– Семёнов потерял Румынского. Тот сбросил его с хвоста на окраине города. Ребята кружат, но не могут его найти. Где тебя черти носят, Гель?
– Проблемы с дверью, пришлось задержаться, – туманно говорю ему. И с мужиком, что уж там! – Взяла тачку у соседа, нагоняю вас.
– Если упустим гада, Гелька, не сносить нам погон, ты же понимаешь? – вздыхает Ярослав. – Ох, и втянула ты нас в приключение!
– Ой, не ной! – смеюсь я. – Может, вообще, тебе полковника дадут!
– Сказал бы я тебе, чего дадут, а потом ещё добавят, да ничего приличного на ум не лезет.
– Вы по трассе едете? – уточняю у него, перебивая стенания.
– Да, по трассе. Ефимов скатался по объездной дороге через лес, про которую ты говорила, там дерево поваленное, проезда нет. Если Гриша часто бывает в доме, то наверняка знает. Не поедет, чтобы не терять время на пешую прогулку.
Я не спорю, хотя интуитивно склоняюсь именно к этому варианту. По трассе ехать – это делать крюк километров в тридцать. За это время можно спалить дотла дом и скрыться в неизвестном направлении. А если я поднажму, то успею схватить на горячем, при попытке избавиться от вещественных доказательств его причастности к преступному бизнесу.
Я выжимаю из тачки максимум возможностей и вскоре съезжаю на грунтовую дорогу, простирающуюся через поля до самого Большого леса, среди деревьев которого мне чудится красный отблеск стремительно удаляющихся габаритов.
Вдоль полей мне удаётся удерживать приличную скорость, но стоит въехать в лес, как я замедляюсь. Во-первых, я не рискую включать дальний свет, а того, что есть, недостаточно, чтобы освещать вихляющий путь между тёмными елями и берёзками. Во-вторых, корни деревьев затрудняют движение. В-третьих, я боюсь пропустить нужный поворот.
Когда мне кажется, что достигаю его, я сворачиваю, мысленно призывая к помощи все высшие силы разом. Надеюсь, я ничего не перепутала. Надеюсь, я не влезу в дрянную ситуацию, из которой мне не выбраться. Сейчас, когда жизнь начинает расцветать новыми красками, было бы действительно обидно потерять это всё или вообще погибнуть.
Только внимательность и сосредоточенность на дороге позволяют мне не влететь на полном максимально возможном в этих условиях ходу в зад брошенной посреди дороги тачки. Женя уже здесь. Получается, его огни мелькали передо мной?
Перед автомобилем моего любовничка также в раскорячку брошена ещё одна тачка. Румынский.
Я быстро набираю сообщение Ярославу: “Пришли подкрепление. На лесной дороге наших нет. Румынский уже здесь. Я иду к дому.”
Власов мгновенно перезванивает, но я не беру трубку. Отключаю звук и вибрацию, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Когда убавляю яркость экрана, выскакивает уведомление о новом сообщении.
Власов: “Немедленно убирайся оттуда! Не вздумай идти к нему одна!”
Прости, Ярослав. Именно так я и планирую поступить.
Глаза быстро привыкают к темноте, подсвеченной лишь тусклым мерцанием экрана с загруженной картой. Для полного счастья не хватает ещё заблудиться в лесу! В кармане куртки, прямо под моей рукой, внушая покой, уверенность и безопасность, ощущается пистолетная рукоять. Холодный металл приводит в чувства, когда я дёргаюсь от каждого шороха поблизости.
Благодаря карте мне быстро удаётся выйти к дому, и я осматриваюсь вокруг. В охотничьем домике Перминова горит свет, но движения не видно. Я подкрадываюсь ближе, с оружием на изготовку тихо поднимаюсь по ступенькам на большую террасу. Дверь прикрыта не плотно, и я беспрепятственно вхожу в тёмный закуток коридора, пытаясь по звукам определить местонахождение Гриши. Или Жени.
– Да кто ты вообще такой и откуда нарисовался, я тебя ещё раз спрашиваю? – громыхает голос Румынского.
– Григорий Феликсович, – протягивает Женя. В его голосе слышится снисходительная усмешка. Я живо представляю, как полные губы мужчины растягиваются в кривоватую улыбку и он одаривает собеседника выразительным взглядом. – Вы можете и дальше продолжать тыкать в меня пистолетом, а можете включить здравый смысл: прямо сейчас сюда едет группа захвата, это должно быть очевидно вам и достоверно известно мне. Нам нужно убираться, пока вас не накрыли коллеги.
– Допустим, – более спокойно отзывается Гриша. Я слышу странный плеск.
– Григорий Феликсович, у нас нет на это времени! – настойчиво говорит Женя. – Уходим. Сейчас!
– Я должен избавиться от этого барахла, – отвлечённо бросает Румынский. Он явно занят чем-то сторонним, оставив все разговоры и выяснения на потом.
– Довольно, – торопит его Женя.
– Сейчас! – со злостью отзывается Гриша. Секундное затишье. – Всё.
Заслышав шаги, я скрываюсь в темноте под лестницей. Мужчины покидают дом. Я выжидаю пару минут, но никто не торопится закрывать двери.
Бросаюсь к комнате с дисками и вижу разгорающееся пламя. Отчётливо пахнет бензином, и я чертыхаюсь. Быстро выставляю в коридор – как можно дальше от комнаты – несколько коробок, не сильно охваченных огнём, пытаясь загасить маленькие языки подошвой ботинок. Возможно, хоть что-то удастся спасти. Возможно, ребята, которые прибудут в ближайшее время, успеют это всё изъять. У меня же есть дело поважнее.
