ь клятву, что мы будем сражаться до последней капли крови за Народную Польшу, за братство всех людей, а потом сказал напутственное слово. Стемнело. В фонарике часовни горела свеча.
— Вы идете на борьбу иную, чем обычные солдаты, вы идете защищать людей от террора, преследований, унижений, от рабства и смерти, от произвола фашизма. Провозглашайте всюду, кто вы, повсюду создавайте наши группы, готовьте народ к борьбе.
Он говорил нарочито громко, стараясь скрыть свое волнение. Мы стояли перед ним по стойке «смирно», над нами было ясное небо, предвещавшее хороший день, и нас переполняла красота этой минуты, а не Слова «Штерна», и вдруг рев мотоциклов ошарашил нас, в этот торжественный миг мы совсем забыли об осторожности.
— Спокойно, — сказал «Штерн», — фашисты не могут знать о нашем отряде и месте сбора. Это случайность. Они куда-то едут на облаву.
Мне как командиру полагалось отдать первые распоряжения, а я думал лишь о безопасности «Штерна» и Доброго. До лесной часовни не пройти ни одной машине, даже на лошадях не пробраться сквозь чащу по едва заметной, заросшей кустарником и заваленной валежником тропке. В глубине души мне хотелось вступить в открытый бой с гитлеровцами, но я знал, что «Штерн» этого не позволит. Нам отводилась роль скорее вооруженного отряда агитаторов и судей, чем обычной партизанской группы, поэтому мы перебазировались на соседний холм, и оттуда в бинокль я пересчитал светящиеся фары мотоциклов. Их было десять. Они кружили вокруг лесной опушки, то и дело останавливались и из ручных пулеметов короткими очередями поливали темные заросли. Значит, целью их поездки был гурницкий лес. Я продолжал наблюдать за то исчезающими, то появляющимися огоньками. Мотоциклы все дальше углублялись в лес, держа путь в направлении высотки, где находилась часовня. Неужели кто-то нас выдал? Я не знал всех лично из своего отряда, но в него могли попасть самые смелые, самые надежные, а те, кто их назначал, были вне всяких подозрений. Своими сомнениями я не стал делиться с товарищами из руководства, им ведь тоже не трудно предположить самое страшное: измена.
Мы переждали на холме до утра. Немцы вскоре повернули обратно, однако мы всю ночь не разжигали огня. Чуть свет Добрый и Потурецкий попрощались и ушли в направлении Гурников.
Начался наш «большой поход».
Воззвание
(Государственный архив в Гурниках, фонд гурникского гестапо, оригинал на немецком языке)
Всем, всем!
Вскоре пробьет час разгрома Третьего рейха. Вся оккупированная Европа поднимается на вооруженную борьбу. Рабочие! Крестьяне! Молодежь! Позор тому, кто сложа руки ждет исхода кровавой схватки на фронте. Слава тому, кто уже сейчас разрывает цепи рабства.
Мы призываем к борьбе. Создавайте небольшие диверсионные отряды и вооруженные группы самозащиты. Направляйте молодежь, жизнь которой в опасности, в леса и в горы. Создавайте комитеты борьбы на каждой фабрике, в каждой деревне, в каждом районе. Если вас удерживают от вооруженного выступления ваши подпольные организации — порывайте с ними. Создавайте ячейки «Союза польской революции». Готовьтесь вместе с нами ко всеобщему восстанию, которое освободит страну от чужеземного ига и одновременно передаст власть в руки трудового народа. Вперед на борьбу за Польскую Народную Республику, политическую платформу которой определит сам народ.
«Союз польской революции»
Гестапо идет по следу
(Государственный архив в Гурниках, тот же фонд, что и выше)
Тайная государственная полиция. Гурники.
Гурники. 30 октября 1941 года
Секретно
Касательно коммунистической активизации
(перевод мой)
В последнее время на нашем участке наблюдается усиление коммунистической деятельности. Учащаются акты террора, имеются случаи покушения на представителей немецких властей. Как я уже сообщал, в ответ на имеющие место нападения на немецких солдат мною был отдан приказ расстрелять сто жителей Гурников из числа интеллигенции и рабочих.
Список прилагаю.
Согласно информации нашего агента (vertraungsmann-VM), коммунисты организовали вооруженный Диверсионный отряд, который действует на нашей территории. Проведенная карательная акция результатов не принесла. При этом прилагаю листовку «Союза польской революции», коим названием прикрываются коммунистические элементы.
Приказал усилить наблюдение. Буду обязан за, информацию о деятельности коммунистов в Гурниках до войны. В самих Гурниках не сохранились материалы польской полиции и политических отделов польской администрации, что затрудняет наши действия.
Привожу сведения за последнюю неделю.
23.10.1941 г. — Совершено похищение среди бела дня оберштурмфюрера СС И. X. Фенске и его шофера. Автомашина сожжена. Получено сообщение, что диверсанты взяли их в качестве заложников.
24.10.1941 г. — Из каменоломен украден весь запас взрывчатки. Ведется тщательное расследование.
24.10.1941 г. — Вооруженный отряд напал на жандармов, конвоировавших сельскохозяйственных рабочих, добровольно изъявивших желание выехать в Германию, транспорт разогнан. Один жандарм ранен.
28.10.1941 г. — Многие немцы, проживающие в Гурниках. получили по почте письма, отпечатанные на ротаторе, призывающие к выступлению против фюрера. Письма написаны по-немецки. Подпись: «Немецкий Комитет».
