Когда входили в фотосалон, я заметил, как поморщилась женщина-фотограф, увидев мундиры офицеров-жандармов. Но потом доброжелательная улыбка не сходила с её лица, пока она составляла из меня, Савельева и Чижова композицию для фото. В это время надо было не просто сфотографировать, а ещё и разместить клиентов перед объективом так, чтобы получилось что-то красивое и достойное.
Савельева мадам Динесс разместила сидя на стуле, меня и Чижова поставила по бокам. Несколько раз примерялась к камере. Возвращалась к нам. Мне поправила орден и медали, Чижову его причёску. Потом попросила замереть. «Сыыыыыр!» – подумал я про себя, непроизвольно улыбнувшись.
– Внимание, снимаю! – произнесла Динесс и медленным, изящным движением сняла крышку объектива, провела ею по кругу и надела обратно. – Снято!
Съемка закончилась.
– Вот и всё, господа. Большое спасибо за ваше терпение. Фотографии будут готовы завтра после обеда, – с милой улыбкой произнесла мадам Динесс, показывая всем своим видом, что её работа закончена.
– Аглая Павловна, большое спасибо, – как было обусловлено заранее, вступил в разговор штабс-ротмистр Савельев. Опыта по вербовке у него было значительно больше, чем у Чижова, а тем более у меня. – Будьте любезны, уделите мне пару минут вашего времени, – с этими словами Владимир Александрович взял мадам Динесс под руку и отвел её чуть в сторону.
Я же направился к штативной камере. Такие я видел только в кино в прошлой-будущей жизни. «И чей это агрегат? – подумал я, разглядывая аппарат. – Надо же, кажется, наш отечественный, или нет?!» Надпись на шильдике над объективом гласила: «К. И. Фреландтъ. Невск. пр. № 30–16. С.-Петербургъ». Я аккуратно провел пальцем по гармошке фотокамеры и резко отдёрнул руку, услышав громко произнесённую фразу: «Об этом не может быть и речи, господин штабс-капитан».
Я повернулся в сторону Савельева и Динесс, которые отошли в глубину зала ателье, и увидел, как Владимир Александрович, разведя руками, направился в мою сторону.
– Тимофей Васильевич, может быть, вы поговорите с мадам Динесс? – штабс-ротмистр тяжело вздохнул. – У меня, к сожалению, убедить её помочь нам не получилось.
– Владимир Александрович, а вы говорили ей, чьи бумаги надо будет фотографировать?
– Нет, Тимофей Васильевич. Это я бы ей сказал, если бы она согласилась.
– Ну что же, попробую. Но если у вас не получилось, думаю, у меня тем более не получится, – с этими словами я направился в сторону первой женщины-фотографа в Благовещенске, а может быть, и во всей России.
– Аглая Павловна, позвольте представиться, хорунжий Аленин-Зейский Тимофей Васильевич обер-офицер Личного конвоя Его Императорского Высочества.
– И что делает казачий офицер, Георгиевский кавалер в обществе жандармов? – задрав вверх курносый носик, несколько презрительно спросила Динесс.
– Можно сказать, то же, что и они. Офицеры отдельного корпуса жандармов пресекают государственные преступления, а я пресекаю возможные покушения на государя наследника, – я сделал жест рукой, попросив женщину помолчать. – Прежде чем вы что-то скажете, я хотел бы уточнить одну деталь. Вы сможете переснять с небольшого листка бумаги текст, написанный иероглифами, так, чтобы они не расплылись и были читаемы?
– Какие иероглифы? Вы о чём говорите, Тимофей Васильевич?
– Аглая Павловна, ещё раз вас спрашиваю, вы сможете переснять с небольшого листка бумаги текст, написанный иероглифами, так, чтобы они не расплылись и были читаемы на фотографии? Если нет, то дальнейший разговор бессмыслен, – я холодно посмотрел на женщину. – Если же сможете, то прежде чем я вам всё расскажу, придётся дать подписку.
– Я этого не сделаю! – импульсивно воскликнула Динесс.
– Вы не дали мне договорить, Аглая Павловна. Подписку о неразглашении информации, которая вам станет известной. Её разглашение приравнивается к государственной измене. Подписку можно будет дать либо штабс-ротмистру Савельеву, либо представителю дворцовой полиции Министерства двора Его Императорского Величества. Итак, я жду вашего ответа!
«Да, загрузил я мадам Динесс. Стоит, глазами хлопает, ртом воздух глотает. Не знает, что ответить. И хочется, и колется, и мама не велит, – думал я про себя, глядя на мысленно подвисшую Аглаю Павловну. – Ну, давай, рожай быстрее, госпожа фотограф. Тебе же такую конфетку подкинули – информация, связанная с государственной тайной. Неужели не поведешься?»
– Да, я согласна, – наконец-то выдавила из себя мадам Динесс.
– Да – это сможете сфотографировать, а согласна – это подписать документ о неразглашении сведений, которые вам станут известны? Я правильно понял?! – произнося последнюю фразу, голосом я несколько надавил на женщину.
– Вы правильно поняли, Тимофей Васильевич. Какого размера будет бумага, которую надо будет сфотографировать?
