– Здравствуйте. Можно Елизавету Андреевну Ломейко?
– Кто ее спрашивает?
– Из собеса.
– Откуда? – не поняла собеседница.
– Скоро Новый год, – начала я вдохновенно врать, – мы раздаем подарки одиноким пенсионерам. Ломейко одна из нашего списка. Ничего особенного в пакете не будет, немного продуктов, конфеты. Дайте трубочку самой Елизавете Андреевне.
– Ее нет!
– Ой, она переехала! Подскажите новый адрес.
– А зачем вам?
– Подарок отдать надо!
– Вы его себе оставьте!
– Гуманитарная помощь дело серьезное, у меня ведомость есть, в ней расписаться надо. И потом, что значит «оставьте себе»! Это воровство получится. Подарок предназначен не вам, а Елизавете Андреевне, подскажите мне адрес Ломейко.
– Она живет на даче, далеко.
– Ладно, – я решила слегка напугать девушку, – спасибо, я сама узнаю, где находится Ломейко. Сделаю запрос в милицию.
– Не надо, – повысила голос собеседница.
– Ну вы же не хотите помочь государственной служащей, которая осуществляет благотворительную акцию, можно подумать, что боитесь моей встречи с Ломейко, – подлила я масла в огонь.
– Поселок расположен неудобно, – начала оправдываться девушка, – от электрички надо на автобусе ехать, а он зимой практически не ходит.
– Ну ничего себе! Теперь я точно обращусь в милицию! Бросили старуху одну невесть где! Вдруг ей плохо станет!
– А вот и неправда! Я с ней живу!
– Но вы-то в городе!
– Приехала по делам, вечером вернусь. Если хотите, можете мне отдать подарок.
– А вы ей кто?
– Внучка. Кстати, у меня есть доверенность на получение ее пенсии.
– Ну ладно, – протянула я, – когда и где пересечемся?
– Через полчаса у метро «Маяковская».
– Я не успею.
– Тогда вечером, в двадцать три тридцать, на Рижском вокзале.
– И как мы друг друга в толпе узнаем?
– Заходите в кафе «Астра», я блондинка с голубыми глазами, буду в ярко-красной куртке, с сумкой, на которой изображена кошка. А вы как выглядите?
– Точно так же, – усмехнулась я, – только с большим черным портфелем.
– Не опаздывайте, – предупредила девушка, – а то я не успею на последнюю электричку, – и отсоединилась.
Я потерла руки, осталось совсем легкое дело, сначала звякну в департамент здравоохранения Московской области, а потом поеду туда.
Глава 29
Если хотите, чтобы чиновники были с вами любезны, представьтесь журналистом из крупной газеты или, еще лучше, работником телевидения. Попасть на голубой экран мечтает большая часть человечества, вот почему столь популярны всяческие шоу, где присутствует публика. Посидит человек в зале, поаплодирует основным участникам и ощущает себя героем. Соседи и коллеги по работе непременно скажут:
– Видели, видели тебя в телике, шикарно выглядел.
И на улице могут узнать, станешь знаменитостью. Есть еще один нюанс – у представителей прессы никогда не спрашивают документы, отчего-то основная масса народа, услышав фразу: «Я из газеты», верит собеседнику на слово, хотя это неразумно, соврать можно все, что угодно.
Но сегодня людское простодушие играло мне на руку. Войдя в пафосное офисное здание, я побродила по этажам, нашла нужный кабинет, вежливо постучала, услышала приветливое «Входите» и толкнула дверь.
Полная дама в бежевом костюме, делавшем ее похожей на слониху, стояла у открытого сейфа.
– Вы ко мне? – не по-чиновничьи приветливо осведомилась она.
– Я ищу Веронику Львовну Рудниченко, – улыбнулась я.
– Входите, садитесь, – предложила хозяйка кабинета, захлопнула сейф, с видимым усилием втиснулась в кресло и спросила: – Чем могу помочь?
Я представилась.
– Меня зовут Даша Васильева, работаю редактором на программе «Здоровье», наверное, вы видели наши передачи, их ведет Елена Малышева?
– Ну конечно, – закивала Вероника Львовна, – вообще-то, как человек с высшим медицинским образованием, я не люблю всякие там шоу, где про лечение керосином рассказывают. Но Елена Малышева врач, из профессорской семьи, очень уважаемый человек, ведет просветительскую работу, и она настоящий профессионал!
– Мы задумали сделать сюжет о маленькой больнице, – затараторила я, – знаете, на селе и в крохотных городках часто работают настоящие подвижники, замечательные специалисты.
– Верно, – кивнула Рудниченко, – полностью согласна с вами. Последнее время медицину только ругают, но, поверьте, есть еще врачи от бога.
– Наш выбор пал на клинику в населенном пункте Алехино, это Подмосковье.
– Алехино, Алехино, – забормотала Вероника Львовна и включила компьютер, – почему вы именно ее надумали отметить?
Моя улыбка стала ослепительной.
– Десять лет назад наш главный редактор случайно туда попала, ее сняли с поезда с приступом аппендицита. Если откровенно, то она очень испугалась: маленькая больничка, как тут соперируют, но до Москвы ей было не доехать, совсем плохо стало. Операция прошла на удивление хорошо, вот теперь хотим дать в репортаже еще и ее рассказ, понимаете? Так сказать, живой свидетель!
