– Почему вы спрашиваете? Жена беспокоится, конечно.
– Я спрашиваю, потому что увидела вас и поняла, что вы очень одиноки. Если у вас кто-то и есть, то ему на вас наплевать. Если бы у меня был муж и он пропал на двое суток, я бы уже приехала его искать.
Она как будто читала его мысли.
– Здесь нет связи.
– Это не оправдание. От города всего минут двадцать на машине. Знаете, мне кажется, вы тоже человек творческий. Вы когда-нибудь писали стихи?
– В детстве, – Илья Борисович не понимал, как так получилось, что вопросы задавала она, а отвечал он, хотя все должно было быть наоборот.
– Я так и думала. Почему перестали?
– В этом нет никакого смысла.
– А вы показывали свои детские стихи жене?
– Зачем? Она не интересуется такими вещами, – Илья Борисович совсем растерялся от этих странных вопросов, но сидел и слушал, как заколдованный.
Надо было как-то прекратить это все, но он почему-то не мог.
– А какими вещами она интересуется?
– Не знаю.
– Вы с ней не разговариваете? Не болтаете просто так?
– В последнее время… А почему вас это интересует?
– Я вижу, что вы застряли в каком-то болоте. Я хочу вам помочь. Вы мне нравитесь. Вы… зарыли свой талант в землю. А это большой грех. Посмотрите мне в глаза.
Она придвинулась ближе, взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала. От неожиданности Илья Борисович замер и только потом испуганно спросил:
– Что вы делаете?
– Мне просто захотелось так сделать. Меня тянет к вам. И вы, вы достойны большего, – она облизала губы и смотрела не отрываясь.
Илья Борисович почувствовал, что тонет в этих серо-зеленых глазах, и сердце как будто стало стучать сильнее и громче. Она потянулась и легко поцеловала его в щеку.
– От вас пахнет флоксами…
– Скорее по́том, – он улыбнулся.
– Покажите мне вашу машину.
– Не понимаю, что происходит, почему вы…
– Здесь такое особенное место. Немного волшебное. Покажите мне вашу машину! – шепотом повторила Агния.
Она встала, поправила юбку и протянула ему руку. Илья Борисович, как заколдованный, поднялся и пошел за ней. Агния оглянулась:
– Я не знаю, где она стоит.
Он пошел вперед и почувствовал, как стало еще жарче. Ему захотелось повернуться, наброситься на Агнию и прижать ее к дереву. Быстрыми шагами пошел вперед. «Может, это галлюцинация. Солнце печет. Или сон. Или…» – он оглянулся и увидел ее за спиной. С трудом вспомнил, где стояла машина, дернул дверь, понял, что она заперта, нащупал в кармане ключи и нажал кнопку. Дверь щелкнула, Агния открыла водительскую дверь и села за руль. Ему пришлось занять пассажирское сиденье. Агния покрутила руль и улыбнулась.
– Я не умею водить машину. Так и не получила права. Научите меня, – она все еще говорила хриплым шепотом.
Положила руку на ручку переключения передач, потом повернулась к нему всем телом и, не отрывая взгляда от его глаз, села с ногами в кресло, наклонилась к его коленям, и тронула рукой ширинку на брюках. Все поняла и улыбнулась. Он застыл, а Агния резко перелезла к нему на колени, стала целовать в шею, в щеки и, наконец, нежно прижалась губами к его губам. Он почувствовал язык и с усилием оттолкнул ее.
– Господи, – прошептал Илья Борисович.
– Закрой глаза, – она продолжала целовать его, он отвечал и чувствовал, как проваливается.
За последние лет десять с ним не происходило ничего более чудесного. А может, и за всю жизнь ничего такого не происходило. «Но как?» Она оторвалась от его губ и зашептала на ухо:
– Давай будем вместе. Просто уедем, будем просто жить как люди. Во мне очень много любви, и вся она будет твоей. Ты будешь счастлив со мной. Тебе хотелось когда-нибудь стать кем-то другим?
Он представил, как мог бы жить с этой длинноногой, длинноволосой женщиной, которую ему так хотелось прямо сейчас. Ей не нужны будут деньги, они поселятся в провинциальном городке. В маленьком домике. Прохладный ветер, из окна – песок и кусочек моря. Он станет кем-то другим. И этот другой будет трахать ее с утра до вечера. Нет, не трахать. Любить. Они будут вылезать из постели только для того, чтобы перекусить свежими фруктами. Он начнет бегать по утрам. Диабет пройдет. Не будет диабета. Он больше не будет потеть. Загорелый, красивый, никто не даст ему больше сорока лет. Они будут ловить рыбу, может быть, он опять начнет писать стихи…
Агния резко оторвалась от него, Илья Борисович открыл глаза. Она перелезла обратно за руль, брезгливо вытерла рот тыльной стороной руки и посмотрела холодно.
– Знаешь, что я думаю, у нас ничего не выйдет! Мне не нравится, как ты целуешься. И потеешь сильно.
Она вышла из машины и захлопнула дверь. Илья Борисович сидел растерянный и пришибленный. Обидно. Очень обидно. Пот стекал с лица на рубашку крупными каплями. «Чертовщина», – пробормотал он.
