овья Федоровна.
Династией Романовых очень поощрялись рассказы о каждодневных занятиях царицы — вышивании узоров на кафтанах экономного супруга. Широко распространялись сведения о бережливости Петра: в 1714 году он ограничил удельные имения и распределил их между членами императорского дома. Для собственных издержек царь назначил доходы с 900 душ в Новгородской губернии, что было суммой весьма скромной. Екатерина вела учет расходам царской семьи: «Окорока, солонина, пиво закуплены в свое время, дрова на отопку дворца в зиму запасены летом, везде порядок, во всем самая строгая отчетность». Наверное, царице приходилось сильно экономить, буквально отказывая себе во всем, чтобы прикупить бриллианты для украшения прически с обеих сторон.
В то же время Петр оставался Петром. Его плотские аппетиты не уменьшались, на одной женщине он не мог остановиться. Жену он быстро отучил от ревности, и сметливая Екатерина не только не досадовала на ветреность государя, но и устроила свой двор для его вящего удовольствия. Вильгельмина Байретская рассказывает, что царицу окружало около 400 женщин, в основном немецких служанок, довольно богато одетых в русские платья, у каждой из которых был ребенок. На вопрос о детях они отвечали, что были удостоены милости царя, который сделал им этого ребенка. Незаконное потомство Петра сравнимо по количеству с потомством Людовика XIV. Но царь никогда не помогал своим незаконным детям, полагая, что и так дал им очень много: свою кровь. Если они будут дельными людьми, то сами пробьют себе дорогу в жизни. Петр оказался значительно гуманнее Ивана Грозного по отношению к своим побочным детям. Тот попросту душил незаконных отпрысков сразу после рождения, полагая их неугодными Господу.
Петр любил Екатерину, но время от времени указывал ей ее место: награждал пощечинами, а то и потчевал кулаком.
В Европе имело громкий резонанс происшествие в 1718 году в Берлине на выставке античных медалей и статуй. Петр с Екатериной в сопровождении свиты из иностранных вельмож осматривали экспонаты. Внимание Петра привлек древнеримский божок с неимоверно большим детородным органом — такие ставили перед брачным ложем. Петр радостно захохотал и принялся заставлять Екатерину поцеловать фаллос этого божка. Смущенная, она противилась. Тогда рассвирепевший Петр схватил ее за шею и силой принудил взять в рот мраморный член. Все это сопровождалось грубыми ругательствами на немецком языке — чтобы иностранцам была понятна суть дела.
Эту статую, а также Янтарную комнату Петр выпросил у прусского короля в подарок.
Кажется, Екатерина не чувствовала себя счастливой в браке с гениальным мужем. Саксонский резидент Лефорт сообщал, что со времени замужества она носила в душе какое-то тайное горе и иногда по ночам громко жаловалась на свою судьбу. Жизнь с Петром, тревожная и бурная, полная ужасов и оргий, наконец, неприятная болезнь, полученная от мужа, не способствовали душевному покою и счастью.
Екатерина родила Петру двенадцать детей. Сначала это были два мальчика: Павел, появившийся на свет в 1704 году, и его погодок Петр. Надо полагать, рождение одного за другим двух сыновей придало вес подружке царя, выкупленной Шереметевым у солдат за один рубль, и выделило ее, тогда еще Марту, из числа его обычных походных партнерш. Правда, в 1707 году оба мальчика умерли, но как раз в это время родился еще один царский ребенок — дочь Екатерина. Она прожила только год, однако ее заменила родившаяся в 1708 году Анна. 1709 год, год Полтавской виктории, принес дочь, Елизавету, ставшую впоследствии российской императрицей. Затем последовал четырехлетний перерыв, и только в 1713 году Екатерина, уже венчанная жена, подарила супругу царевну, которую Петр, словно спохвативпшсь, назвал Натальей в честь любимой матушки. 1714 год — и снова дочь, царевна Маргарита. Следующий год оказался счастливым, несмотря на то что обеих младших царевен, Наталью и Маргариту, прибрал Бог; в 1715 году наконец-то родился мальчик — царевич Петр Петрович. Петр мог считать, что Господь благословил его брак.
Когда в конце 1716 года он вместе с беременной Екатериной направлялся в Амстердам, она из-за недомогания вынуждена была остаться в Везеле. Там 2 января 1717 года и появился на свет царевич Павел, проживший всего несколько дней. Такой неблагополучный исход родов ее супруг приписывал исключительно дурному обращению, которое ей пришлось испытать, проезжая через Ганновер. Она «неслыханным образом ругана была… мужики, которые везли, сбили возницу… а сами через день и всю ночь ехали, ниже спать, ниже отдохнуть ей не дали, от чего, приехав в Везель, бессчастное рождение имела», — негодовал царь. Он опять потерял сына.
Врачи считали, что после Павла детей у царицы не будет из-за ее тучности. Но в 1718 году она родила вторую Наталью, а в 1723 году еще одного Петра, умершего сразу после рождения.
Российские родословные не указывают сына Павла, но иностранные источники упоминают этого ребенка, якобы родившегося «около 1725 года». Здесь, безусловно, снова возникает какая-то тайна!
