Под предлогом «заботы» о русских Ельцин стал приглашать их в Россию, обещая гостеприимство и всякие блага. Особенно усердствовала в этом Г. Старовойтова.
Как-то в здании Верховного Совета СССР я случайно встретился с ней и задал вопрос: «Вы серьезно думаете, что возможно такое великое переселение? Ведь у государства не хватит на это средств — оно разорится. Не говоря уже о сломанных человеческих судьбах. Дойдет дело до передела границ, и вместо дружбы народов мы получим войну между ними».
Она ответила: «А что же делать, если люди разных национальностей не могут вместе жить?»
Я сказал, что не надо поддерживать национализм, что это не политика, а безумие и что надо остановить Ельцина. Немного подумав, Старовойтова произнесла: «Вы, пожалуй, правы. Я поговорю с Борисом Николаевичем».
Ну что ж, теперь миллионы людей, беженцев пожинают плоды преступной, античеловеческой политики.
Как я уже упомянул, постоянно стоял вопрос о введении чрезвычайного положения на территории всей страны или в ряде регионов либо, как вариант, президентского правления. Этот вопрос не просто обсуждался, Горбачевым давались конкретные поручения по подготовке соответствующих материалов.
В течение 1990 года на этот счет неоднократно давались указания в связи с событиями в Южной Осетии, Прибалтике, в частности по Литве и Латвии. В 1991 году подобные распоряжения отдавались Президентом Союза в связи с событиями в Азербайджане, Армении и Молдавии. В ряде регионов из-за беспорядков и забастовок ситуация накалялась до предела. Поэтому поручения носили вполне конкретный характер: подготовка проектов соответствующих постановлений, обращений, перечень организационных чрезвычайных мер.
Были дискуссии по Грузии. Комитет госбезопасности полагал, что следует проявлять выдержку и терпение, нельзя опережать события, процессы в этой республике должны до поры до времени развиваться естественным образом, а ситуация созреть до конструктивного выхода из кризиса. Вместе с тем важно было не оставлять без разоблачения антисоветские, антисоциалистические тенденции и всячески поддерживать здоровые силы, ни на минуту не прекращая работу по разоблачению националистических устремлений.
Проявлять выдержку предлагал я и в отношении Молдавии. Среди части населения этой республики наиболее активно подогревалась эйфория в вопросе молдавско-румынских отношений.
Сторонники объединения Румынии и Молдавии, а точнее, присоединения Молдавии к Румынии, пытались убедить население Молдавии в преимуществах и благах, которые принесет «воссоединение румынского и молдавского народов». Молдаванам сулили многое: обретение «великой родины», повышение жизненного уровня, быстрый подъем промышленности и сельского хозяйства, расцвет науки, культуры и многое другое. При этом тщательно скрывалась разница в жизненном уровне Румынии и Молдавии, причем далеко не в пользу первой.
Расширение возможности в общении жителей Румынии и Молдавии, по оценке Комитета госбезопасности, должно было очень быстро привести к выяснению ситуации, получению жителями Молдавии объективного представления о том, как живут румыны: лучше или хуже. Наш расчет оказался точным: так оно и случилось.
Что касается истории, то Молдавия, находясь в составе Румынии, никогда от этого не выигрывала. Ее население попадало в положение угнетенной части народа. Национальная культура, промышленность и сельское хозяйство находились в застое. И напротив, расцвет Молдавии обеспечивался тогда, когда она входила в состав России. Такова историческая правда и действительность сегодняшнего дня, от которых никуда не уйдешь.
Я далек от мысли бросить тень на Румынию и румынский народ. Дело в реальности, с которой нельзя не считаться. Думаю, что эйфория прошла, значительная часть молдавского народа убедилась, где и с кем ему лучше. Поэтому, мне кажется, трагической ошибки пока удалось избежать.
Не раз обсуждалась и ситуация в Москве. Были задумки ввести в столице президентское правление.
Горбачев вообще в разговорах постоянно подчеркивал, что пойдет на все, чтобы не допустить развала страны, выхода республик из Союза. Он неоднократно просил подумать над тем, как бороться с националистическими силами и настроениями в республиках. Собственно говоря, ничего нового члены ГКЧП и не придумали — все решения, действия и воззвания шли именно в русле тех проработок, которые по заданию самого же Горбачева готовились в 1990–1991 годах.
А тем временем обстановка все больше накалялась. Тревогу вызывали крайние экстремистские силы, открыто призывавшие идти на Кремль и на Лубянку. Все больше раздавалось и прямых угроз в адрес высшего руководства, в том числе и самого президента.
Ясно, что пустить развитие событий на самотек было нельзя. Надежды на мирное урегулирование не оставалось — с каждым днем становилось все хуже и хуже, а действовавшие в разрушительном направлении экстремистские силы, в среде которых было и немало народных депутатов различных уровней, продолжали активно подливать масла в огонь.
