Машина милиции с агрессивной красно-синей мигалкой преградила ему путь, встав почти вплотную, ослепляя фарами. Виктор принял решение мгновенно. Цепочку событий на ближайшие несколько часов он мог представить, так что у него оставались секунды.
Рванув назад, Виктор развернул «Ауди» правым бортом к милицейской машине. Оставшись на миг в темноте, он вытащил кристалл Алены и швырнул его в канализационный сток.
— Стоять на месте! — проревел рупор. — Заглушить двигатель! Руки на руль!
Детектив послушно выполнил все поручения. Он не шевелился, пока в открытое окно на него не уставилось дуло табельного ствола.
— Выйти из машины, — велел блюститель порядка. — Медленно.
Не дожидаясь нового приказа, Виктор лег лицом вниз в землю, надеясь только на то, что Марк найдет способ вытащить Алену из этой ситуации. Одного он добился — вернул себе простую гражданскую жизнь, со всеми последствиями своих дел, в которой возможностей имел не больше, чем обыкновенный гражданин.
Вот только смешно ему совсем не было.
Глава 12ДОПРОС
Дверь лязгнула с мерзким скрежетом.
— Корнеев, на выход, — произнес утомленного вида лейтенант.
— С вещами? — спросил Виктор.
— Отставить шуточки, — нахмурился лейтенант.
— А может, я по жизни весельчак.
— Знаешь, сколько таких веселых я уже повидал? — недобро посмотрел стражник.
— Предпочитаю не знать, — ответил детектив, идя по коридору впереди лейтенанта.
— Вот и молчи. Балаболить будешь перед тем, перед кем положено.
Давно не ремонтированный паркет под ногами противно скрипел. То ли местный заправила был потрясающе честным человеком, то ли бюджет откатов никакого ремонта не подразумевал.
— Кто у вас нынче главный? — спросил Виктор. — Буторин? Альтанов?
— Ты за языком следи, олень, — посоветовал лейтенант.
— Ты тоже, — как ни в чем не бывало предложил Виктор. — Мне еще много бумажек предстоит подписать. Вот возьму и напишу, что ты меня бил и оскорблял. А бумажка в наше время, сам знаешь, дороже человека.
— Тогда, может, мне так и поступить? — задумался лейтенант.
— Ну, давай. Ты что, в самом деле думаешь, что я тебя боюсь? Там, в камере, бомж лежит со сломанной рукой.
— Думаешь, это я постарался?
— Говорит, что не ты.
— Ну и в чем проблема?
— В том, что ему, по-хорошему, врача бы следовало вызвать. Это на тот случай, если ты процедуру забыл. Или ты хочешь, чтобы он прямо у вас копыта отбросил?
— Больно много ты знаешь о процедурах, — поморщился лейтенант. — Не в первый раз у нас в гостях?
— Бог миловал, — сказал Виктор. — Когда-то работать у вас предлагали.
— Куда тебе у нас работать? Нам тут преступники не нужны.
— Уже можно смеяться? Или сразу присоединиться к тому бедолаге в клетке?
Дойдя до кабинета, Виктор выжидающе посмотрел на лейтенанта.
— Вместе зайдем? — спросил он. — Или ты не в настроении?
Лейтенант с побагровевшим лицом практически впихнул Виктора в кабинет, захлопнув дверь.
— Ну, кто здесь у нас? — услышал Виктор голос сзади. Обернувшись, он увидел типичный кабинет для допросов, в подобных которому бывал не раз. Но никогда в качестве обвиняемого. Скупая обстановка, дешевая побелка на стенах. Решетки на окнах, впрочем, новые. Видимо, прежние кто-то раньше времени испортил. Зато письменный стол был таким старым, что чудом не разваливался. За столом сидел круглоголовый лысеющий дядька.
— Да неужели? — удивился Виктор. — Савченко! Ты ли это?
— Я, Витя, я, — покивал следователь. — Только ты не радуйся.
— А кто сказал, что я рад?
— Садись, — сказал Савченко, кивая на стул напротив.
Виктор без лишних слов уселся на обтянутый треснувшей кожей стул. Он ненавидел сидеть под прямым углом к собеседнику, но момент для обустройства был неподходящий.
Савченко не глядел на него, лишь продолжал изучать папку в руках.
— Это что, мое дело? — спросил Виктор.
— Оно самое.
— Дай почитать.
— Не стоит. Поверь, это не бестселлер.
— Ну хоть скажи, сильно ли я вляпался.
— Хреновей некуда, — вздохнул Савченко. — Или ты сам забыл, что натворил за последнее время?
— А ты напомни, — попросил Виктор.
— Охотно. Грабеж, разбой, угон, проникновение со взломом, злостное хулиганство, мошенничество, незаконная слежка…
— Когда это я мошенничал? — спросил Виктор. — Не припомню.
— А в клинике ты кем представился? Ребята из ОБЭП очень удивились, когда им позвонили и спросили, что за странный тип приходил от их конторы. Надо сказать, я и сам озадачился.
Савченко бросил папку на стол и уставился на Виктора.
— Вить, ты куда встрял? — спросил он. — Куда вообще влез? Какие дела проворачиваешь? Я тут читал, голову ломал, но ничего не понял.
— Заглянул бы в каюту и сам все узнал. Кто же мешал? Неужели по рангу не положено?
— Совсем ты, Витя, испортился. Ты думаешь, наше с тобой старое знакомство как-то тебе поможет?
