– Сериал.
– Подходит, – горничная, кажется, никуда не торопилась.
– Мне пора идти, вашу версию я выслушаю позже, – строго сказал Илья Борисович.
Стало ясно, что горничная может бесконечно говорить не по делу.
– Я думаю, он или сам выпил яд, потому что устал от жены, или жена ему подлила.
– Откуда вы знаете про яд?
– Да все говорят, – горничная взяла пульт и включила телевизор. – Я сделаю тихонько. Нам не помешает. Нравится, когда все время фоном. Я что-то делаю – а телевизор работает. С ним веселее.
– Вот уж не знаю, что веселого в телевизоре. У вас есть хоть одна улика? Что вы видели своими глазами?
– Мой муж был преподавателем университета. Худой, элегантный, очень любил каждый день чистую сорочку носить. Начищенные ботинки. Великолепный математик. Москвич! В третьем поколении! Закончил политехнический институт и сразу же сделал научную карьеру. Так считал в уме! Моментально давал ответ. С сыном задачки по арифметике решал. Несколькими способами. Помните вот эти задачки? Про бассейны воды и две трубы? Когда меня спрашивают, в кого сын, – думаю, в него! Даже не в способностях дело. А в интересе! Знаете, меня муж просил его прах развеять, а я не стала. Не хотелось мне, чтобы прах его где-то валялся. Я решила, что не буду его слушать. Всю жизнь слушала. Готовила ему, и все на свете.
– Вы совсем ушли от темы.
– Вовсе нет! Артур – тоже такой элегантный. Не худой, но все равно приятный мужчина. И пахнет от него приятно. То есть… пахло. Чем-то восточным. Сейчас не знаю… Номер, наверное, проветривать придется.
Илья Борисович решительно встал и пошел к выходу.
– Подождите! Во время уборки в номере Артура я нашла очки! Это в первый же день было! Очки валялись под кроватью. А он ведь не носил очки, верно?
– Вроде бы не носил.
– Но, если говорить серьезно, его, Артура, убил алкоголь. Алкоголь всех убивает. Мой муж никогда даже близко не приближался к крепкому спиртному.
– И все-таки умер.
– Умер. Болезнь у него была нераспознаваемая. Могли бы пересадить печень, но не от кого было. А вот соседу нашему повезло. Вот такая же была история – но ему повезло, умер подходящий человек. Ему пересадили. Любимец судьбы. Восемь букв.
– Везунчик?
– Нет. Баловень. Баловень подходит. А у вас внуки есть?
– Пока нет, – Илья Борисович заглянул в зеркало.
«Я тут успел состариться, или просто так паршиво выгляжу?»
– Радуйтесь! Это такая обуза! Эти крики я вообще плохо переношу. Давление поднимается, голова болит! Когда ненадолго, и при родителях, – можно, конечно. Какое-никакое развлечение на старости лет. Только я прошу, чтобы игрушек в дом не приносили, меня все это мельтешение раздражает. Опять же, фотографии мы делаем, ну и на праздники. Мы же всегда на праздники соседей зовем в гости. Вы не подумайте, я хозяйка радушная. Приготовить, накрыть – это обязательно. Невестка толком готовить не умеет. Это уже новая невестка. Приходится всему учить. Воздействие на клетки органов чувств. Одиннадцать букв.
Картинки и зацепки
В светлой «малой библиотеке» никого не было. Илья Борисович выбирал между глубоким креслом и кушеткой. «Как у психотерапевта», – подумал он и выбрал кресло. «Воздействие на клетки органов чувств. Это же раздражение». Через пару минут зашел Доспехов с ноутбуком.
– Простите, меня задержала горничная.
– Нестрашно.
– Очень настойчивая женщина.
– Еще какая! Я принес фотографии. Скачались наконец. Видео – пока ждем.
Доспехов поставил ноутбук на низкий круглый столик и встал у следователя за спиной.
– Можно воды? Кажется, жара не спала. Хотя гроза…
– Да, аномальное лето, – Доспехов достал из холщового мешка две бутылки воды и поставил на столик. – Я останусь, могу прокомментировать фотографии, – он склонился над ноутбуком. – Здесь две папки – день первый и день второй. Я сам еще не успел посмотреть.
Илья Борисович листал фотографии и искал зацепки. Все те же люди и одно и то же место.
– Почему почти все фотографии сняты в холле? И почему в первой папке фотографий в два раза больше, чем во второй?
– Все просто. В холле стоял пресс-волл. Плакат с названием мероприятия. Фотографа оплатили киношники, им для отчета нужны были официальные кадры с логотипом ассоциации кинодеятелей, и фонда, и спонсоров. Смотрите, вот первый день. Артур читает лекцию… Вот каждый на фоне пресс-волла… Вот тут группы, это уже сами писатели просили сфотографировать. Понимаете, фотограф… Он вообще всех снимает с одного ракурса. Не самый творческий человек. А вот второй день.
– А почему на этих фотографиях нет этого вашего пресс-волла? Место то же, но здесь просто стена, – Илья Борисович почувствовал, что что-то нашел.
Где-то здесь была нестыковка. А нестыковка – это всегда ошибка преступника.
Доспехов виновато пожал плечами.
– Понимаете, первого числа, вечером, Лева Иванов сломал пресс-волл…
– Это как?