Я бегу через участок обратно в лес, в ту сторону, где припаркованы машины и куда явно держат путь Гриша с Женей. Держусь немного в стороне от колеи, чтобы не выскочить прямо на мужчин. А заметив их спины, и вовсе замедляюсь.
Стараясь ступать осторожно, приближаюсь к ним.
– А на меня как вышел, Юджин? – спрашивает Гриша, очевидно, продолжая разговор, начало которого я пропустила.
– Пришлось потрудиться, – усмехается Женя. – После облавы в клубе я залёг на дно. Пытался выйти на Вадоса или Кента, но безрезультатно. И тогда решил зайти с другой стороны. Свёл знакомство с местной майоршей, что вынюхивала про убитую девчонку, втёрся к ней в доверие, а она сама принесла мне всю информацию на блюдечке с голубой каёмочкой. Бабы!.. Что с них взять!..
Моё сердце ухает куда-то вниз, словно перестаёт биться вовсе. Я на мгновение прикрываю глаза, сглатывая горечь, и концентрируюсь на беседе.
– Майорша – это Власова, что ли? – хмыкает Гриша.
– Ага, Власова, – подтверждает его собеседник.
– Как была дурой набитой, так и осталась, – с особым удовольствием чеканит Румынский. – Только и горазда, что перед мужиками стелиться, следачка хренова.
Юджин молчит. Мне же… хочется завизжать, броситься на него, расцарапать его смазливую рожу. Осознание, как сильно я заблуждалась на его счёт, накатывает удушливыми волнами, вызывая головокружение и просто невыносимую тошноту. Блевать тянет от самой себя и своей глупости.
– Её слабость перед мужским полом, в итоге, пришлась мне на руку, – выдаёт Юджин. – Я получал информацию из первых рук, так сказать, и смог вовремя подскочить, чтобы свести знакомство с вами.
Он ржёт как придурок, и Румынский подхватывает этот смех. Я же чувствую, как земля уходит из-под моих ног. Всё это время он… использовал меня? Просто втёрся в доверие, чтобы выйти на руководство клуба? Чтобыяпривела его к Румынскому?
И Женя,мойЖеня, который пару часов назад говорил, что ему важно всё, что со мной происходит, подтверждает мою догадку следующей фразой:
– Вадос упоминал, что готовится переезд клуба на новое место. Я ждал встречи с вами, чтобы сказать, что всецело готов помочь и готов дальше работать на вас. Собственно, поэтому вас и искал.
– Теперь, когда Вадима и Иннокентия нет,намкак никогда нужны надёжные люди. Полагаю, специфика работы тебе знакома?
– Да. Не всё, но я быстро схватываю. Если введёте в курс дела, выполню всё, что необходимо.
– Отлично. Тогда сейчас выедем подальше отсюда и обсудим варианты.
– По рукам. – отвечает Женя. – После облавы уже и не верилось, что дела будут снова на мази. У меня семья большая, а таких бабок в обычной фирме не заработать. Сами понимаете…
– Прекрасно понимаю! Хорошо жить привыкаешь быстро, раз попробовав, уже не захочется отказываться.
Вот и всё. Моё глупое сердце наполняется тоской, отчаянной, безнадёжной. Никаких сказок не бывает, и бандит с большой дороги никогда не окажется вдруг переодетым принцем. С моей стороны было просто нелепо в очередной раз купиться на дешёвую постанову и верить мужским словам. Даже красивые, мужественные и героические поступки оказались лишь способом манипуляции.
Я до боли, до крови кусаю губы, чтобы не расплакаться. Я не какая-то жалкая брошенка, которую предал очередной мудак. Я сильная, я – майор полиции. Я выжила в мире мужчин и запросто перешагну через это. Я должна.
Внутри меня всё рушится до основания, но я привычно прячу лицо за железной, непрошибаемой маской уверенности и выхожу из защитной тени деревьев на колею. Наставляю оружие и громко и чётко произношу:
– Стоять, полиция! Румынский Григорий Феликсович, Кононов Евгений Павлович вы задерживаетесь за преступный сговор и подозрение в совершении ряда преступлений, предусмотренных статьями Уголовного Кодекса Российской Федерации. Оставайтесь на месте, не двигайтесь, руки держите на виду. Малейшее движение будет воспринято, как попытка оказать сопротивление сотруднику полиции при задержании, и будет открыт огонь на поражение. Медленно, через левое плечо, развернулись ко мне лицом! Оба!
Замершие на местах в момент моей речи мужчины медленно разворачиваются. Юджин закатывает глаза, но сохраняет спокойствие, тогда как Гриша, заметив, что я одна, начинает смеяться.
– Боже мой, Власова! Да ты идиотка! Что ты собралась делать? Держать нас на мушке, пока не прибудет твоя группа захвата с Власовым?
Он резко дёргается, выхватывая свой пистолет, и я стреляю ему в плечо. Задеваю по касательной, и Гриша приходит в ярость. Кидается на меня.
Неожиданно Юджин подмигивает мне, лихо улыбаясь, в два прыжка догоняет Румынского и вырубает его выверенным ударом по шее. Тот обрушивается на землю. Я даже не успеваю толком испугаться – настолько быстро это всё происходит.