– Послушайте, меня интересуют только последние два дня вашей жизни. Даже менее того, меня интересуют только ваши фотографии за эти два дня.
– Я всегда понимал, что не для этого создан. Я всегда хотел творчества. Писал кое-что, кстати говоря…
Илья Борисович подавил острое желание наброситься на этого Котова и пару раз сильно ударить его по почкам. Котов продолжил.
– Мне говорили: «Какой фотограф? О чем ты? Это несерьезно!» Вы спросите, почему они так за меня зацепились в этой ассоциации. Потому что я мог им и по слесарке что-то поправить. Я совмещал две работы в одном своем лице.
– Давайте немного ускорим события. Вы приехали снимать… Кто вас позвал?
– Не кто, а что. Я постоянно работаю при ассоциации кинопроизводителей. Я их аккредитованный фотограф. Ассоциация и позвала. Но я постоянно в развитии. Я быстро достиг своего потолка. Мне нужен был следующий шаг, и я начал снимать небо. Небо! Вот что бесконечно разнообразно! Как падает свет, как соединяются облака. Вот это по-настоящему важно! В отчет, конечно, такие фотографии я не кладу. Не поймут. Но для себя… Вот, посмотрите!
Котов в один шаг оказался над креслом Ильи Борисовича, сунул ему под нос свой фотоаппарат и включил маленький экранчик. Илья Борисович с трудом разглядел очертания размытого облака и чей-то лоб.
– Что это? – взревел Илья Борисович.
– Вы замечали, что облака гораздо разнообразнее и фотогеничнее людей?
– Дайте сюда фотоаппарат. Просто дайте. Вы отправили Доспехову не все, так? Вы отбирали фотографии.
Котов протянул следователю камеру.
– Как получилось, что у всех файлов – одна дата последнего изменения?
– Очень просто. Я их обрабатывал вчера. Дата последнего изменения и стоит. Сработал за один день. Один экшен у меня для баб, один для мужиков. Я с обработкой не заморачиваюсь. Женщины же любят, когда губы большие, носы узкие, скулы высокие. Морщины все убрал, все как положено. И мешки под глазами. Арта немного добавил. Размытия вот здесь, – он ткнул пальцев экран.
Илья Борисович листал картинки.
– Почему вы ни разу не сняли Бойцову?
Котов смотрел с непониманием. Почти со страхом.
– Рыжая, крупная такая женщина. В веснушках!
– А-а!.. Так как же? Я ее снимал. Я всех снимал! И с этим, как его… Главный у них.
– Федором?
– Да! Они все хотели с ним сфотографироваться. Ну, может удалил случайно… Я вчера был не в лучшей форме… После позавчерашнего… Знаете, как меня тошнило? И до сих пор… Можно, я оставлю вам альбом с творческими снимками? Так красиво напечатали! А какой был второй вопрос?
Проверка материала
– Спасибо, что вернули ноутбук, – Доспехов аккуратно засунул ноут в чехол и спрятал его в сумку. – Рощина готова говорить?
– Илья Борисович, она как раз сейчас в холле проверяет материал. У нее такой нестандартный стендап, в диалогах. Что-то вроде сценки. Ну, или читка рассказа. Не хотите послушать?
– Федор, я бы очень хотел отсюда уехать…
– Понимаю. Все понимаю. Но она сочинила зарисовку как раз по мотивам разговора с потерпевшим. То есть с убитым. С Артуром. Пойдемте послушаем, возможно, в рассказе она будет откровеннее, чем потом, в разговоре с вами…
В холле уже собрались почти все. Даже официантка и горничная. Не было только Агнии и Четве́ргова.
Илья Борисович не сразу увидел очень маленькую женщину с красными волосами. На фотографиях она казалась выше и старше. Рощина читала диалог: щебетала за себя и хрипела за… Видимо, за Артура. Илья Борисович прислушался.
…И тут он мне говорит:
– Вам нужно с этой сказкой на наш сценарный конкурс податься! Такая сказка хорошая! Во всяком случае, что-то в ней такое есть. У нас как раз в жанре хоррор маловато проектов.
– Но у меня же не хоррор…
– Это как посмотреть. Если просто так прочитать – может и не хоррор. А если между строк… Ваш герой – он ведь не просто становится малюсеньким! Он оказывается в пугающем мире огромного всего – огромных игрушек, огромных людей, огромной мебели… Он ищет себя среди всего этого большого, тут даже есть философская подоплека. А она в хорроре очень нужна! Она выводит хоррор из низкого жанра… Дает ему новое звучание. И вся история становится очень страшной!
– Думаете?
– Уверен!
– Только он ведь во сне… Герой. И потом, ему всего четыре года, а у вас хорроры – для взрослых!
– Так вы можете легко прибавить ему несколько лет. Пусть ему будет, скажем, четырнадцать!
– Тогда непонятно, почему он вначале выпрашивает у мамы пожарную машину.
– Что вы так держитесь за эту пожарную машину? Она ведь у вас ничего не символизирует?
– Вроде бы нет.
– Видите! И нечего за нее держаться! Он может выпрашивать у мамы банку пива. Нет, лучше банку кваса.
– Кваса?
– У нас все-таки двенадцать плюс, алкоголь лучше не трогать, сами понимаете. Вам ручку дать?
– Для чего?
– Сделайте пометки! Потом будет легче работать с текстом.
– Ну да, точно! Я растерялась немного.
– Еще бы неплохо про права женщин добавить.
– Про что?