– Задумался. С писателями такое бывает. Просто не заметил его. Наступил на ножку, и вся конструкция сложилась. А собирать ее уже не стали. Все равно она была только для фотографий.
– Допустим, но почему во второй день было снято так мало?
– Потому что ничего нового не происходило. Смотрите, Артур в похожей одежде. А писатели переоделись. Почти все. Киношники подарили им футболки, они думали, будут хорошие кадры… Ну, для отчета. Когда все наденут футболки.
– Но в футболках только Иванов и Свайбер. Почему остальные не надели?
– Ряхин всегда ходит в одной и той же рубашке, сколько я его помню.
– Но я видел его в этой футболке. И она явно ему мала!
– Это я его попросил надеть. Все-таки… Очень жарко. А у него рубашка с длинным рукавом. Потеет немного, понимаете…
– Хорошо. Что с остальными?
– Девушки редко носят мерч, а уж эти тем более. Слушайте, проще сказать, почему Иванов и Свайбер надели. Иванов хотел понравиться киношникам, он давно мечтает писать сценарии, за них ведь хорошо платят. А Свайбер был без багажа, а свою футболку практически сразу, как приехал, прямо при мне залил супом. Он очень обрадовался, что дарят футболки. Сказал, что это счастливый случай.
– Получается, во второй день просто нечего было фотографировать?
– Илья Борисович, для хорошего фотографа было. Меня там не было, но я могу вообразить, в каком напряжении пребывали писатели и что пережили. Но это не тот фотограф, который стал бы ловить эмоции. Он снимал для отчета, этим все сказано. Вот лекция, вот прощальный ужин.
Илья Борисович внимательно рассмотрел последние фотографии. За длинным столом сидели его подозреваемые с бокалами, кадров было несколько, но ни на одном не было хорошо видно всех. В темноте на заднем плане было сложно разобрать лица. Илья Борисович пересчитал фигуры. Их было десять. Зацепки как будто здесь, на фотографиях, но мысли ускользали, и Илья Борисович тонул в жарком, пропитанном запахом флоксов воздухе. Он отодвинул ноутбук и залпом выпил всю воду из бутылки. Доспехов протянул следователю влажную салфетку. «Какой предусмотрительный», – подумал Илья Борисович, вытирая пот с шеи. Он еще раз внимательно просмотрел фотографии.
– Ни на одной фотографии я не увидел Бойцовой, это вы можете как-то объяснить?
– Не все любят фотографироваться, – Доспехов пожал своими худыми плечами и удобнее устроился на кушетке. – Киношники могут заманить сюда писателей, могут поставить пресс-воллы и нанять плохого фотографа. Но они не могут заставить людей фотографироваться против их желания. Как говорится, можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить, – Доспехов усмехнулся и поднял одну бровь.
– Мне нужно поговорить с фотографом, – Илья Борисович решительно встал.
– Сидите, сидите! Я позову его!
– Я не могу больше здесь сидеть! Мне нужно выйти на свежий воздух! Мне нужно пройтись. Дайте мне двадцать минут.
Доспехов удивленно посмотрел на следователя, но не возразил. Только кивнул головой и сделал шаг в сторону двери.
– Нет! Не ходите со мной. Мне нужно побыть одному! Нужно подумать! – и добавил себе под нос: – Просто слов не хватает.
– Должно хватить. Чувствуйте себя свободно. Возьмите карту, чтобы не заблудиться, – Доспехов протянул Илье Борисовичу непонятно откуда появившуюся в его руке карту Лесково и прошел вглубь библиотечного зала.
Илья Борисович взял ноутбук под мышку, положил карту в карман брюк, бодрым шагом вышел из библиотеки, спустился по лестнице, вышел из здания и пошел по аллее. Здесь было хорошо. Здесь была тень.
Прогулка
Илья Борисович обошел небольшую территорию по всем дорожкам и тропинкам, но никак не мог сосредоточиться.
– Илья Борисович? – это был голос Жанны Зверевой.
Она сидела на пеньке у кострища. На ее коленях лежал компактный этюдник, на другом пеньке – небольшой холст. Чуть подальше в пластиковой бутылке стоял букет, составленный из розовых флоксов. Илья Борисович подошел ближе. Жанна рисовала розовые цветы, а пустой холст оставила для белых. Илья Борисович сразу понял, что здесь будут белые. Он залюбовался картиной и тонкими пальцами Жанны, испачканными розовой краской.
– Это для вас, – улыбнулась Жанна. – Садитесь. Комаров не бойтесь. Я жгу палочку от комаров.
– Я не боюсь. Шляпа у вас красивая, – Илья Борисович неловко склонился над холстом, и капля пота упала прямо в середину ярко-розового цветка. – Простите! Я все испортил, – он резко отодвинулся и вытер лицо руками.
Жанна улыбнулась.
– Ничего не испортили. Это масло, все очень легко поправить. Не переживайте. Потеть в такую жару – это нормально. Хотите воды?
– Не откажусь, – Илья Борисович потянулся к пластиковому стаканчику.
– Ой, не пейте, это растворитель! Вода в чашке. Я ничем не болею, не бойтесь.
– Что вы, мне бы и в голову не пришло! – Илья Борисович смутился и неловко прикоснулся к чашке в том месте, где отпечаталась розовая пом