Кинт ступил было на трап, но матрос, положив одну руку на рукоять револьвера, второй придержал Кинта.
– Будьте добры, оставьте все оружие здесь.
– Держи, – Кинт достал из-за голенища сапога штык и протянул матросу, – не потеряй.
Матрос хмыкнул и воткнул штык в деревянный кнехт пирса.
– Не думал, что еще раз встречусь с тобой, пара лишних шрамов не мешают узнать тебя… прости, но имени не помню, – капитан улыбался все той же доброй улыбкой, – но я тебя узнал.
– И я рад вас видеть, господин капитан… я помню ваши правила, вы пассажиров не берете. Но неужели, на борту не найдется пары старых пустых бочек, для меня и моего друга.
– Да не поместишься ты уже в бочку, – сипло посмеялся капитан и закашлялся.
– Я очень хочу домой, мне очень надо вернуться, я заплачу все, что у нас есть… Так что, возьмете двоих пассажиров? – у Кинта в глазах было столько надежды и мольбы, что капитан не смог отказать, да и не собирался если честно.
– Я отвезу тебя домой бесплатно, но заплатить придется в любом случае, чтобы местные таможенники не усердствовали с досмотром на выходе из бухты. Мы грузимся ситцем после обеда, потом бункеровка углем, думаю к полуночи запросить разрешение на выход… в трюме расположитесь, на ситце, и не вздумайте там курить! Отходим ровно в полночь, и приготовь десять тысяч имперскими банкнотами.
Кинт отсчитал из пачки купюры и протянул капитану.
– Вижу, что ты и в чужом терратосе неплохо устроился.
– Не устроился, и не хотел устраиваться, лишь ждал, когда закончится сезон штормов.
– А как ты вообще сюда попал?
– Долгая история, но у нас будет время, и я вам обязательно расскажу.
– Хорошо, с удовольствием выслушаю. Да, у меня рейс до Шоута, но заходить в порт с вами на борту, я не стану, за сутки хода встанем на рейд у Диких Скал, там вас заберут местные рыбаки, и доставят на берег.
– Что ж, тогда мне надо закончить тут с делами и приготовиться к путешествию домой, я побегу…
– Беги, каторжанин несостоявшийся, – капитан улыбнулся в усы, глядя в след уже не жилистому, нескладному мальчишке, а мужчине, со взглядом, говорящем о годах скитаний, испытаний, потерях и веющем холодной тоской.
По дороге к особняку господина Тьеша Кинт заглянул в одну из ссудных контор и обменял почти все бумажные деньги на золотые и серебряные монеты. Потом посетил лавку скорняка, где приобрел хороший походный ранец, затем заскочил на рыночную площадь, купить более-менее приличной одежды, кое-какого бивачного снаряжения, съестных припасов и прочей нужной мелочи. Поймав повозку, поехал к особняку господина Тьеша, интересно было наблюдать, как горожане, пешком и на транспорте устремились к порту, нет, они все не собирались куда-то уплывать, просто, открытие навигации – это своего рода праздник для портового города. Повозка остановилась на почти опустевшей улице, Кинт расплатился и поспешил к себе в цоколь, где, бросив на кровать свертки с покупками, понес пакет в ломбард, еще предстояло попрощаться с господином Тьешем…
– Странно… – Кинт остановился перед дверью ломбарда со стеклянной мозаикой, за которой висела табличка «закрыто», – этот бездельник что, тоже решил отправиться в порт?
Кинт толкнул дверь, она поддалась, звякнул колокольчик… запах, Кинт сразу узнал этот запах, его невозможно ни с чем перепутать, зразу почувствовался вкус металла во рту. Кинт осматривая просторное помещение ломбарда, присел, тихо положил на пол сверток, потянул из-за голенища штык, взяв его обратным хватом… Медленным шагом, пригнувшись, Кинт ступал по толстым досками пола бесшумно, он как легавая шел на запах, запах крови. Племянника секретаря городского совета Кинт обнаружил на своем месте, он лежал за стойкой управляющего с перерезанным горлом, стараясь не наступить в огромную лужу запекшейся крови, Кинт наклонился и закрыл глаза несчастному парню, затем протянул руку и извлек из потайной ниши под стойкой револьвер и удерживая спуск, бесшумно взвел курок… Из ломбарда был выход по узкой лестнице на второй этаж особняка, прямо к кабинету экономки. Тихо поднявшись наверх, Кинт не стал сразу выходить в коридор, а остановившись, на пять ступеней, выглянул над полом. Дверь в кабинет экономки закрыта, посторонних шумов, шагов не слышно – можно идти.
Экономке свернули шею, она так и лежала у двери поломанной куклой. В комнате, как и ломбарде ничего не тронуто, не перевернуто, вероятно, она открыла дверь и тут же умерла. Кинт смотрел на дверь кабинета господина Тьеша в конце коридора, и не мог решиться пойти туда, чутье подсказывало, что и старика тоже нет в живых. С револьвером в левой руке и со штыком в правой, Кинт двинулся вперед, быстрыми шагами по ковровой дорожке и, дойдя до двери в кабинет, саданул по ней и ногой, ворвался внутрь и замер… В кабинете господина Тьеша все было вверх дном, на полу валялись бумаги, книги, мебель перевернута, а сам старик Тьеш в неестественной позе находился у камина. Его пытали, причем следы пыток ужаснули даже Кинта, видавшего подобное не один раз… размозжённые кисти рук каминной кочергой, отрезанные уши и нос, множество колотых ран… старик, видно, долго держался, но истек кровью и умер. Кинт медленно прокрутился на пятках, внимательно осматривая кабинет, и его взгляд уперся в надкушенное яблоко на краю стола. В памяти Кинта всплыли такие же ощущения, которые он испытал в юности, узнав об убитой сестре наставника Чагала и ее детях. Но на этот раз Кинту не хотелось бежать прочь и прятаться, теперь он был просто взбешен, его начало трясти так, что острие клинка заплясало в воздухе.