– Права женщин. Гендерное неравенство. Эта тема в кино освещена плохо. А тема важная, сами понимаете!
– Как же я такую тему сюда введу?
– Элементарно! Мама у вас уже есть! Она может как-то ненавязчиво вставить такую, например, фразу: «Я сама себе подам пальто!»
– Там же лето…
– Где?
– В рассказе.
– Ну тогда не пальто. Панаму. Вы записываете?
– Пишу. «Я сама подам себе панаму», – сказала мама.
– Вот! Уже и социальный контекст появился. Вы поймите, важно не то, что вы пишите, а что у вас скрывается между строк. Дети как бы считывают первый слой вашего контента, а родители – второй. Так мы получаем дополнительных зрителей в лице родителей.
– Понятно. Только как же подросток окажется посреди разбросанных игрушек? Подростки ведь уже в игрушки не играют…
– Ну вы же автор! Придумайте хоть что- нибудь! Он может оказаться посреди разбросанных бутылок. Из-под кваса. И сразу вырисовывается интересный конфликт! Большая проблема современных писателей – отсутствие конфликта. Я вам и так достаточно подсказал!
– Все-таки мне кажется, у меня для маленьких получилось.
– В каждом взрослом живет ребенок! Не забывайте об этом! Подросток – это маленький герой в развитии! В вашей истории, кстати, герой практически не меняется к концу повествования. У него нет арки как таковой. А это печально.
– Ну нет, он многое начинает понимать…
– И антагониста у вас нет. Должен вам сказать, что история без антагониста – не очень перспективная история. И суперспособности!..
– У моего героя нет суперспособностей.
– Вот именно! А они должны быть! Запишите: добавить антагониста, суперспособности и, конечно, конфликт!
– Конфликт вроде бы есть!
– Это с мамой, что ли?
– Ну да.
– Ну что это за конфликт? Мама у него родная, даже не приемная. Сразу ясно, что в конце концов она его простит. С героем-подростком вам будет куда интереснее работать! Особенно если он будет употреблять наркотики!
– Но я о наркотиках совсем ничего не знаю…
– Ну так почитайте! Современные писатели совсем ни о чем не хотят знать. Раньше все прекрасно в наркотиках разбирались! Писатель – это большая работа. Надо посидеть в архивах, копнуть глубже! Поговорить с людьми. У вас что, ни одного наркомана среди друзей нет?
– Нет.
– Понятно. Ну, может быть, хотя бы алкоголики? Сейчас фильмы о подростковом алкоголизме – на гребне волны!
– Вы же говорили, алкоголь лучше не трогать… Двенадцать плюс…
– Не обязательно прямым текстом писать! Все это можно вставить между строк! Чтобы было как бы понятно, но Кодекс РФ не нарушался.
– ???
– Н-да… Вот что… Пусть герой ненавязчиво сменит ориентацию. Сексуальную. Только чтобы это тоже ни в коем случае не было заметно. Сможете?
– Не уверена.
– Ну, если вы вообще ни в чем не разбираетесь, пусть он хотя бы будет больной!
– Простудится?
– Что за детский сад? Нужно что-то смертельное. Ну, или…
– Давайте я напишу, что у него было три ноги!
– Три ноги – это неплохо. Опять же, немного абсурда – это актуально! Нужно балансировать на грани, понимаете? И для заявки у вас текста маловато. Я вот что подумал – если вы полный метр не потянете, можно легко превратить этот рассказ в новеллу! Как у Пушкина! Рассказ в стихах!
– У него роман.
– А у вас будет новелла!
– Зачем?
– Так у нас же в конкурсе есть отдельная категория. Там с претендентами еще хуже! Никто не хочет писать новеллы! И помните, главное – между строк!..
Тихо и прохладно
Пока Рощина читала, только Доспехов и Солярский смеялись в голос. Остальные стояли с каменными лицами. Но аплодировали все.
– Лерочка, познакомься! Илья Борисович, наш следователь. Тебе надо будет ответить на пару вопросов, – Доспехов подвел красноволосую Рощину к Илье Борисовичу.
– Хотите, пройдем в кинозал? Там тихо и прохладно, – Рощина с сочувствием разглядывала вспотевшего следователя.
В кинозале действительно было тихо, прохладно, а еще довольно темно. Здесь шел ремонт, местами не хватало кресел, пахло сырой шпаклевкой. Рощина с ногами уселась на табуретку, Илья Борисович втиснулся в узкое кресло напротив.
– Так… Валерия Рощина, тридцать девять лет… Род занятий?
– Стендап-комик. Еще я писатель. Но меня никто не воспринимает всерьез. Смешно, правда? Когда ты пишешь смешное, тебя всерьез не воспринимают. Казалось бы, это неплохо. Значит, получается смешно… Но вы бы видели эти отзывы о моих книжках – «легковесное», «на один раз», «гилти плеже»… Поэтому я решила стать стендапером. Сначала стендапером стал мой бывший муж. Он был очень бедный. И очень тихий. Незаметный. Знаете, бывают такие мужья, когда не поймешь – есть он вообще или нет. Он всегда так тихо лежал, что я иногда думала, что он на кухне например. И орала во всю глотку, чтоб он водички принес. А он так мрачно из-за спины мне: сама сходи! Я очень пугалась. Или звоню ему, говорю, мол, не знаю, где ты, но, если можешь, купи макарон. А он подползает и прямо в ухо мне – я тут! Знаете, и такое выражение лица у него постоянно, как у человека, который получил свой первый загранпаспорт в две тысячи