Я достаю нож и первым делом перерезаю трубочки, ведущие к катетерам. Срываю болтающийся ключ и освобождаю истерзанные руки. Глубокие раны, сочащиеся кровью, пугают меня не на шутку, но я не поддаюсь панике. Рассматриваю механизм устройства с трубой. Извлекать её здесь недопустимо. Ангелина и так потеряла слишком много крови. Она может не выдержать поездки до больницы. Мне нужно снять трубу с подвижного крепления, не извлекая её край из женского тела.
Нерешительно берусь за крепление. От маленькой, почти незаметной для меня вибрации трубы Ангелина болезненно стонет, приходя в себя.
– Не дёргайся, – тихо предупреждаю её. – Ангелин, это я. Только не дёргайся.
Она поднимает на меня мутный взгляд и фокусирует его на моих глазах. Постепенно приходит узнавание, постепенно Ангелина возвращается в реальность. Взгляд устремляется на часы над дверью с давно истёкшим временем отсчёта, сканирует перерезанные трубочки, и она выдыхает с видимым облегчением. Взгляд устремляется ко мне.
– Ты пришёл… Ты нашёл меня… – слабо, с заметным усилием произносит она.
– Конечно, Ангелочек. Не мог не найти, ведь ты там, где бьётся моё сердце.
– Я так боялась…
– Знаю, прелесть моя ненаглядная, знаю. Потерпи ещё немного, скоро я тебя отсюда вытащу.
– … так боялась ему навредить, – бессвязно шепчет она. По усталому лицу катятся огромные слезинки. – Не хотела выполнять условия. Но вдруг там и вправду была кислота? – Она вздрагивает и начинает реветь в полный голос. – Мне так страшно, Жень… Вдруг я ему навредила?!
Со всей осторожностью обхватываю её лицо ладонями, стираю слёзы, заставляю посмотреть на меня и отрезаю:
– С ним всё будет хорошо, слышишь? Я тебе обещаю, с вами обоими теперь всё будет хорошо, но ты должна собраться, детка, и немного мне помочь. Я знаю, что ты смертельно устала, что у тебя просто ужасно болит всё тело, но ты должна немного потерпеть, ладно? Мне нужно открутить часть трубы от крепления и забрать тебя отсюда.
Она еле заметно кивает. Тихо плачет, пока я ослабляю и раскручиваю гайки, вскрикивает от боли, когда мне приходится приложить усилие, чтобы высунуть трубу из паза.
– Придержи руками, – велю ей. – Я возьму тебя.
Она перехватывает окружность металла ладонью, близко к себе. Придерживая её, медленно поднимаю на ноги, чтобы избежать сильной встряски для израненного хрупкого тела, сажусь на самый край стула и столь же медленно опускаю Ангелину на колени, плавно устраивая полулёжа, и только потом медленно встаю с ней на руках.
– Ну как ты, Ангелочек? Держишься?
– Да, – шелестит она.
– Хорошо, осталось совсем немного. Всё будет отлично, Ангелин, вот увидишь. Я не должен был ни на секунду оставлять тебя одну, малышка, но теперь всё будет... правильно. Больше я не оставлю тебя, Ангелин.
Она закатывает глаза, и от души отлегает. Вот она, моя девочка! Невероятно сильная и мужественная! Она обязательно выдержит. И наш ребёнок, я уверен, весь в мамочку.
Ангелина устало прикрывает глаза, но я вижу, что она находится в сознании. Пока она в сознании, причин для паники нет.
Медленно иду по тёмному туннелю, подсвечивая путь налобным фонариком. Чудится мне чьё-то присутствие. Знаю, что это ненаши, и это знание мне не нравится.
– Ангелин, придётся сделать привал, – говорю ей. Тонкая кожа век дрожит, и женщина нехотя открывает глаза. – Кажется, кто-то чужой. Я поставлю тебя, сможешь немного постоять? Отойду проверить…
– Нет! – упрямится она. В обиженных на весь этот мир глазах скапливаются слёзы. – Не оставляй меня! Ты обещал, что больше никогда не оставишь меня!
Я тяжело вздыхаю:
– Хорошо. – Аккуратно пристраиваю её к стене, включаю фонарик на телефоне, кое-как пристраиваю в её руках и говорю: – Я не выйду из твоего поля зрения, буду на свету. Просто осмотрюсь на всякий случай.
– Ладно.
Выхожу на самый край светового круга и прислушиваюсь. Едва различимые шаги, но близко. Внимательно осматриваюсь по сторонам, замечаю клоунскую маску в луче своего фонаря, быстро выхватываю пистолет и стреляю практически наугад.
Противник издаёт сдавленный крик, подобно крику подбитого животного. Но топот приближается, он стреляет… Я совершаю один выстрел за другим. Он стреляет с перерывами, чувствуется, что толком и не умеет обращаться с оружием. Но перед тем, как мой финальный выстрел сокрушает этого клоуна, он успевает выстрелить в меня.
Пуля со свистом врезается сантиметров на пять ниже левой ключицы. Удар валит меня с ног, вышибает дыхание. Временное помутнение сознания и шум в голове не дают сконцентрироваться на единственно важном: он ещё стоит на ногах, продолжает стрелять?
Пытаюсь сделать вдох, но получается лишь шипящий свист. Слышу тоненькое завывание Ангелины, хочу успокоить её, но мне нужно пару минут. Пробую дышать мельче и чаще, и мучительно медленно воздух начинает просачиваться внутрь.
