— Ты только посмотри, как он выглядит, — возбужденно продолжала она. — Какая осанка, какая походка! А улыбка! От одной его улыбки можно умом тронуться. И тетка эта престарелая, которая с ним, его недостойна. Не понимаю, как он мог на ней жениться? Зачем?
— Чем она тебя не устраивает?
— Ей никого не жалко, она бессердечная, — уверенно повторила Линда то, что уже говорила раньше. — И глаза у нее такие, что сразу видно: она только о работе думает.
— А о чем, по-твоему, надо думать? — с усмешкой спросил Петр. — О любви, что ли?
— А как же! Только о ней и имеет смысл думать, только любовь имеет значение, это же самое главное в жизни! Если любви нет, то, считай, ничего у человека нет, гол как сокол. Смотри, они сворачивают на Белинского. Как ты думаешь, куда они направляются?
— Точно не в гостиницу, на Короленко с этой стороны никак не выйти. Значит, на очередную встречу. И когда только им надоест шататься по адресам? Хоть бы съездили куда-нибудь развлечься, что ли! Мы бы с тобой тоже на машине прокатились бы, а то все ногами да ногами, скоро ботинки порвутся, — проворчал Петр. — У меня уже мозоли.
— Мозоли? — встрепенулась Линда. — Петруша, вон там аптека, я сейчас побегу вперед и куплю тебе пластырь, они идут медленно, я успею вас догнать.
Она рванулась вперед, и Петру с трудом удалось удержать ее:
— Куда ты? Не надо в аптеку, идем спокойно.
— Ну как же не надо! — запротестовала она. — Тебе же больно, Петруша. Если мозоль вовремя не заклеить, будет еще хуже. Нет-нет, я побегу.
Она вырвала руку и помчалась вперед. Несмотря на солидный лишний вес, бегала Линда Хасановна хоть и грузно, но быстро. Через несколько минут она догнала ушедших далеко вперед Каменскую с Чистяковым и шествующего метрах в двадцати от них Петра.
— Купила! — радостно сообщила она. — Будет минутка — снимешь обувь и заклеишь ножки. А вечером я тебе специальную мазь наложу, очень хорошую, она обязательно поможет, утром ножки будут как новенькие.
— Ты со мной разговариваешь, как с ребенком, — недовольно пробурчал Петр, пряча в карман упаковку пластыря.
— А как же мне с тобой прикажешь разговаривать? — удивленно откликнулась Линда. — Ты сам ничего не можешь для себя сделать. У тебя ноги стерты, а ты не догадаешься пластырь приклеить, ждешь, пока я все куплю и все устрою. Ты — моя любимая деточка, — нежно добавила она, целуя его в висок.
Линда Хасановна ростом была почти на голову выше своего любовника, поэтому для поцелуя ей пришлось слегка нагнуться. Однако разница ни в росте, ни в весе их никогда не смущала.
Поездку за город в мастерскую Бориса Кротова супруги Сорокины откладывать не стали и отправились туда через день после получения приглашения. Вилен Викторович, правда, сомневался, удобно ли являться к художнику так скоро и не выглядит ли это навязчивостью и бесцеремонностью, однако Ангелина Михайловна заняла твердую позицию и заявила, что если Виля не хочет лишний раз выслушивать от Крамарева слова недовольства отсутствием результатов, то надо пренебречь этикетом и заниматься делом. Суть же состояла в том, что ехать Вилену Викторовичу отчаянно не хотелось: далеко. И смотреть там нечего, чай, не Рембрандт.
— Как мы будем туда добираться? — ворчливо спросил он. — Это же нам придется на электричке трястись, а сегодня пятница, все выезжают на дачи и в поездах страшная давка и духота. Зачем тебе надо было обязательно договариваться с ним на сегодня? Договорилась бы на понедельник.
— Мы возьмем такси и отлично доедем. Виля, не выдумывай сложности там, где их нет.
— А обратно как поедем? Где мы в этой глухомани поймаем машину до Москвы? И вообще, я на частниках не езжу, ты прекрасно знаешь, среди них много бандитов и тех, кто не умеет ездить. Нас или ограбят, или угробят в аварии.
— Обратно, Виленька, мы поедем на электричке. Все будут ехать из города в область, а мы — в противоположном направлении, — миролюбиво улыбнулась Ангелина. — Не придуривайся и иди завтракать, а я вызову такси.
Против ожиданий поселок, где жил приемный сын Гусаровых, оказался вполне цивилизованным и не очень далеко от Кольцевой дороги, во всяком случае, глухоманью его никак нельзя было назвать. Дом нашли легко — Александр очень хорошо объяснил дорогу.
Дверь им открыла полноватая, кровь с молоком, женщина с неприветливым, но красивым лицом.
— Проходите в гостиную, — сказала она строго. — Хозяин предупредил, что вы приедете. Вам придется немного подождать, он работает.
Сорокины робко прошли в небольшую комнату с квадратным низким столом и мягкими креслами. Посреди стола красовалась ваза с фруктами, рядом стояли маленькие тарелочки с изящным орнаментом и лежали приборы.
— Кушайте фрукты, — по-прежнему строго велела домработница. — Вам чаю подать или кофе?
