Моторный экипаж привез Кинта на привокзальную площадь, когда часы на фронтоне здания вокзала пробили полдень. Многое изменилось здесь – пути теперь находятся с двух сторон перрона, здание вокзала обросло пристройками, появился широкий мост из железных ферм через перрон, а вот люди такие же… разве что их стало больше.
– Тесновато, – вслух сказал Кинт, выпрыгнул на мостовую, прихватив с сиденья саквояж, и сунул машинисту моторного экипажа несколько монет.
Тот в ответ только кивнул и, сняв экипаж с тормоза, с металлическим хрустом передвинув длинный рычаг, покатил вдоль путей, пугая зевак громким сигналом.
Без труда Кинт нашел почту, да и чего ее искать? Ноги словно сами принесли туда, и пока он шел, с каждым шагом в памяти всплывали строки письма, которое он писал. Кинт писал это письмо каждый день, писал в своих мыслях все то время, которое находился в Ордене. Раньше в письме было много слов, он их все помнил наизусть…
– Прошу прощения, – Кинт протиснулся к окну в небольшом помещении конторы почты, у которого стояла деревянная кафедра с канцелярскими принадлежностями, и снова подумал вслух: – Тесновато…
– Этот город уже не тот, что раньше, он уже не вмещает в себя всех, – проворчал угрюмый старик, но пропустил Кинта к окну.
– Пожалуй, да, – согласился Кинт и, встав за кафедру, вынул из держателя лист, взял авторучку, проверив что колба заправлена чернилами, и написал на листе всего одну строчку, затем сложил лист вчетверо, вложил его в самый маленький из пяти типов конвертов и написал адрес: «Актур, Ткацкий квартал, для мадам Поль Таг». После чего Кинт расплавил сургучный карандаш над срезом колбы светильника и, запечатав конверт, встал в очередь к одному из почтовых клерков.
– Пропустите! Пропустите увечного во славу терратоса! – громогласно провозгласил кто-то от дверей.
Очередь Кинта почти подошла, впереди была милая старушенция, которая уже расплачивалась с почтовым клерком. Кинт мельком посмотрел назад. От дверей, скрипя протезом правой ноги и громыхая им об пол, к окошку, опираясь на массивную трость, шел с первого взгляда так портовый грузчик, да и несло от него соответственно – тухлой рыбой и перегаром, вот только в Латинге нет порта… Зато под многократно штопаным бушлатом был пояс с револьвером.
– Пропусти увечного, говорю! – хромой неслабо толкнул какого-то торгаша в конце очереди.
Люди загомонили, но стали пропускать наглого калеку.
– Эй, – калека бесцеремонно шлепнул Кинта по ноге тростью, – пропусти-ка!
Кинт не стал протягивать в окошко свое письмо и чуть отступил.
– То-то… Ик! Скажи-ка, Дейк, чернильная твоя башка, – калека просунул голову в окошко, отчего почтовый клерк замахал рукой у себя перед лицом, разгоняя «аромат» от посетителя, – Не пришел ли на мое имя ответ из комиссии парламента по обороне?
– Нет, – ответил клерк и сделал такое лицо, будто это его вина.
– Разорви их там всех! Я на следующей неделе приду! – калека с трудом высунул голову из окошка и повернулся к Кинту, – что смотришь? Отсиделись тут! А я…
Тут бравый и пьяный вид сошел с лица калеки, он как-то осунулся, опустил голову и похромал к выходу.
– Каждую неделю приходит… уже год ответа ждет на свое письмо, – словно извиняясь сказал Кинту почтовый клерк, – жаль его… Давайте ваше письмо. Куда?
– В Актур.
– Секундочку… – Дейк переставил на счетной машине пару рычажков и прокрутил ручку, – с вас четыре кеста.
Кинт провел еще час в компании управляющего товарной станцией, получил ключи от просторного склада в пакгаузе, куда с помощью пары тягловых лошадей был перемещен большой деревянный ящик, что прибыл в Латинг с востока еще две недели назад. Затем, решив, что было бы неплохо и подкрепиться, Кинт прошел в харчевню в здании станции. Публика пестрая, тут и те, кто в ожидании своего рейса тоже решил пообедать, и местные носильщики, и пара городовых зашли перекусить, и босоногие мальчишки из пригорода… В самом углу зала с мрачным видом, топил в стакане шанта свою тоску недавний калека с почты.
– Не помешаю? – Кинт присел за небольшой круглый столик.
Калека оглянулся и осмотрел зал.
– Свободных мест достаточно, – буркнул он в ответ.
– Где воевал? – спросил Кинт, пропустив реплику мимо ушей и позвал жестом проходящего мимо парня из кухонной прислуги.
Калека поднял на Кинта взгляд, пустой, полный отчаяния и тоски взгляд.
– Какое дело торгашу до того?
– Я не торгаш, я инженер горного треста…
Суетливый парнишка со всклокоченной рыжей шевелюрой возник перед столиком.
– Что желает господин?
– Бутыль шанта, мяса… да, и моему другу порцию наваристого бульона.
– Сей момент! – уже спеша на кухню ответил парнишка.
– За еду спасибо, конечно, неделю горячего не ел, но чего ты от меня хочешь… друг?
– Так где ногу-то потерял? – Кинт снова проигнорировал вопрос.
