А кое-кому в Москве, оказывается, в тягость стала Чукотка!
Итак, вернемся к упомянутой встрече 17 августа 1991 года. Шел мучительный поиск выхода из создавшегося положения. На той встрече не было вице-президента СССР Янаева, Председателя Верховного Совета Лукьянова, но все знали их принципиальную патриотическую позицию. Была уверенность в том, что они также проявляют большую озабоченность и наверняка думают над теми же проблемами, что и мы.
С тяжелым грузом на душе решили все-таки еще раз обратиться к Горбачеву с призывом верно оценить ситуацию и принять меры к спасению Отечества, отказаться от подписания Союзного договора в том виде, в каком он был представлен, потому что развал Советского Союза в этом случае был очевиден. Оставалась все же и небольшая надежда на то, что Горбачев должен понять и выполнить свой президентский долг, к которому его обязывала Конституция СССР, клятва, данная им при вступлении в должность президента.
Какое решение примет Горбачев? Никто из собравшихся не имел на этот вопрос однозначного ответа. Но было большое желание предпринять еще один шаг, еще раз обратиться к Горбачеву и попытаться убедить его. Условились еще раз собраться и обсудить принятое президентом решение. Там же наметили состав группы для поездки в Форос. В нее вошли Бакланов, Шенин, Болдин, Варенников и Плеханов.
Плеханов должен был выехать, как начальник Девятого управления КГБ, ответственный за безопасность президента СССР. Исходили из того, что, возможно, Горбачев вылетит в Москву и тогда присутствие Плеханова будет тем более необходимо. Я дал поручение Плеханову сопровождать товарищей, не посвятив его в детали вопроса. Тянуть было нельзя, и договорились о том, что группа вылетит в Форос на следующий день — 18 августа 1991 года.
Окончательно определили цель — доложить Горбачеву обстановку, посоветоваться с ним и попытаться получить от него конкретные соображения относительно того, какие меры он намерен предпринять для спасения государства. Решили, что сразу по возвращении из Крыма группы встретимся в Кремле — для того чтобы окончательно определиться.
Одновременно условились предпринять некоторые меры — на случай, если придется пойти на введение чрезвычайных мер, как того требуют обстоятельства. Разумеется, в случае развития ситуации в таком направлении предполагалось обратиться к народу, объяснить ситуацию в стране и причины чрезвычайных мер.
Для решения текущих задач следовало создать какой-то орган или комитет, названия его тогда еще не было. Возможно, это будет форма президентского правления. Над этим договорились подумать. Было также сочтено необходимым подготовить проект постановления от предполагавшегося органа с определением неотложных мер по нормализации обстановки и о первоначальных мерах по выходу из кризиса.
На случай провокаций деструктивных сил, организации ими общественных беспорядков правоохранительные органы должны были продумать меры по пресечению их действий, при этом не исключалась возможность задержания отдельных экстремистски настроенных элементов. Поскольку подобные документы ранее по поручению Горбачева составлялись, неоднократно дорабатывались, то не составляло особого труда довести их до окончательной редакции.
Мы были глубоко убеждены в том, что с самого начала поступаем в строгом соответствии с Конституцией СССР, в рамках существующего советского законодательства, а те, кто пытается разрушить Союз, действуют вопреки законам. Право и правда были на нашей стороне. Никто из названных мною лиц ничего лично для себя не искал, не преследовал никаких корыстных целей. Все руководствовались высшими интересами государства, подчиняя им свои личные интересы.
Исходили из различных вариантов реакции Горбачева на предложения, с которыми поехала группа. Реально оценив ситуацию, он мог дать согласие на введение чрезвычайных мер, то есть на реализацию своего же предложения, даже пойти на президентское правление и тем самым сделать шаг в сторону приостановления губительных тенденций. Он мог пойти и на репрессивные меры в отношении выезжавших к нему лиц, поставив, таким образом, под вопрос их безопасность. Но наиболее вероятный вариант состоял в том, что Горбачев, как всегда, не скажет ни «да», ни «нет» и сохранит за собой возможность принять окончательное решение в зависимости от того, как будут развиваться дальнейшие события.
Не исключалось, что он откажется вылететь в Москву, предпочтет остаться в Форосе, сославшись на какие-нибудь причины, для того чтобы выждать и не проиграть лично в принятии окончательного решения.
При этом для всех было ясно, что Горбачев будет заботиться главным образом о политическом самосохранении. Нам казалось важным дать ему возможность остаться как бы в стороне. Но в то же время у нас были опасения, что Горбачев попытается выйти на своего «друга» Буша, чтобы на всякий случай заручиться его поддержкой.
Исходя из этих соображений еще до прибытия группы наших товарищей в Форос я дал указание отключить связь у Горбачева и тем предупредить развитие ситуации в резиденции в нежелательном направлении. В соответствии с моим распоряжением все виды правительственной связи были отключены за несколько минут до встречи с Горбачевым приехавших из Москвы.