Родителям оставалось только находить утешение в двух дочерях. Но сестры очень редко видели отца и нечасто мать: она сопровождала супруга почти во всех его походах и путешествиях. Когда была жива Наталья Алексеевна, девочки во время отсутствия родителей переходили под ее опеку. После смерти тетки забота о царевнах была возложена на семью Меншиковых.
Отец мечтал о достойных браках для своих наследниц. Он даже несколько озаботился их воспитанием и образованием. Царевны рано обучились русской грамоте, изучали немецкий, французский и итальянский языки, знали шведский, поскольку с детства были окружены прислужницами-шведками. Феофан Прокопович давал великим княжнам уроки Закона Божьего и русской словесности; Остерман немножко учил истории и географии. Для совершенствования французского языка и приятных манер были выписаны мадам и учителя из Парижа. Под руководством танцмейстера Стефана Рамбуха царевны постигали основы хореографии и впоследствии блистали на балах. «Наружность Анны не имела ничего блестящего, отличного, но в чертах, во взорах, во всех движениях сияла душа чистая, нежная, исполненная любви ко всему окружающему». Впрочем, есть и более лестные отзывы: «Вряд ли сыщется в Европе принцесса, которая разделила бы с ней пальму первенства величественной красоты. Она выше всех придворных дам, но обладает необыкновенно тонкой изящной талией, черты ее лица настолько совершенны, что античные скульпторы могли бы только мечтать о такой натурщице».
Анна много читала, и если бы она, а не Елизавета стала императрицей, возможно, история России сложилась иначе. Но Елизавета, по словам французского посла Кампредона, «очень красивая и прекрасно сложенная», была веселее и задорнее.
Верность царя
Царь презирал женщин и считал их годными только для любовных утех и деторождения. Это презрение сквозило во всех его поступках. Мысль о том, что можно сохранять верность одной женщине, не приходила ему в голову. Даже в эпоху его почти романтической любви к Анне Монс он изменял ей направо и налево. Может быть, он не рассматривал свои эскапады как измены — просто удовлетворение необходимой телесной потребности. А скорее всего, и вовсе не думал на эту тему и грешил, как дышал.
Не то чтобы Петр был так уж неотразим, и любая женщина была готова ему отдаться по первому знаку — но он был царь, неограниченный владыка, вольный казнить или миловать своих подданных. Неограниченная власть — сильный афродизиак. Поэтому он не встречал сопротивления, отчего и проистекала его распущенность.
Вокруг царя с царицей постоянно вертелась шумная интернациональная компания полупьяных авантюристов, фрейлин, гвардейских офицеров, вчерашних слуг и простолюдинов, попавших в случай, женщин сомнительного поведения.
В 1713 году при дворе Екатерины Алексеевны появилась новая камер-фрейлина Марья Даниловна Гамильтон. Она приходилась двоюродной племянницей Евдокии Григорьевне, жене известного Артамона Матвеева, якобы воспитавшего и образовавшего для царя Алексея Михайловича Наталью Нарышкину. Марья оказалась при дворе Петра I и обратила на себя внимание императора не столько, по мнению некоторых современников, красотой, сколько бойкостью и речистостью. Относительно ее внешности мнения расходятся. Одни уверяют, что она «наделена была самой счастливой внешностью», другие — что отсутствие красоты она компенсировала развязностью и живостью. Со временем ее красота настолько возросла в исторических анекдотах, что истина стушевалась, скрылась.
Фрейлина была девицей бойкой и смышленой, отличалась отчаянным кокетством. Марья Гамильтон скоро стала любимицей Екатерины и самого Петра.
Царь оказывал девушке знаки особого расположения. Как уже отмечалось, Петр не стеснялся удовлетворять свои вожделения по мере их возникновения, нередко не отстегнув шпаги и не сняв камзола.
Марья отдалась царю с превеликой охотой, рассчитывая получить за доставленное удовольствие соответствующую награду. Однако прижимистый Петр не спешил осыпать ее золотым дождем, по-видимому, считая, что его внимание — само по себе великий подарок. Отчасти так и было на самом деле: перед фавориткой стали заискивать, искать ее дружбы, придворные дарили ей туалеты, украшения, жаловали крепостных. Это было очень кстати — девушка очень страдала от недостатка средств.
Разумеется, Петр не хранил ей верность, даже не выказывал какого-либо уважения. Фрейлина утешалась с другими мужчинами — по сердечной склонности или за деньги. При таком образе жизни случилось то, что и должно было случиться: она забеременела. Наверное, не было никакой возможности приписать отцовство часто отсутствующему царю, да и кому-либо конкретно. Поэтому Гамильтон, как она впоследствии призналась, «вытравила ребенка лекарствами, которые брала у лекарей государева двора, причем сказав лекарям, что берет лекарство от запору».
Тем временем девушка не на шутку влюбилась в царского денщика Ивана Орлова. Их любовь была в разгаре, когда двор отправился в заграничный вояж. За границей Орлов несколько охладел к подруге, часто бивал ее и бранил нехорошими словами. Поглощенная собственными переживаниями, Марья не слишком сочувствовала царице, которая разрешилась от бремени хилым младенцем и потеряла его через несколько дней. Царицыно недомогание толкнуло огорченного супруга «ради телесной крепости и горячности своей крови» в объятия местных жриц любви. Но зачем же платить, когда можно взять даром? Он снова воспользовался услугами Марьи Гамильтон, и вскоре она с ужасом поняла, что опять понесла.