул головой.
— Табак закончился, Финнеган.
— И мешок муки. — Я кивнул на десятифунтовые белые мешки, сложенные за прилавком.
— Она вся испорчена — на нее пролился керосин. Муки тоже нет, Финнеган.
— Ну уж керосин-то, по крайней мере, есть?
— Весь вылился на муку. Финнеган, иди к черту, а? Не отнимай у меня времени. Нет у меня того, что тебе нужно.
— А когда будет?
— Никогда. Освободи помещение, Финнеган. Я занятой человек.
— Чем же это ты так занят, Питерс? — Я облокотился о стойку и начал сворачивать сигарету. — Раз уж у тебя все равно ни черта нет и торговать тебе нечем.
— Не твое дело, Финнеган. Проваливай.
— Ладно, ладно. — Я зажег сигарету, с удовольствием затянулся, потом неторопливо подошел к тому углу прилавка, на котором стояла табличка «Почта», и кивнул на нее: — Два конверта и марок на десять центов, Питерс.
Питерс, ухмыляясь, открыл было рот, но тут же закрыл. Ухмылка исчезла с его лица, и он, поджав губы, с оскорбленным видом уставился на меня.
— Давай же, Питерс, — подбодрил я его. — Скажи, что марок нет и конвертов тоже. Федеральная почтовая инспекция Соединенных Штатов[1] будет вне себя от восторга, там обожают такие штуки.
— Чтоб ты провалился, Финнеган, — буркнул Питерс и швырнул на прилавок два конверта и марки. — С тебя четырнадцать центов.
Я расплатился, забрал покупки и, прихватив один из почтовых каталогов «Монтгомери, Уорда и компании»[2], вышел наружу. Спешить было некуда, и я уселся на коновязи прямо перед лавкой и начал листать его. На углу улицы остановилась стайка мальчишек и принялась негромко переговариваться, бросая взгляды в мою сторону. Я продолжал изучать каталог, делая вид, что не замечаю их. Через несколько минут от стайки ребятишек отделился один — это был мой приятель Томми. Высоко вздернув веснушчатый нос и демонстративно не глядя по сторонам, он вихляющейся походочкой, держа руки в карманах, зашагал в мою сторону.
— Привет, Финнеган, — громко, чтобы его было слышно через дорогу, произнес он, останавливаясь передо мной. — Как дела?
Шушуканье смолкло. Мальчишки сгрудились плотней и полностью обратились в слух.
— Привет, Брэди, — отозвался я и пожал протянутую руку. С той стороны улицы донесся хоровой вздох благоговейного восхищения. — Неплохо. Как сам?
Томми неопределенно пожал плечами с видом утомленного жизнью бродяги. Это был момент его славы, и он наслаждался им по полной.
— Нормально, — сказал он наконец и забрался на коновязь рядом со мной. Какое-то время мы сидели рядом молча. Потом он полез в карман и извлек оттуда газетный кулек с арахисом.
— Хочешь орешков, Финнеган?
— Не откажусь, — с серьезным видом кивнул я. Томми протянул мне кулек, и мы по очереди неторопливо выуживали из него орехи, грызли их и сплевывали шелуху под ноги.
— Послушай, Финнеган, — произнес наконец Томми. — Давай как-нибудь еще разок постреляем вместе по банкам, а?
Я бросил незаметный взгляд на мальчишек на углу. Те, кажется, даже дышать перестали.
— Почему бы и нет, Брэди, — выдержав паузу, ответил я и добавил: — Заглядывай ко мне, когда будет свободное время. Знаешь старую хижину Джеффа Паркера?
— Ага, знаю, — солидно согласился он и спрыгнул с коновязи, провожаемый завистливыми взглядами товарищей. — Мне пора, Финнеган. Па зовет, надо грузить покупки.
Я обернулся в ту сторону, куда показывал Томми. Майк Брэди стоял рядом с нарядной, недавно покрашенной красной телегой с высокими решетчатыми бортами, в которую был запряжен небольшой серый конек. Встретившись со мной взглядом, он тут же отвернулся и поспешил внутрь лавки. Я пожал руку Томми на прощание и вновь углубился в изучение каталога.