– В последней битве за Майнг, скреверы северян пытались сбить атаку нашего кавалерийского корпуса, их картечницы как гребнем прошли по нашим порядкам… я сначала обрадовался, что не убило меня, а только ранило, но видишь, как вышло? – калека хмыкнул, допил остатки шанта из своего стакана и постучал костяшкой пальца по металлу протеза, – колено перебило, пришлось ногу отнимать.
– Так ты кавалерист?
– Мастер-гренадер кавалерийского корпуса.
Вернулся рыжий парень с подносом в руках и, выставив все на стол, замер в ожидании.
– Сколько? – пододвинув миску с бульоном собеседнику спросил Кинт.
– Двенадцать кестов…
Кинт рассчитался, а калека накинулся на горячий бульон, работая ложкой с такой скоростью, будто боялся, что миску вот-вот отберут, а Кинт налил себе и соседу шанта, наколол вилкой кусок мяса и сказал:
– Не торопись.
– Так чего тебе от меня надо? – с шумом втягивая с ложки горячий бульон, снова спросил калека.
– Работу хочу предложить.
– Кем? Если пристрелить кого, то это не ко мне, это вон в ремесленный квартал прогуляйся…
– Мне нужны люди, чтобы присмотреть за фермой.
– Полноценно работать я не смогу.
– А конюхом? И помощники будут.
– Конюхом? – калека задумался, – смогу, пожалуй… а не боишься незнакомцу довериться?
– А ты не боишься сдохнуть в подворотне так и не дождавшись обещанных денег от комиссии парламента по обороне? Семья-то есть?
– Где-то на юге, жена и сын. Они уже сами по себе, я решил не быть для них обузой… да и жена нашла себе мужика из фермеров… мне сын писал, – калека доел бульон, и многозначительно посмотрел на свой пустой стакан.
– Так что? – Кинт выжидающе и внимательно смотрел на собеседника.
Высокий лоб, грязные редкие волосы собраны на затылке шнурком, широкие скулы. Мужчине скорее всего не более сорока, но беспробудная пьянка добавила еще десяток лет. В плечах широк, руки сильные, ладони, словно лопата у кочегара…
– Согласен.
Кинт кивнул, молча доел мясо, пододвинул бутыль шанта ближе к калеке и выложил на стол небольшой кошель.
– Ты нанят, как тебя звать?
– Риф Гиро.
– За рекой, на южной окраине Латинга, вдоль дороги тянутся фермы, от каменного моста третьи ворота, не ошибешься, они давно не крашены, да и ферма в запустении. Там пристройка к конюшне, в ней располагайся. Купи себе съестного чего впрок и отправляйся… да, Гиро, это твоя последняя бутыль шанта, договорились? – Кинт выложил на стол длинный ключ и толкнул его по столешнице к Гиро.
– Договорились. А теб… эм… вас, господин, как звать? – Гиро выпрямил спину и взял ключ.
– Кинт. И вот еще что, я надеюсь, он заряжен? – Кинт указал на кобуру Гиро.
– Каморы давно пусты… один патрон в кармане, застрелиться духу не хватило, так и ношу теперь как память.
– Тогда зайди в оружейный и купи патронов, пока ты там один, будешь еще и охранником. В этом кошельке считай твое месячное жалование, и на счет выпивки я не шучу. Пусть терратос забыл про тебя, но ты еще не стар, мастер-гренадер Гиро, держись за жизнь, какой бы она ни была.
Кинт встал, подхватил саквояж и добавил:
– Завтра утром я приеду.
Посидев немного на лавке под навесом перрона и выкурив трубку, наблюдая за суетой перед отправлением столичного экспресса, Кинт медленно пошел вдоль станции, по отсыпанной мелким гравием дороге, ведущей к кабачку у депо. Немного постоял, издалека наблюдая за заведением, которое раньше частенько посещал, затем перевел взгляд левее и дальше, на ворота и грибок караульного у них… Ворота открылись, из них выехал моторный экипаж и притормозил, человек за рулем что-то спрашивал у караульного. Узнав водителя, Кинт отвернулся, достал из нагрудного кармана очки с круглыми черными стеклами и, напялив их на нос, решительно пошел прочь в сторону парка.
– … да, господин Тьетэ, – караульный перекрикивал шипение и грохот силовой установки моторного экипажа, – конный разъезд выехал за час до отправления столичного экспресса!
Тьетэ удовлетворенно кивнул и обратил внимание на человека, который перескочил через пути и быстрым шагом двигался к старым кварталам района депо.
– Быть не может… – Тьетэ помотал головой и еще раз внимательно посмотрел в след удаляющемуся человеку.
– Что господин?
– Скажи, любезный, вон тот человек, – Тьетэ показал рукой в сторону незнакомца, – тебе никого не напоминает?
– Напоминает, господин Тьетэ… напоминает заблудившегося аристократа, о котором возможно мы завтра прочитаем в утренней газете, в разделе происшествий, – хмыкнул караульный, – что он там забыл, в старых кварталах?
Тем временем незнакомец уже дошел до парка и скрылся за разросшимся кустарником, что совсем недавно взорвался весенней сочной зеленью.
– Но он так уверенно топает, возможно, знает куда идет, – предположил караульный.
– Возможно, – ответил Тьетэ, глубоко задумавшись и нахмурившись, затем передвинул рычаг тормоза, экипаж тронулся и покатил в сторону станции.
Давно Кинт не испытывал волнения. Год, проведенный в отдаленной деревушке на вост