Личное дело.Три дня и вся жизнь — страница 92 из 137

На упомянутом семинаре Старовойтова обозначила еще один полигон борьбы по децентрализации межнациональных связей — это Армения — через осложнение обстановки в Нагорном Карабахе. По ее признанию, об осложнении ситуации в этом регионе она знала заранее, еще за два года. По заявлению Старовойтовой, самое важное — победа армян над азербайджанцами, поскольку это означало бы первую, главную и решительную победу над ленинско-сталинской национальной политикой.

Армянская проблема имела для «демократов» большое значение по ряду причин. Так, по мысли некоторых участников ленинградского семинара, необходимо развенчать договор В.И. Ленина с Кемалем Ататюрком, что создаст возможность перехода к критике Ленина: «Не во всем был прав, так, может, и ни в чем не был прав».

Обострение обстановки в Азербайджане и вокруг него, по замыслу инициаторов этого плана, приведет к напряженности в республиках Средней Азии, где имеется благоприятная почва для проявления исламского фундаментализма.

Дестабилизация экономики путем безудержного проведения реформ была главнейшим направлением разрушительной деятельности «демократов». Под давлением начавшихся в 1989 году забастовок власти вынуждены были пойти на отмену ограничений роста зарплаты в сочетании со значительным снижением налогов на прибыль; пятипроцентный налог с продажи неминуемо должен был подвергнуться критике со стороны рабочих, а что касается повышения цен на товары, то эта мера как рычаг регулирования исключалась путем требования замораживания цен на регионально-территориальном уровне. Все это призвано было убедить забастовочное движение в том, что с позиции нажима на правительство можно достичь многого. В результате денежная масса не только не уменьшится, а, наоборот, увеличится, что спровоцирует очередной круг инфляции. Следствием раскручивания инфляционной спирали неизбежно станет полная ликвидация стабильности экономики в госсекторе и в народном хозяйстве. В итоге последует ухудшение экономического положения, усиление недовольства рабочих, спад же производства приобретает хронический характер. Налицо порочный круг со всеми вытекающими губительными последствиями.

По информации из кругов, близких к американской администрации, относящейся к началу 1991 года, Вашингтон рассчитывал на Горбачева в решении по крайней мере двух задач: главная — подписать соглашение о сокращении стратегических вооружений, и неглавная — приватизация экономики. После решения этих задач Горбачев мог бы с «чистой совестью» уйти в отставку и затем сколько надо отдыхать и лечиться за рубежом. Горбачев стратегически был полностью ориентирован на Буша. Это просматривалось во всем его поведении, в разговорах с работавшими рядом с ним лицами, не оставалось это незамеченным и на Западе. «Буш влиятельный политик. Надо держать курс на него», — бросал он. Попытки насторожить Горбачева встречали ухмылки и возражения. «Буш не подведет. Да меня и не обманешь».

В начале 1991 года под давлением государственников он был вынужден убрать Яковлева из Президентского совета, однако спустя три месяца под нажимом уже американцев сделал его своим старшим советником, поручив ему проведение капиталистической экономической реформы в СССР. Это позволило Яковлеву переключиться на внутреннюю политику, что в тех условиях было, безусловно, наиважнейшим. В основе лежал курс на развал Союза и смену федеративного устройства на конфедеративное в лучшем случае. Для этого надо было нанести новые удары по КПСС. Их организатором являлся Яковлев. В последнее время он особенно и не скрывал этого. Между Горбачевым и Яковлевым произошла полная смычка и в стратегии, и в тактике, ведь хозяин у них был один — Вашингтон.

К первой половине 1991 года деструктивные силы сомкнулись в одном потоке, образуя единый антисоветский фронт. Он был достаточно организован, направлялся из одного центра, действовал уверенно и целеустремленно.

С одной стороны, активно и достаточно умело использовал допущенные за годы советской власти серьезные ошибки, серьезные просчеты, а с другой — вовсю прибегал к демагогии, популизму, обещаниям обеспечить мощный подъем промышленности, сельского хозяйства, в кратчайшие сроки резко поднять жизненный уровень населения. У носителей таких пропагандистских идей, казалось, не было иной заботы, кроме блага народа, тружеников, которых-де грабили и унижали все 70 лет, лишали свободы, человеческой жизни, права распоряжаться собственной судьбой. Теперь, мол, наступило время полной свободы и решительного подъема благосостояния людей. Словом, райской жизни для них.

Надо сказать, что значительная часть народа поддалась на эту лживую пропаганду, поверила или очень захотела поверить обещаниям, тем более что все это облекалось в красивые фразы, привлекательные по форме и содержанию.

Активно муссировался вопрос о так называемых привилегиях и льготах. На фоне действительных трудностей, бытовых неудобств, которые испытывали советские люди, дефицита отдельных продовольственных и промышленных товаров, упор в пропаганде на «привилегированное» положение, «роскошную» жизнь партийногосударственной элиты не пропадал даром, давал свои плоды.