— Ну что ты? Просто вспоминаю, сколько времени по закону ты можешь держать меня взаперти, не предъявляя обвинения. Кстати, который сейчас час?
— Полдень.
— Значит, Васильевич до вечера не дотянет.
— Кто это? — не понял Савченко.
— Мой сосед в каюте. У которого перелом.
Круглое лицо следователя немного прояснилось.
— Да, Рома, не один я испортился, — промолвил Виктор, рассматривая стены. — Вроде, раньше ты о людях больше заботился. Что же ты так зачерствел? Помнится, в девяностых все мы думали, что из нас именно ты сохранишь в себе что-то человеческое.
Палец Савченко опустился на кнопку интеркома.
— Приведи фельдшера в третью, — велел дознаватель.
— Вот это другое дело, — похвалил детектив.
— Не перегибай, Совун, — предупредил Савченко. — Я ведь тоже много чего вспомнить могу.
Виктор умолк. Дознаватель оттолкнул папку подальше.
— Так вот, Виктор, дела твои паршивые, — сказал он. — Я бы тебе советовал нанять адвоката, и хорошего.
— На хорошего у меня средств нет, — ответил детектив. — Что там в законе говорится по поводу государственного?
— Государственный тебе не поможет. Конечно, мы тебе кого-нибудь назначим, но на многое не рассчитывай, сразу говорю.
— Кто подает на меня заявление? Я имею в виду, кроме потерпевших.
— Кроме гражданских — никто. Но пусть это тебя не утешает. Ты себе дров наломал по совокупности лет на четырнадцать.
— А по факту?
— По факту лет на восемь. При условии хорошего поведения.
— Никто по моему вопросу договориться не предлагал?
— Договориться? — удивился Савченко. — Ну, ты и фразочки говоришь в кабинете следователя.
— Так ты теперь следак? Уже на меня уголовку открыли?
— Помолчи, хорошо? Были у меня как-то особо борзые юноши, за которыми прокурорские стояли. Но это им не особо помогло.
— Я не о том. Ясное дело, я не такой дурак, чтобы попытаться с тобой договориться и закрыть этот вопрос. Уж это я представляю достаточно ясно. Да и не имею средств делать подобные предложения. Помню, конечно, про твой долг, но не такой уж я гад, чтобы давить на тебя таким образом. Но ты спрашивал, как меня угораздило влезть в такую жопу, и я отвечаю — доверился не тем людям и не на тех поработал. Вот мне интересно, не обращались ли мои знакомые по поводу меня.
— Нет, никакие люди не обращались, — ответил Савченко. — Но ты не переживай. Я тебя живым никому не отдам.
— Конечно, не отдашь, — вздохнул Виктор. — Ты ведь, должно быть, за мой счет месячный план закроешь.
— Хами сколько вздумается, — заворчал дознаватель. — Но я бы на твоем месте последил за тем, чтобы новый срок не схлопотать. Чувствую, такими разговорчиками ты себе на него заработаешь.
— Стало быть, я точно попал.
— Похоже на то, — согласился Савченко. — Ну так что, давай сделаем все по-быстрому, без проблем? Я составляю протокол, ты подписываешь.
— Делай свою работу, — сказал Виктор. — Так, как я делал свою. Только я своими действиями, Рома, спасал человека. Хотя совсем ее не знал. А ты, напротив, закапываешь.
— Хорошо. — Савченко потер лоб. — В твоей камере сейчас фельдшер, занимается этим… Васильевичем. По правилам, я не могу тебя там держать. Давай сделаем проще. Я оставлю тебя здесь и иду оформлять бумажки. А ты не будешь делать глупостей. Договорились?
— Лады, — согласился Виктор.
— Я серьезно, Вить. Не делай глупостей. Дай Бог, чтобы все то, что ты натворил, прошло по аффекту. Потому что все, что ты сделаешь сейчас, глупостью уже не будет. Это будет попыткой побега.
— Я понял. Не переживай, подставлять не буду. И сам подставляться тоже не хочу. Надоело.
— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнул Савченко, вставая из-за стола и забирая папку. — Только, Витя…
— Что?
— Не надо вскрывать себе вены, ладно?
От неожиданности Виктор чуть не сполз со стула. Савченко смотрел на него без тени улыбки.
— Без шуток, — продолжил дознаватель. — Восемь лет поселения или даже четырнадцать — еще не конец жизни. Многое через это проходят, тем более в наше хреновое время.
— Я не собирался, — поклялся Виктор с непонятным для себя смущением.
— Верю, что не собирался. И верю, что такая мысль может возникнуть. Вить, я повидал случаи. Вера в то, что все будет хорошо, часто сгорает особенно быстро. Почему люди в петлю лезут? Потому что перегорают, понимаешь? Это ведь не сами люди лезут, а тела их. Сами люди уже давно мертвы. Перегорели. И ты к этому очень близок. Не хочется, чтобы ты так закончил. Посиди здесь, я скоро вернусь.
Дверь хлопнула. Оставшись в одиночестве, Виктор вздрогнул, сжал зубы и понял, что они стучат без перерыва. Он почувствовал подступающую тошноту и положил голову на столешницу, прижавшись ухом к холодному дереву.
Последние слова Савченко пробрали его до глубины души. Уж от кого Виктор не ожидал услышать подобное, так это от старого знакомого, дорожки с которым, как оказалось, успели разойтись под очень большим углом.