28.10.1941 г. — Во время транспортировки евреев в Майданек совершили побег семеро мужчин. Четверо пойманы. Признались, что намеревались убежать в леса и присоединиться к диверсионным коммунистическим отрядам.
29.10.1941 г. — Мною отдан приказ арестовать 42 поляка, подозреваемых нашими агентами.
Хроника
(«Летопись Гурников»)
В историю города октябрь 1941 г. вошел как кровавый месяц. Гитлеровцы бросили значительные силы на Москву, немецкое радио передавало торжествующие сводки о решающем наступлении, о взятии Брянска, Вязьмы, Можайска, Одессы и Харькова, о боях за Крым — а на территории оккупированной Польши усилился террор.
19.10.1941 г. — Гитлеровцы расстреляли сто жителей Гурников, объявив, что будут расстреляны еще сто человек.
23.10.1941 г. — Наши патриоты захватили в качестве заложников оберштурмфюрера Фенске и его шофера.
24.10.1941 г. — Немцы выпустили 100 заложников в обмен на Фенске. Среди освобожденных были Тадеуш Кромер и Леслав Кжижаковский.
24.10.1941 г. — Члены «Союза польской революции» похитили из каменоломни динамит, а затем освободили людей, угоняемых на принудительные работы в Германию. В перестрелке погибли двое партизан и один гитлеровский жандарм, пятеро — ранены.
30.10.1941 г. — В нескольких районах города произведены повальные обыски, арестовано 127 человек. Во время облавы арестованы восемь членов руководства Союза вооруженной борьбы во главе с капитаном Доом-Доманьским.
1.11.1941 г. — Гитлеровцы начали чудовищную операцию под кодовым названием «Осенняя жатва»: две тысячи евреев отправлены в Освенцим, около тысячи — в Майданек, остальные расстреляны из пулеметов в Татарском Яру.
Сестры
(письмо Ванды Потурецкой сестре Марии, без даты)
Любимая Маня!
Это письмо посылаю с верным человеком. Сожги его, когда прочтешь. Мы с В. находимся в Кракове и здесь хотим переждать этот ад кромешный. Мне с трудом удалось уговорить В. согласиться на Краков, а ведь после ареста Л(еслава) Кжи(жаковского) и учителя (Кромера) необходимо было тотчас же сменить адрес. В. заупрямился, решил остаться на месте, что бы ни случилось. А теперь в отчаянии, выпивает, я боюсь за его здоровье. Знаю, что ты можешь повлиять на него, поэтому и обращаюсь. Напиши ему несколько добрых слов. Для нашей маленькой посылаю немного денег, к сожалению, больше нет, мы здесь живем благодаря доброму отношению друзей, прекрасных людей. Расти нашу дочурку и не сердись на меня из-за В.
Одиночество?
(отрывок из неопубликованного романа Кжижаковекого)
Одиночество. Его вырвали из стремительного бега жизни, физически он отторгнут из организма человеческого общежития, брошен в одиночную камеру, в течение получаса статус свободного человека он переменил на статус осужденного за действия других, может быть еще и не совершенные, он заложник, самый юный из всех, зовут его «Лех», сейчас он смотрит через забранное решеткой окно на башню костела с золотистым крестом и жалеет, что он неверующий и не найдет утешения в том, что телесная смерть — ничто, что есть другая жизнь — истинная, вечная. А потом, когда первое отчаяние улеглось, он уже спокойнее задумывается над своей прожитой жизнью, находя утешение не в вере, а в фактах. Действительно: они ведь не пришли ни к нему домой, ни в букинистическую лавку, его схватили на улице, и вполне возможно, что это — чистая случайность, возможно, им ничего о нем не известно, ни о его роли в организации, ни о связях и подпольной работе. А как же тогда — Кромер? Он тоже случайно арестован?
Девушка «Леха» в последние дни была охвачена тревогой. Поедем на несколько дней в горы. Деньги у меня есть. Махнем отсюда. Однако он не согласился сбежать, он не собирается быть трусом, даже если это сулит ему прекрасные дни с ней, впрочем, он не придавал значения ее беспокойству, она не впервые была в таком состоянии. Она так же вела себя, когда он сказал ей, что отряд Цены должен уйти в леса — накануне повальных обысков, когда взяли ее дядю, офицера Союза вооруженной борьбы, и еще раньше, когда готовили побег евреев из Замка. Она тогда была крикливой и злой, ругалась, грубо заманивала его в постель, а в постели вела себя как уличная девка. Говорят, что многие женщины обладают даром предчувствовать приближение опасности. Так говорила его мать. И жена «Штерна».
А вдруг и «Штерна» схватили? Тогда в организации есть предатель! Кромер — человек слабый, он не выдержит, если будут бить, пытать. Это, пожалуй, единственное, чего боится «Штерн»; побои, именно побои, побои — не как причина физической боли, а как осознание, что можно не выдержать, что тело — слабее, чем разум. Среди учеников восьмого класса гимназии кружили в свое время слухи, что «Штерн» в студенческие годы принимал участие в какой-то истории вроде бы политического свойства, его избили до потери сознания. Позже об этом как о примере варварства ультранационалистически настроенного студенчества написал некий левый публицист, но никто из товарищей «Леха» своими глазами не читал этой статьи, однако все это могло быть правдой, поскольку сведения исходили от кого-то из родителей.