Те, кто остался в Москве, в ожидании результатов встречи с Горбачевым еще раз «прокручивали» обстановку в стране, уточняли наиболее важные моменты ее развития, выясняли, какая ситуация складывается в различных регионах Советского Союза.
Не раскрывая существа предполагавшихся мер и, более того, не ставя об этом в известность своих подчиненных по работе, я встретился с руководителями КГБ различных уровней и еще раз обсудил с ними обстановку. Все их суждения были тревожными, безрадостными.
Переговорил с руководителями ряда местных органов. Обстановка аналогичная — ничего утешительного. Недоумение, непонимание по поводу бездействия центра, резко негативное отношение к опубликованному Союзному договору.
Российское руководство не скрывало своих намерений и далее «укреплять суверенитет и независимость» Российского государства и отводило дальнейшему существованию Советского Союза всего несколько дней. В открытую говорилось о необходимости ликвидации союзных структур, что должно было последовать сразу после 20 августа.
Особенно тревожная информация продолжала поступать из Прибалтики, где резко ухудшилось отношение к иноязычным, не только к русским, но и представителям других национальностей. Все громче заявляли о себе так называемые «бывшие», особенно те, кто принимал активное участие в бандподполье. Они уже не скрывали своих контактов с загранцентрами, с иностранными спецслужбами, выдвигали задачу выхода из Советского Союза и изменения существовавшего социально-политического строя.
На установленный порядок выхода из Союза, который предусматривал целый комплекс мер и временной срок до семи лет, никто, попросту говоря, не обращал внимания. Планы по выходу из Союза готовились осуществить явочным порядком. Угрозы в адрес иноязычного населения раздавались громогласно, причем речь шла не об оскорблениях, а о намерениях совершить террористические акции. Уже имели место случаи избиения. Поскольку жить становилось небезопасно, начался отток иноязычного населения из Прибалтийских в другие советские республики.
Словом, по всей стране ничего утешительного. Это подтверждало правильность нашего анализа относительно перспектив развития событий в самые ближайшие дни, не говоря уже о более отдаленном времени.
Первое сообщение о характере и результатах встречи с Горбачевым я получил от выезжавших товарищей из машины на обратном пути следования из Фороса на аэродром Бельбек. Затем была связь с самолетом.
Как и ожидалось, ответ был таков: и «да» и «нет». Рукопожатия на прощание, заключительные слова Горбачева: «Валяйте, действуйте!» По мнению Болдина, через несколько дней Горбачев однозначно должен был склониться к положительному решению. Сейчас же он вроде решил выждать, посмотреть, как будет развиваться обстановка, чья возьмет. Короче говоря, напрашивался вывод: как только Горбачев убедится в успехе выступления и меры чрезвычайного характера дадут первые положительные результаты, он открыто и самым активным образом поддержит их.
После отлета группы настроение у Горбачева было нормальное, на вечер он заказал приключенческий фильм. На просмотре фильма был со всей семьей, затем — ужин с винами по его заказу. В общем, все как обычно. Видимых перемен в настроении Горбачева, в распорядке его отдыха и режима в последующие дни охранявшие его сотрудники также не заметили. К отключению телефонной связи он отнесся довольно спокойно, как к шагу, продиктованному заботой о его «имидже», желанием предоставить ему возможность побыть как бы в стороне до того дня, когда в стране воцарится элементарный порядок, и людям будет предложена программа выхода из губительного кризиса. Вся его личная охрана осталась при нем, никаких ограничений в передвижении не было. О своих дальнейших планах он не распространялся. Тот факт, что к нему приехали из Москвы посоветоваться, говорил о многом, ничто не угрожало его личной безопасности. Последнее для него было определяющим.
Забегая вперед, следует сказать, что подобная линия ГКЧП в отношении Горбачева была нашей грубейшей ошибкой. Выступившие 19 августа на заботе об «имидже» Горбачева потеряли многое, а главное, не обрели доверия и активной поддержки значительных масс населения. Дело даже не в том, что к тому времени авторитет Горбачева дошел практически до нулевой отметки. Тогдашний президент СССР уже прочно встал на путь разрушения Советского государства, повязал себя с определенными силами внутри страны и за ее пределами. Таким образом, отступать он не только не хотел, но и не мог, думая лишь о том, как выкрутиться из этой ситуации с наименьшими издержками лично для себя. В результате этого ГКЧП разом лишил себя возможности проводить последовательную и решительную политику и таким образом показать обществу и миру, что он порывает со всем тем, что привело сверхдержаву к краху. Понимание этого пришло, к сожалению, слишком поздно, а тогда мы еще не были до конца свободны от иллюзий, сомнений, мучительных раздумий о Горбачеве, еще надеялись, что он встанет на путь оздоровления обстановки и предупредит самое страшное — развал государства.