Конечно, в вопросе о привилегиях и льготах для определенных групп лиц можно было кое за что зацепиться. Члены высшего партийного руководства пользовались бесплатными дачами, обслуживающим персоналом, льготными путевками для отдыха и лечения, хорошо оборудованными лечебными заведениями, но все это было государственное. При уходе на пенсию руководители получали довольно скромное содержание, возможность проживать в общих дачных поселках. Никто из них за время занятия высшего поста в партии, как правило, не строил себе дач. По морально-нравственным нормам это было не принято. За ними не сохранялись льготы, которые существенно отличались бы от пенсионных условий широкой категории лиц.

Разговоры о высоком материальном обеспечении партийных работников, сотрудников государственных органов — это сказки, сочиненные с определенной целью. Их заработная плата мало чем отличалась от среднего заработка, пенсионное обеспечение не разнилось со средним уровнем; многие сотрудники, о которых идет речь, испытывали материальные затруднения, и если не уходили с партийной работы на другую, то исключительно по моральным соображениям, не считая этичным ставить вопросы «меркантильного» характера на первый план.

До сих пор можно поражаться одному — клеветнические утверждения на этот счет не встречали должного отпора, разъяснений: кому-то, наверное, так было нужно.

Фронтальное наступление экстремистских сил имело мощное идейное сопровождение. Огульная критика обрушилась на марксистско-ленинское учение. Во всех бедах, больших и малых, винили учение наших основоположников. Конечно, Маркс, Энгельс, Ленин, несмотря ни на что, сохраняют подобающее им место в истории человечества. Эти гении, титаны человеческой мысли, устоят и останутся гигантами. Можно на какое-то время бросить на них тень и даже опорочить, но лишь на какое-то время.

Сколько раз Маркс, Энгельс, Ленин подчеркивали, что не занимаются разработкой рецептов на длительную перспективу, что их учение привязано к реальным условиям, к конкретной жизненной сфере, что оно диалектически не может стоять на месте, должно постоянно развиваться. Марксистско-ленинское учение по своему значению эпохально, то есть сочетается с определенной эпохой, определенным периодом жизни человечества, и потому его конкретное воздействие ограничивается определенным временным отрезком исторического развития.

Да, есть основополагающие положения марксистско-ленинского учения, но сколько раз корифеи науки предупреждали о творческом подходе к теории, необходимости применять ее с учетом страны, конкретных условий, состояния общества, уровня развития производительных сил и многих других социальных, политических и экономических категорий.

Можно только подивиться тому, как волкогоновы ниспровергают Ленина, как пытаются представить этого гения, признанного друзьями и врагами, объявленного человеком XX века номер один, недостаточно умным и образованным. Да, Волкогонов войдет в историю, но как человек, покусившийся отказать Ленину в гениальности, и потому будет не велик, а смешон.

По нарастающей шли нападки на Октябрь 1917 года. С позиции конца 80-х — начала 90-х годов стали судить обо всем, что произошло в далеком 1917 году. Каких только эпитетов не приклеили этой Великой революции! И преждевременна, и переворот, и заговор кучки авантюристов, и антинародная по своему характеру, и так далее.

Для человека, диалектически мыслящего, разбирающегося в исторических категориях, ясно, что такой подход к Великой Октябрьской революции — это все равно что сетования на наступление дня после ночи.

Революция свершилась. Она была закономерным, неизбежным явлением. Это исторический факт. В ней принимали участие десятки миллионов людей. В ее водоворот в той или иной мере были вовлечены десятки стран мира.

Революция в корне перевернула жизнь огромного государства и придала его развитию принципиально новое направление. Спустя каких-то двадцать — тридцать лет после Октябрьской революции Советский Союз стал второй державой в мире. Несмотря на серьезные издержки в своем становлении, добился столь значимых результатов, что заставил считаться с собой весь остальной мир.

Сокрушители Октября не обеспечат себе вечности. Их взгляды и действия уйдут в тень истории, канут в Лету, потому что они по методологии и содержанию антинаучны, антиисторичны, не выдерживают критики разума, испытаний временем. Октябрь заявлял и заявляет о себе не только свершениями в странах, вставших на социалистический путь развития, но и переменами в капиталистическом мире.

Без учета идей и дел Октября сегодня не развивается ни одно государство. Конечно, Октябрь не будет иметь аналогов, потому что изменились времена, условия, нет таких обществ, каким было российское до 1917 года. Но это нисколько не принижает его исторической значимости. Об Октябре будут помнить точно так же, как люди помнят о выступлении рабов под руководством Спартака, о Великой французской революции 1789 года, антифеодальных революциях во многих странах мира.