Илья Борисович посидел еще немного, потом вышел из машины, сел на водительское сиденье и повернул ключ. Машина завелась, он поехал. «К черту, домой, не могу больше здесь», – у ворот лежало огромное поваленное дерево и намертво перекрывало выезд. Следователь вышел, перешагнул дерево, побежал к сетке ограждения и с силой врезался в нее всем телом, сетка спружинила. Он сел на землю, обхватил себя руками и сидел так, зажмурившись, до тех пор, пока не почувствовал, что отпустило. По дороге к машине он заметил в кустах огромный муравейник… Или… нет, это был холмик недавно разрытой земли. Илья Борисович подошел ближе и подкопал землю ботинком.
– А вот и клад, – подумал следователь, доставая из ямы одну за другой две бутылки со стеклоомывающей жидкостью.
Он вернулся к машине, сдал назад, развернулся и запарковался на прежнее место.
– Илья Борисович, – у входа в библиотеку его приветливо встретил Доспехов. – Пройдемте, вас уже ждут. Вы пропустили обед, я принес поднос с легкими закусками. Он там, на журнальном столике.
– Не стоило, – резко сказал Илья Борисович, стремительно поднялся на второй этаж и вошел в библиотеку.
На кушетке, скрестив ноги, сидела Агния.
– Вы?..
– Вам было неприятно? – спросила она мягко и легко улыбнулась. – Утром я говорила с Федей. Он сказал, вы не понимаете, что мы… почувствовали. Не понимаете… Я просто хотела вам показать. Вот так. Вот так нам было… Вот такое мы почувствовали… Ничего личного, вы не обижайтесь.
Илья Борисович тяжело выдохнул и сел в кресло.
– Спрашивайте. Вы хотите знать, кто я?
Агния Семенова
– В восемнадцать лет я влюбилась в своего преподавателя в Литинституте. Банальная история. Он, конечно, был женат, а я и не думала навязываться. Наоборот, старалась держаться дальше. Но он что-то почувствовал, как-то понял. И, так скажем, проявил интерес. Разводиться не собирался и чувствовал себя виноватым. Поэтому он помог мне. Понимаете, в нашем мире многое зависит от того, издают тебя или нет, пишут о тебе или не пишут, подают на премии или не подают. Моя первая книга… Я сейчас понимаю, она была слабая, ученическая. Я слушала все, что говорили преподаватели, и переписывала ее несколько раз. Так вот, моя первая книга была написана по всем правилам, но… Одним словом, он мне помог. Ее издали в редакции Петра Тулупова, это такое модное издательство. Да, вы не знаете, никто не знает, но в нашем кругу это очень крутая история. Моя книга вошла во все шорт-листы всех известных премий. Во все списки рекомендаций к прочтению. Меня снимали для телека, писали, что это пронзительно точная, самобытная новая проза, а у автора, то есть у меня, настоящее романное дыхание.
– Какое? – без энтузиазма переспросил Илья Борисович.
Ему неловко было смотреть на Семенову. Хотелось скорее закончить этот разговор, но еще более неловко было его прервать.
– Это когда ты можешь долго писать. Проще говоря, когда у тебя железная задница. А потом я залетела. И решила рожать. Как он меня уговаривал, как ныл, что мне еще рано, что все еще будет. Знаете, самые сложные люди становятся очень банальными, когда дело касается таких вещей. Когда он понял, что я не передумаю, разозлился. Вот тут я увидела его настоящего. И поняла, какое в этом книжном мире все фальшивое. Я дописала книгу. Хорошую книгу. О нем, обо мне, о жестокости и лицемерии. И он сделал все, чтобы эту книгу никто не прочитал. Запретить ее печатать он не смог, я нашла небольшое независимое издательство, но не было ни рецензий, ни номинаций, ни вообще каких-либо упоминаний. Даже звездочек в интернет-магазинах не было. Ни-че-го. Многие говорят, что хорошая книга сама дойдет до читателя, но это не так. Скорее, верно обратное. Любую книгу можно сделать бестселлером, если приложить к этому достаточно усилий. И ни одна книга не дойдет до читателя, если читатель о ней не знает. Если ее нет в магазинах, в топ-листах, на ярмарках… Все знакомые делали вид, что ничего не произошло, только Федя пытался мне помочь. Организовывал поездки, встречи с читателями. Почему я вам это все рассказываю? А почему бы и нет. С тех пор многое изменилось: я дважды выходила замуж, разводилась, у меня двое детей, а сейчас я снова жду ребенка.
– Да. Доспехов, кажется, говорил, – вспомнил Илья Борисович. – Поздравляю.
– Спасибо. Только одно осталось как было – меня не замечают. Обо мне не пишут. Я спрашивала у критиков, у журналистов, у знакомых писателей. Напрямую спрашивала: «Почему меня нет ни в одном списке?» Они отвечают разное. Кто-то вроде бы успокаивает, что второй роман – это всегда сложно, кто-то говорит, что надо просто забыть и двигаться дальше. Я двигаюсь.
– Я понял. И еще я понял, что Артур Князев не был вам симпатичен.
– Ну почему, в самом начале был. Симпатичен.
– Зачем вы подсели к нему за ужином?
– Вам рассказали? Ну да, подсела. Я хотела узнать, как все-таки можно поучаствовать в программе для сценаристов. Он сказал, что писателям в ней делать нечего, что это навредит творчеству. Что каждый должен заниматься своим делом. Сценаристы – писать сценарии, а писатели – книги.