– Законы этого мира так же несправедливы, как незаконна и сама справедливость… возмездие! – тихо сказал вслух Кинт и не узнал свой голос, а потом с размаха опустил кулак на яблоко на столе, отчего по зеленому сукну в стороны разлетелась мякоть.
Моторная повозка из гаража господина Тьеша остановилась у таверны на набережной, Тилет уже заказал обед на две персоны, и хотел было приступить к трапезе, любуясь через большое окно видами бухты и прогуливающимися по набережной девицами, но встретился взглядом с Кинтом, который сидел за рулем повозки. Ему очень хорошо знаком этот взгляд, да и, собственно, Тилет сам замечательно умеет читать эмоции с лиц людей. Бросив на стол пару купюр, Тилет быстро вышел, забрался в кабину рядом с Кинтом и спросил:
– Кого едем убивать, в этот великолепный солнечный день?
– Убивать еду я! – Кинт пропустил меж ушей неуместную остроту Тилета, его лицо было словноекаменное, ни один мускул не дрогнул, взгляд неподвижный, прямо пред собой, – с местами на самоходной барже до терратоса Аканов я решил, а ты делаешь следующее…
– Эй, оборванец! – вагоновожатый пнул грязного, в обвисшей шляпе человека, что сидел в тамбуре общего вагона на полу.
Столичный экспресс покинул Торн, когда закончились праздничные гуляния по поводу открытия навигации и стало темнеть. Выехав на окраины портового города, паровоз уже набрал максимальную скорость. Последний, общий вагон ощутимо болтало, впрочем, пассажирам, что кое-как наскребли на билет до столицы, было плевать на комфорт, лишь бы ехать. Никто не обращал внимания на смрад и грязь, двух коз и десяток кур. Курили прямо в вагоне, малолетняя шпана из-под козырьков кепок поглядывая на задремавших пассажиров выбирала, кого бы оставить без кошелька…
– Билет покажи! – вагоновожатый снова пнул человека в тамбуре, – иначе позову охрану, и тебя выкинут из вагона как раз на Императорском мосту! Если не разобьешься о железные фермы моста, то точно сдохнешь, когда шлепнешься в воду!
– Слышал, но никогда не видел этого великого сооружения, – не поднимая головы, человек протянул билет в грязной руке.
– То-то, – хмыкнул вагоновожатый и брезгливо протянул билет обратно.
– Простите, а когда мы будем проезжать этот мост?
– Через час, – отмахнувшись, ответил вагоновожатый, и поспешил покинуть неприятное место.
Оборванец запустил руку под засаленный и в заплатах брезентовый бушлат, потянул из-за пазухи за цепочку часы-луковицы, сверился со временем, щелкнул крышкой и, натянув поглубже шляпу, задремал.
Человек в старом бушлате и обвисшей шляпе в тусклом свете освещения пробирался через вагоны, он дошел почти до середин состава и остановился в тамбуре престижного мягкого вагона. Дверь была закрыта и пришлось применять отмычку – кусок стальной проволоки, наконец, несложный замок сдался, дверь открылась. Напевая что-то себе под нос, одетый словно для похода в театр вагоновожатый возился с сервировкой закусок на большом подносе, стоя спиной к коридору. На подносе кроме витиеватой бутыли, трех стаканов, пары тарелок с нарезкой из мяса и овощей, лежало три яблока.
– Это в какое купе?
– Второе, – не задумываясь, ответил вагоновожатый, и только потом повернулся, но удивиться не успел, получив резкий удар в селезенку и потеряв сознание.
Колеса отстукивали успокаивающий ритм, вагон почти не качало, полумрак освещения… Кинт прошел до нужной двери, посмотрел по сторонам, коротко постучал и опустил руки, поймав рукояти вывалившихся из рукавов двух длинных и тонких обоюдоострых клинков.
– Наконец-то! – дверь широко распахнулась, но не так широко, как единственный глаз Чедда, который он тут же потерял.
Кинт утопил клинок по самую рукоять, пробив череп Чедда сзади, а затем пихнул тело на молодого стрелка, и сразу подскочив к нему, резанул вторым клинком по горлу. С офицером вышло не так, как запланировал Кинт, он хотел проделать с ним тоже, что они сделали со стариком Тьешем, но ударив его кулаком в висок со всей злобой и ненавистью, он проломил ему череп.
– Проклятье… – Кинт закрыл дверь и пустился на оббитую кожей мягкую лавку рядом с хрипящим стрелком, который все еще сучил ногами, но уже почти умер, – повезло тебе, господин офицер.
В массивной стеклянной пепельнице на столе дымила сигара, Кинт взял ее, затянулся и выдохнул дым в приоткрытое окно. Кинт сидел так еще несколько минут, вглядываясь в сумерки, а когда увидел, что состав начал изгибаться на повороте перед длинным мостом через реку, открыл окно полностью, забрал с собой клинки, и полез на крышу вагона. Теперь оставалось покинуть столичный экспресс, несущийся в ночи. Перед мостом машинист немного сбавит скорость, и нужно будет прыгнуть прежде, чем начнутся фермы моста, и будет возможность пролететь по инерции и приземлиться в воду не очень далеко от берега. Течение у реки сильное, много водоворотов, можно не выплыть… Держась за грибок вентиляции, Кинт присел в готовности, вглядываясь в тусклый свет от вагонов и щурясь от едкого дыма что стелился за паровозом над вагонами. Еще мгновения, прыжок!