Мадам Динесс довольно быстро пришла в себя. Начала задавать уточняющие вопросы. Но их пришлось чуть приостановить, пока Аглая Павловна не поставила свой автограф в подписке о неразглашении государственной тайны. Ну, как говорится, стоит только коготку увязнуть… Чувствую, скоро и другую подпись поставит мадам в агентурном деле. А поручик Чижов показал мне большой палец и изобразил лицом восторг, когда Аглая его не видела.
В общем, всё закончилось хорошо, даже, можно сказать, отлично. Мы получили замечательного специалиста. Как выяснили у Динесс, она занималась и пересъемкой фото, и у неё были специальные приспособления-штативы-держатели, как для горизонтальной, так и для вертикальной съемки. Запас фотопластин был большой. Как раз недавно большая партия пришла по её заказу из Санкт-Петербурга. Наша цена за каждую пластину и снимок Аглаю Павловну больше чем устроила. А когда она узнала, что фотографировать придётся документы, которые тайком изымут на время у военного атташе Японии в Берлине, то женщина аж повизгивать начала от удовольствия. Видимо, фотографы-японцы как конкуренты её сильно достали.
Оставалось только дождаться прибытия майора Фукусимы. Он тоже не заставил себя долго ждать и прибыл на следующий день к вечеру. К этому времени Савельеву удалось сделать практически невозможное. Он смог освободить два номера на одном этаже в гостинице. Из-за приезда в город цесаревича наместника со свитой мест в гостиницах города не было, со словом вообще не было.
Японца представители корпуса жандармов разместили в гостинице, сообщив ему, что с ним собирается встретиться государь наследник для беседы. Я приставил присматривать за майором троих из пяти оставшихся у меня агентов секретной части. Надо же было узнать, с кем будет встречаться официальный разведчик в городе Благовещенске.
На следующий день на утреннем докладе довёл до Николая информацию о приезде японского военного атташе в Берлине. А то как-то нехорошо получилось. И невеста, и родители согласны, а вот жениха как-то забыли предупредить. Хорошо, что господин наместник был несильно занят, заинтересован и даже заинтригован моей просьбой поговорить с майором Фукусимой как можно дольше. Пришлось кратко рассказать Николаю о том, что мы затеяли с главным жандармом Дальнего Востока. С большой неохотой цесаревич дал добро, но при этом посетовал, что предлагаемые действия не вполне соответствуют понятиям чести и законности.
Вышел я от будущего императора несколько взвинченным, думая про себя, что вот это чистоплюйство и стало одним из факторов, которые привели Николая Второго вместе с семейством в подвал ипатьевского дома. И хорошо бы у Фукусимы нашлись сведения, которые показали бы этому придерживающемуся рыцарских правил поведения цесаревичу, что есть грязная и невидимая война. И на её фоне наши действия – это так, семечки. Ладно, отправляем к майору фельдъегеря с приглашением, а сами переодеваемся в партикулярное платье и потихоньку двигаем к мадам Динесс, а с ней в гостиницу. Надо же помочь с тяжёлым оборудованием. Это вам не двадцать первый век со смартфонами, планшетами и прочими гаджетами. Здесь потрудиться придется.
Через час разместились в номере, и мадам Динесс стала готовить оборудование. В номере кроме меня, Аглаи Павловны присутствовали поручик Чижов и один из моих секретных агентов – Буров Пётр Фёдорович, который, оказывается, имел специализацию по тайным осмотрам помещений. У него даже имелся богатый набор отмычек. Это выяснилось сегодня с утра, когда старший агент из оставшейся пятёрки доложил мне, что майор Фукусима после размещения в гостинице заказал в номер переносную ванну для мытья, отдал в чистку и стирку одежду. Ужинал в номере. До утра из него не выходил. Сегодня в семь ноль-ноль вышел в город. Посетил ателье Като Сэтоши, где сфотографировался. В это же время фотоателье посетили еще два азиата, в которых приданный к группе наблюдения городовой опознал владельцев ещё двух фотосалонов Мигива Изаму и Мизухо Тэкео.
Выслушав этот интересный доклад, особенно про фотосалон Като Сэтоши, я вслух посетовал, что хорошо бы негласно проверить помещения этих японцев-фотографов. После моих слов старший агент Макеев, который был в моей секретной части кем-то вроде администратора-завхоза, сообщил о Бурове. И теперь данный агент был готов вместе с Чижовым приступить к осмотру номера Фукусимы.
Дождавшись времени «Ч», когда майора должен был принять цесаревич, Буров и Чижов направились к номеру Фукусимы. Удивившись, как быстро Буров вскрыл замок, я выдвинулся к лестнице, по которой надо было подняться в коридор с шестью дверями в номера гостиницы. Всё было тихо.
Немного постояв перед лестницей, я вернулся к номеру, куда поселили японца, и постучал условным стуком. Дверь приоткрылась, и Буров передал мне блокнот. Взяв его, я быстро переместился в номер, где находилась мадам Динесс. Читаем.
«Пока я подъезжал к Казани, духота всё более усиливалась, и температура днём поднялась до двадцати пяти – тридцати градусов Реомюра[1]. Едущий под палящим солнцем конь вскоре, задыхаясь и проливая пот, словно как падающий водопад, через несколько ри