За своими попытками запустить дыхание я не замечаю, как Ангелина спускается по стеночке вниз, не слышу, как медленно подползает ко мне, безостановочно всхлипывая и причитая.
Продолжая удерживать трубу одной рукой, другой упирается мне в грудь и рыдает:
– Женя, ты обещал, что не бросишь меня! Не умирай, слышишь? Я не могу одна… Я люблю тебя, Жень, ты не можешь нас оставить вот так… Пожалуйста, Женя… У нас будет ребёнок. Мне так страшно, Женя, не оставляй меня.
Кое-как восстановив дыхание, я закашливаюсь. Кислород поначалу обжигает, царапает горло. Но мне удаётся выдавить:
– Теперь точно не умру, Ангелочек. Береги силы, не плачь.
Кряхтя от боли за грудиной, потихоньку поднимаюсь на карачки, стараясь не обращать внимание на удивлённое лицо Ангелины. Принимаю вертикальное положение, бережно охватываю её под подмышки и помогаю подняться. Боль от каждого движения невыносима, но моей женщине гораздо хуже.
– Пару минут, прелесть моя, и двинемся дальше, а то чуть лёгкое не выплюнул. На эти чёртовы броники должны вешать предупреждения. – говорю ей.
– Ага, – глухо отзывается она.
– Пока стоим, может, уже познакомимся нормально? У нас скоро сын родится, а ты до сих пор не знаешь, какую вы с ним будете носить фамилию.
За трёпом легко скрыть боль, страх, ярость, и я использую его именно для этого. Чтобы отвлечь себя и, главное, её от мрачных перспектив, нарисованных в голове: о том, что было бы, если бы я не справился.
– А ты не Кононов? – слабо усмехается она.
– Нет, не Кононов. Потом я тебе обязательно всё подробно расскажу, ладно? Пока хватит лишь официального знакомства. – Медленно поднимаю её на руки, превозмогая боль. Осторожно целую лоб. Начинаю движение в сторону выхода. – Разреши представиться, Старший специалист Следственного управления ФСБ России, майор Токарев Евгений Павлович, выполнял специальную операцию по внедрению в особо опасную преступную группировку, пал жертвой ваших чар, уступил подозреваемого, едва не получил дисциплинарное взыскание, между прочим.
– Надеюсь, ты шутишь! – отзывается она.
– Серьёзнее некуда, – деланно обижаюсь. – Подвёл коллектив, между прочим!
– Лучше бы преступником оказался, – пыхтит она.
– Нет, не лучше. – не соглашаюсь я. – Ты так себя корила за связь со мной, преступником, что никогда не согласилась бы выйти за меня.
– А ты, значит, выгодный жених, с приличной работой и дорогими костюмами?
– И весь твой, Ангелин. Только твой.
Замолкаю, увидев хаотично метающиеся в темноте фонарики и кричу парням. Первыми подходят Акманов и Власов, ну кто бы сомневался?
– Гелька! – выдыхает её муж, застываю в нерешительности. – Живая! Слава богу!
– Как Рита, Соня? – интересуется она.
– Всё хорошо, я ещё по дороге отправил несколько патрульных машин. Не переживай. Ты как?
– Бывало и получше, – выдаёт она.
Вскоре мы выбираемся из люка и выходим к дороге. Поднимать Ангелину было сложно, подъём занял много времени, отнял много сил у нас всех, причинил много страданий самой Ангелине. Но мы справились. Однако до спокойствия ещё очень далеко.
Вверяя её в руки врачей реанимационной бригады и устраиваясь с ними в кабине, я немного отпускаю напряжение этого вечера.
Беру её за руку. Ангелина слабо сжимает мои пальцы. Я знаю, что её беспокоит больше всего прочего, поэтому говорю:
– Ничего не бойся. С ним всё хорошо. Я с тобой, Ангелин. Я больше никогда тебя не оставлю.
29. Ангелина
Всю дорогу до больницы я стараюсь не паниковать. Получается слабо. Одна бы я точно не справилась. Но уверенные ободряющие слова Жени отвлекают от страхов, не дают впасть в бездну отчаянья.
Иногда он отвлекается на входящие звонки и ненадолго превращается в какого-то абсолютно незнакомого мне мужчину: майора ФСБ, строгого, отдающего распоряжения невидимым собеседникам. Но стоит ему бросить взгляд на меня, как он лихо улыбается и подмигивает, снова возвращаясь к привычному для меня образу.
Первой моей реакцией на новость стало желание обвинить его в том, что он использовал меня, хоть и не так, как я решила изначально. Но это мы уже проходили. Это путь в никуда, поэтому я терпеливо жду, когда мне откроется полная версия событий.
В приёмном отделении всё решается подозрительно быстро и без моего участия. Я слишком боюсь узнать пугающие известия, поэтому не лезу с вопросами, позволяя Жене позаботиться обо всём самостоятельно. Больше всего мне хочется впасть в беспамятство, но словно назло ресурсы истощённого организма никак не заканчиваются, и я устало взираю на манипуляции врачей, за которыми бдит Евгений.
Мне обрабатывают руки, на левое запястье приходится наложить пару швов. Меня везут на узи и рентген. Я не задаю вопросов, не желая знать ответов. К моменту, когда меня увозят в операционную, я настраиваю себя на любой исход, прекрасно понимая, что шансов практически никаких. Столько пережитого страха, столько вынесено невыносимой адской боли… Можно ли в таких условиях надеяться, что удастся сохранить беременность?