Еще более настораживающая информация поступала в Комитет госбезопасности по оперативным каналам. В ходе проведения контроля, в частности слухового, по конкретным оперативным разработкам в поле зрения попадали лица из различных политических партий, организаций и движений, намерения и действия которых были явно направлены на разрушение общественного строя, ослабление государственности, правопорядка, на развал Союза. Их действия были настолько серьезны и опасны, что проходить мимо них органы госбезопасности были не вправе.
Начиная с конца 1988 — начала 1989 года масштабы антисоветской деятельности приняли достаточно широкий и угрожающий характер. Одна из причин — полная безнаказанность, вседозволенность, бездействие законов. Но был очевиден и другой вывод — экстремистские действия кем-то подогревались, подпитывались, поощрялись сверху, что, конечно, затрудняло борьбу с ними.
Просматривалось явное и неявное взаимопонимание и взаимодействие экстремистских сил с членами тогдашнего руководства А. Яковлевым, Э. Шеварднадзе. По крайней мере, бездействовали член политбюро, секретарь ЦК КПСС В. Медведев, заместитель генерального секретаря ЦК КПСС В. Ивашко и некоторые другие лица рангом пониже. У этих людей, в свою очередь, был «надежный» тыл в лице Горбачева.
Уже в те годы между словами и делами Горбачева очевидна была нестыковка. Слов о намерении защитить партию и государство, не допустить развала Союза и тому подобных в речах Горбачева было в избытке. Это, конечно, сбивало с толку, тем более что даже в частных разговорах Горбачев, казалось, стоял на принципиальных позициях государственника, возмущался по поводу экстремистских высказываний и действий, грозился принять меры, но на следующий день все спускал на тормозах, убаюкивал окружающих словами, что «экстремисты ничего не сделают», все образуется, пошумят и перестанут.
А тем временем США продолжали наращивать усилия по проникновению в Советский Союз и оказанию на его политику выгодного для себя влияния. В начале мая 1990 года Советом национальной безопасности США был утвержден специальный план мероприятий по СССР, в котором, в частности, уделялось особое внимание поддержке оппозиционных сил в нашей стране. И это несмотря на то, что к тому времени Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи уже не стало. СССР, подчеркивалось в плане, по-прежнему оставался «самой серьезной угрозой национальной безопасности США». Особые надежды американцы возлагали на советскую «политику гласности и открытости».
Невольно возвращаешься к тем временам, и в памяти всплывают имена тех, кто проводил линию на разрушение Союза, а сейчас многие из них у власти, занимают официальные посты, действуют открыто и во многом уже реализовали свои планы.
Можно назвать немало других общественных и государственных лиц, которые совершали поездки в капиталистические страны и пользовались там услугами, оплачиваемыми принимающей стороной. Многие из наших представителей получали приличные гонорары за выступления в средствах массовой информации, в различных аудиториях, бесплатно находились на отдыхе или проходили курс лечения. Нередко поездки совершались с женами и детьми.
Хотелось бы обратить внимание на строгий порядок регламентации деятельности парламентариев и государственных служащих, к примеру в США. В 1978 году там был принят даже специальный закон об этике госслужащих. Они обязывались представлять отчеты о своих доходах и расходах. В начале 1991 года конгрессменам было запрещено получать гонорары за выступления в средствах массовой информации, лекции и т. д. Установлен строгий порядок в обращении с подарками. Конгрессмен вправе оставить себе памятные подарки на сумму не более 300 долларов в год, куда входит также оплата развлечений и отдыха. Еще более строгий подход установлен к соблюдению режима секретности и использованию информации, составляющей государственную тайну.
Народные депутаты Союза, России и даже некоторых местных Советов стали объектами работы, прежде всего определенных кругов США и их специальных служб. Причем среди «демократов» в ходу было утверждение, что А. Яковлев для экономических и правительственных кругов США является «личным гарантом политики Горбачева». А что касается стратегической цели, то единомышленник А. Яковлева, один из руководителей региональной депутатской группы, Ю. Афанасьев, еще в 1990 году определил ее как повторение во многом «плана Бальцеровича» в Польше. Ю. Афанасьев не скрывал, что на самом деле этот план был разработан в Международном валютном фонде. Он же отмечал, что подобный план перехода к рыночным отношениям МВФ обычно проводит в слаборазвитых странах с целью локального укрепления замкнутой валюты и окончательной денационализации экономики. Тогда же родилась идея, а точнее, она была запущена к нам организацией «Бнай-Брит», объявить русское национальное движение фашистским как по задачам, так и по идеологии.
Удары по союзному центру наносились с нескольких направлений. Еще в 1989 году в экспертных группах Совета национальной безопасности США стали обсуждать идею о создании на российской почве параллельного союзному политического и экономического центра. Эта идея отозвалась двумя годами позже.