Я заморгала и уставилась на Веронику Львовну. Очень надеюсь, что она не спросит: «Зачем ваше руководство ждало десять лет? Почему сразу не прислало съемочную группу в Алехино?» Но Рудниченко кивнула.
– Понимаю, но посодействовать не могу, этой больницы уже нет!
– Куда она подевалась?
– И Алехино исчезло с карты, я имею в виду как населенный пункт, теперь на этом месте огромный производственный комплекс.
– Вот не повезло! – заохала я. – Документы больных сожжены!
– Что вы, – снисходительно ответила чиновница, – мы храним истории болезни длительный срок, не менее двадцати пяти лет, а сейчас, в связи с поголовной компьютеризацией, предполагаем вечно держать сведения в базе данных, мало ли что.
– И где архив Алехинской больницы?
– Он передан клинике в Ворске, кстати, там теперь главным врачом работает Игорь Никитович Сопельняк, десять лет назад он служил в Алехине и оперировал вашу начальницу, других хирургов в больнице не было.
– Как с ним связаться? – затряслась я от нетерпения.
– Легче легкого, – засмеялась Вероника Львовна. – Одну секундочку!
Рудниченко вынула из стола справочник, полистала замусоленные страницы, взяла трубку и сказала:
– Добрый день, это Вероника Львовна. Игорь, ты? Чудесно! У меня в кабинете сидит милейшая женщина, Даша, она редактор программы «Здоровье». Да, да, телевизионной. Хотят снять сюжет! В частности, и о тебе! Ладно, не скромничай, страна должна знать своих героев. Заодно, кстати, и аппаратом похвастаешься, зря, что ли, его выбивал? Теперь гордись. Когда? Сегодня до полуночи?
Рудниченко посмотрела на меня.
– Прямо сейчас отправлюсь, – заверила я ее, – если не будет больших пробок, быстро доеду.
Сначала Игорь Никитович устроил мне экскурсию по клинике, потом накормил в местной столовой, затем мы довольно долго беседовали в его кабинете, наконец я сочла момент подходящим и спросила:
– Много у вас людей умирает?
Главврач нахмурился.
– Пьют крепко, отсюда и высокий процент смертности, не хотят диспансеризацию проходить, приползают к нам в таком состоянии, что можно сразу в морг помещать. А потом крик поднимается: медицина никуда не годится. Вот вам недавний случай. Поступил к нам Возкин Семен, сорока девяти лет, с тяжелейшим инсультом, одни глаза двигались, да и то не очень. Стали беседовать с семьей, выясняются детали. Месяц назад у Семена начал заплетаться язык и онемели пальцы на руке. Никто – ни жена, ни мать, ни он сам – не обратил внимания на эти симптомы. Бабы посчитали мужика привычно пьяным, а Возкин решил: само пройдет. Тридцать дней его шатало из стороны в сторону. Я-то понимаю, что это был инсульт. Семену вначале повезло, удар пришелся в теменную область, в этом случае больные легко восстанавливаются, следовало немедленно начать лечение. Но Возкин продолжал водить трактор и пить водку. Результат? Его шандарахнуло по полной программе, полежал недельку и скончался. Чего в этой истории больше? Безграмотности? Глупости? Российского пофигизма? Наплевательского отношения к себе?
– Да уж! – вздохнула я. – А на столе у вас погибали?
– У каждого врача есть свое кладбище.
– Помните несчастных?
– Не поверите, – потер затылок Сопельняк, – всех помню. Зря считают хирургов бездушными. Пациенты часто жалуются: «Вот анестезиолог накануне операции приходил, мило беседовал, утешал, просил не волноваться, старшая медсестра подбегала, обещала непременное выздоровление, а хирург пальцем потыкал и ушел. Грубиян!» Это просто психологическая защита, я не могу сближаться с больным. Думаете, зря большинство из нас отказывается оперировать близких людей?
– Наверное, потом тяжело сообщать родственникам о смерти пациента!
Сопельняк признался:
– Я не хожу, отправляю Анфису, она умеет с людьми беседовать.
– И дети погибают?
Сопельняк кивнул:
– Да, на моем столе двое ушло. Мальчик под поезд попал, беспризорник. Анфиса по сотрудникам бегала, рубли собирала, все причитала: «Ну как же так, давайте его по-человечески похороним, ребенок ведь». А вторая девочка, вот уж кому не повезло! Мать дура! Сама дочь загубила!
– Каким образом?
Сопельняк вынул портсигар и начал перебирать темно-коричневые сигареты.
– Самым простым, – сказал он, – я тогда в Алехине работал, больница была недалеко от станции, поступил вызов, срочно к московскому поезду, ребенку плохо, острый живот.
Игорь Никитович выбрал сигарету и начал искать зажигалку, я с напряжением ждала продолжения истории.
Сопельняк велел готовить операционную, он сразу понял, что дело серьезное. Обычно скорые поезда в Алехине не останавливаются, проскакивают маленькую станцию с оглушительным гудком. До столицы от силы двадцать минут пути, если же ради ребенка состав остановили, то, значит, малышу совсем плохо.
Едва Игорь Никитович глянул на привезенную девочку, он сразу понял, что это перитонит. Пока ребенка готовили к операции, хирург быстро расспросил мать и испытал острое желание надавать дуре пощечин.