— Спасибо, ничего не нужно, — начал было Вилен Викторович, но Ангелина Михайловна перебила его:
— Если можно, хозяюшка, мы бы выпили чаю. Но мы не хотим вас затруднять. Вы позволите, я пройду с вами на кухню и помогу вам? Как вас величать?
Лицо женщины смягчилось, на нем появилась широкая добродушная улыбка.
— Оксана. Да какое там затруднение, это же моя работа, я за это зарплату получаю.
— Оксана, — мечтательно протянула Ангелина Михайловна. — Какое красивое имя!
Она подошла вплотную к домработнице Кротова и понизила голос почти до шепота.
— Знаете, Оксана, я просто помешана на кулинарии и собираю разные рецепты. Если можете, покажите мне, что и как вы готовите, а я запишу. Я понимаю, что для любой хозяйки ее кухня — это святое, но я очень вас прошу: поделитесь со мной своими секретами. Я хорошо знаю родителей Бориса, и они мне много раз говорили, что с тех пор, как вы у него работаете, он стал намного лучше выглядеть и совсем перестал жаловаться на боли в желудке. Вы же видите, мой муж далеко не молод, и для меня главное — это сохранить его здоровье. Дайте мне свои рецепты, я вас умоляю.
Ангелина лгала на голубом глазу, ничего подобного Гусаровы ей никогда не говорили, они вообще не упоминали о том, что у их сына Александра есть помощница по хозяйству. И разумеется, ни о каких болях в желудке речи отродясь не велось. Но ей обязательно нужно было задружиться с этой Оксаной, ведь домработницы порой знают о своих хозяевах массу всего интересного.
Через минуту она уже стояла перед открытым холодильником на кухне в доме Бориса Кротова и мелким четким почерком переписывала на вырванный из тетради листок названия и рецептуру блюд, которые ей демонстрировала Оксана: творожный торт, рыбу по-гречески, холодный суп гаспаччо и всевозможные закуски.
— Какая вы мастерица, Оксаночка, — вздыхала восхищенно Ангелина Михайловна. — Сколько блюд, и такое разнообразие! Как у вас времени-то на это хватает? Ведь еще и убираться нужно, а дом-то немаленький. Или убираться приходит кто-то другой?
— Да кто ж другой? Я и убираю, больше некому, — удивленно ответила Оксана. — Хозяин не любит посторонних в доме, он вторую домработницу ни за что не возьмет.
— Трудно вам, наверное, ведь работы так много… — сочувственно проговорила Ангелина. — А еще, наверное, приходится терпеть характер Бориса. Характер-то у него не сахар, это я своими глазами видела. Наверное, сильно ругается, если вы что-то не так сделаете, да?
— Ну, — Оксана смущенно потупилась, — не то чтобы ругается, просто выскажет спокойным голосом и замолчит, но это еще хуже. Лучше бы ругался и кричал, но не молчал, как камень.
— Интересно, а чем он бывает недоволен? — невинным голосом поинтересовалась Сорокина, подбираясь исподволь к самому главному для нее вопросу. — Вы ведь наверняка не воруете продукты и деньги. И готовите вкусно, я по запаху определила, хоть и не пробовала. Может, сорочки плохо гладите? Или убираетесь неаккуратно? А то, знаете, такие хозяева бывают, которые запрещают своим горничным что-нибудь трогать или какие-нибудь двери открывать, а потом ругаются, что там пыль или неприбрано. А как же пыль стирать и прибираться, если трогать не велено?
Ангелина закончила свою тираду и замерла в ожидании реакции. Вот сейчас Оксана с готовностью покивает и расскажет, что Борис запрещает ей трогать, например, шкатулку в своей спальне, или открывать ящики его письменного стола, или передвигать какой-нибудь предмет в мастерской. И сразу станет понятно, что то, что так нужно Максиму Крамареву, находится именно там. А уж как это раздобыть — над этим пусть сам Максим голову ломает.
Однако ее ждало разочарование. Оксана тему не подхватила.
— Да нет, что вы, мой хозяин не такой. Он мне ничего не запрещает, я могу трогать и передвигать все, что нужно. А вот смотрите, у меня со вчера остался абрикосовый кекс, хотите попробовать? Если понравится, я дам рецепт. Хозяин запрещает гостям вчерашнее подавать, так что чай вы будете пить с ватрушками, я их сегодня пекла, а кексик мой так и не попробуете.
Ангелине Михайловне пришлось попробовать кекс, который показался ей слишком приторным, но она притворно хвалила и послушно записывала, чего и сколько нужно положить, чтобы тесто получилось воздушным и готовое изделие имело красивый желтовато-розовый цвет.
Потом они с Виленом Викторовичем пили чай с ватрушками и ждали, когда Борис закончит работать и выйдет из мастерской.
Наконец он появился и радушно поприветствовал гостей:
— Извините, что заставил ждать, я думал, вы попозже приедете, после обеда.
Сорокины дружно принялись уверять его, что все в порядке, ждут они совсем недолго и вообще они же понимают, что художник — человек творческий, а творческий процесс невозможно планировать заранее и нельзя прерывать. Тем более некоторые работы, висящие на стенах гостиной, они уже увидели, так что время в любом случае прошло не впустую.
— Ну, в таком случае пойдемте в мастерскую, я покажу вам еще кое-что, — пригласил Борис.
Мастерская показалась Сорокиным поистине огромной, и работ в ней было великое множество.