— Благослови господь мистеров Монтгомери и Уорда, — пробормотал я себе под нос. Эти джентльмены предлагали заказать по почте практически все, что могло понадобиться человеку, и еще много сверх того. За вычетом скоропортящейся провизии я мог по сходной цене приобрести у них что угодно, в том числе и бакалейные товары, которыми торговал Питерс, и патроны к кольту, которые, как я сильно подозревал, в «Выборе Финнегана» мне продавать откажутся. А без свежего мяса и молока я как-нибудь обойдусь.
Я слез с коновязи, вернулся в лавку, прошел в почтовый угол и принялся заполнять бланк заказа. Питерс косился на меня с отвращением, но молчал — ему вовсе не улыбалось навлечь на себя гнев почтовой инспекции и потерять лицензию. Закончив с бланком, я вложил его в конверт, запечатал его, наклеил в углу двухцентовую марку и торжественно презентовал его Питерсу. Тот, не говоря ни слова, смахнул его в мешок с почтой и вновь повернулся к Майку Брэди, выкладывая перед ним на прилавок его покупки.
— Хорошо, что есть любители муки с запахом керосина, правда, Питерс? — жизнерадостно сказал я, кивая на них, но Питерс не поддержал моей попытки завязать разговор, и я вышел наружу и начал отвязывать чубарого от коновязи.
— Па, а Финнеган разве не поедет с нами? — звонко поинтересовался Томми у своего отца, уже забравшись на телегу. — Пат! Поедем к нам в гости?
— В другой раз, Томми, — отозвался я. — В другой раз. Не сегодня.
— Томми, поезжай вперед, — суховато произнес Майк Брэди. — Нам с Финнеганом надо кое о чем переговорить. Я вернусь домой сам, немного попозже.
Томми не заставил упрашивать себя — прицокнув языком, он подхлестнул вожжами серого конька, и тот бодро зарысил в сторону фермы Брэди.
— Пока, Пат! — выкрикнул он мне на прощание, и я отсалютовал, провожая его взглядом. Когда я обернулся, Майк Брэди уже стоял рядом со мной. Я взялся было левой рукой за рожок, чтобы забраться в седло, но он удержал меня за плечо.
— На пару слов, Пат, — хрипловато проговорил он. — Давай отойдем куда-нибудь.
— Лучше здесь, на виду у людей. — Я хмыкнул. — Боюсь оставаться с тобой наедине, знаешь ли. Убери руку. Что тебе нужно?
Он отозвался не сразу.
— Пат, — проговорил он наконец, не глядя мне в глаза. — За эти десять лет я скопил немного денег. Не бог весть сколько, но все же. Хотел прикупить земли, расширить ферму… Неважно. Пат… Я дам тебе пять тысяч долларов, если ты пообещаешь уехать… уехать из Солти-Спрингса навсегда.
Я взглянул ему в лицо. Он явно не шутил. Я промолчал.
— Семь тысяч? Это ведь неплохие деньги, Пат. С ними ты сможешь начать новую жизнь, завести свое дело. Купить ранчо — ты ведь всегда хотел иметь собственное ранчо, Пат, помнишь?
— Да, конечно. — Я сам не узнал собственного голоса — он прозвучал как-то хрипло и словно со стороны. — Но ты слишком щедр, Майк. В конце концов, тебе хватило и одной-единственной тысячи для того, чтобы начать новую жизнь и завести свое дело, верно? Правда, это было десять лет назад, и цены с тех пор могли подрасти…
Майк вздохнул.
— Пат… Я виноват перед тобой, я знаю. Но того, что произошло, уже не изменить. Уезжай, а? Так будет лучше для всех, правда.
Я молчал.
— Десять тысяч? Пат, это все, что у меня есть, честное слово. Пожалуйста, Пат. Прошу тебя.
Я обвел взглядом улицу. Она была такой же, как десять лет назад, — в маленьких городках время течет очень медленно. Если бы не незнакомые лица детворы, можно было бы подумать, что эти десять лет мне просто приснились. По улице гуляли люди в нарядной воскресной одежде, по ярко-синему небу плыли аккуратные белые облачка, светило солнце, дул легкий ветерок. А на душе у меня было так мерзко, что не описать словами.
— Майк. Как ты думаешь, что я тебе отвечу?