– Аппетита нет.
Бойцова
– Понимаете, у меня машина сломалась.
– Бойцова Ксения Николаевна? Полных лет?..
– Тридцать три. Ладно, тридцать восемь. Я не скрываю возраст, нет. Просто все семинары для молодых писателей до тридцати пяти. А я не могу так просто от них отказаться.
Полная рыжая женщина с совершенно детским лицом не выглядела ни на тридцать три, ни на тридцать восемь. Илья Борисович не смог бы определить ее возраст, если бы у него в руках не было ее паспорта.
– Это к делу не относится. Отвечайте правду, все равно я все выясню. Вам тридцать восемь лет, зарегистрированы в городе Алапаевске.
– Да, я оттуда, но живу в Москве, конечно. Писатель не может жить в другом городе.
– Почему?
– Все мероприятия здесь. Вообще, все здесь. Если живешь не в Москве, считай тебя и нет. А Алапаевск – это такой совсем маленький город, правда, у нас там недавно открыли модельную библиотеку. Такую современную, с белыми стенами и новыми книгами. Но туда в основном погреться приходят.
– Давайте ближе к делу. Вы говорите, сломалась машина…
– Ага, опять сломалась.
– Это как-то относится к…
– Я пытаюсь объяснить, что я делала эти два дня. Вы же сами спросили. Я нервничала из-за машины. Знаете, как дорого чинить подвеску? Особенно на старой машине. А я не могу без транспорта. Мне нужно ребенка на кружок по танцам возить. Бальным. У него талант, понимаете. Ему без танцев нельзя. Туда без машины сорок минут ехать, а так – десять. И мы бы не успевали. А я одна. И машине больше тридцати лет.
– Тридцать три?
– Скорее тридцать восемь. Но я понимаю вашу иронию. Я в марте осталась без работы. Психанула. На меня кричать начали. На меня там всегда кричали. Обычно я молчала, а тут не выдержала. И просто ушла. И даже последнюю зарплату не забрала. Просто чтобы никого там больше не видеть. И тут я поняла, что мне надо с ребенком как-то жить на мою финансовую подушку. А подушка прямо очень маленькая, можно сказать, что ее и нет.
– Почему вы не вышли на новую работу?
– Там, где на меня кричали, была работа не каждый день, я могла ребенка на танцы возить. А если выходить на новую, там уже каждый день придется.
– А няня?
– Что вы, какая няня. Я же литературный работник. Библиотечный. Няня попросит столько денег, сколько мне не заработать. Понимаю, вы спросите, зачем я себе такую работу выбрала. Так я больше ничего не умею. Иногда подкидывают что-то редакторское. Подработку. Вот недавно делали сборник. Мне заказали, я собирала, редактировала два месяца. Правки вносила, какие-то ночные совещания по зуму. А потом, когда сдала работу, мне сказали, что сборник этот благотворительный, для детей с нарушением слуха. И поэтому оплата не предполагается.
– В таких случаях надо договор заключать заранее!
– Это конечно. Надо.
– Ксения, так вы, значит, переживали из-за машины…
– Да, все время. Я думала, на какие деньги буду ее чинить. Это же сразу тысяч сорок, а то и все семьдесят. Я в машинах не разбираюсь, меня в автосервисе всегда обманывают. Они прямо говорят мне цену, и сами же сразу смеются. А у меня сейчас бюджет до копейки… Вся еда – самая дешевая, шампунь экономлю, на мероприятия только голову мою. Литературные. Не смотрите на меня так! А вы думали, все живут как короли? Нет, по-разному люди живут.
– А книжки ваши продаются?
– Продаются. Я же детское пишу. Книжки хорошо продаются, только я права отдаю по фиксированной цене. То есть роялти не получаю. Чтобы сразу что-то получить и на это жить, понимаете?
– Нет.
– Я пытаюсь сказать, что, даже когда мои книжки продаются очень хорошо, деньги за них получает издательство. Так что… Мне иногда статьи заказывают, иногда на встречи в школы хожу. За деньги. Но мне обычно неловко спрашивать про гонорар. Так что обычно мне за встречи не платят. Они говорят: «Это же для вас пиар». Вот и все заработки. А тут целая подвеска сломалась. Вот поэтому я не очень помню, что было. Я приехала только на второй день. Вчера. Не знала, с кем оставить ребенка. Не получилось договориться на два дня. Приезжаю, а тут какие-то графики, аудитория, схемки… Этот… Антон Агаме…
– Артур!
– Ну да. И этот второй. Который рассказывал, что мы тоже как они. Что мы производим контент. Я начала что-то понимать, только когда другие писатели заговорили об условиях финансовой независимости. Про сто тысяч в месяц. Что можно просто сидеть и писать книги. А тебе дают деньги на жизнь. Вот тогда я представила себе, какой могла бы быть моя жизнь! Понимаете, я сейчас на сто тысяч живу полгода. Зря вы улыбаетесь. Да, так тоже можно. Если экономно. А тут я себе представила все эти хорошие шампуни, которые можно не экономить, подарки ребенку, даже рестораны. И такси. Если машина сломалась, просто вызываешь такси – и проблема решена! Вот о таком я мечтала. Поэтому я этот день не помню, вся была в мечтах.
– Но почему вы вдруг решили, что вам дадут денег?
– Потому что он сказал, что что-то предложит… Потому что я верю в мечту. То есть в то, что мечта, если она настоящая, обязательно сбудется, понимаете? Все говорят, что это потому, что я пишу для детей. И слишком приблизилась к своей читательской аудитории. Пусть так. Хотите печенье? – Бойцова достала из кармана надкусанное печенье и протянула следователю.
– Не нужно печенья. Что было потом? Вечером?
– Потом все просто закончилось и нам сказали, что на следующее утро надо ехать домой. И я опять начала нервничать из-за машины и из-за Кирюши, я его у подруги оставила, а подруга его в школу отвести забыла. Ну вот так.
– У вас есть с собой какие-то вещи. То есть какой-то багаж?
– Все здесь, – Бойцова протянула через стол объемную цветную сумку на длинной ручке.
– Разрешите взглянуть?
– Конечно.
Сумка была забита перекусами, печеньем в упаковках и без, слипшимися леденцами, булочками… Илья Борисович достал пакетик с каким-то мутным содержимым.
– Это для детей? – Илья Борисович разглядывал резиновые фигурки, наподобие тех, с которыми малыши купаются в ванне.
– Нет, это моя коллекция. Игрушки-антистресс. Чтобы успокоиться. Вот это веселые зубастики. Они помогают, когда просто немного нервничаешь, это желейные червячки-«растягушки», их нужно тянуть. Это мялка, – она достала маленькое розовое сердечко и сильно сдавила пальцами, – на каждый день. А акула – для сложных случаев.
Илья Борисович сжал акулу, из ее пасти показалась резиновая нога.
Солярский
– Вам надо было сразу меня вызвать! Скажите, каким способом убили Артура? – перед Ильей Борисовичем изящно присел подтянутый мужчина лет сорока.
Это был первый за день человек, который, если не считать Доспехова, сразу показался приятным. Чистая рубашка, чистые волосы, аккуратный галстук, жилетка и приветливая улыбка на лице. Илья Борисович улыбнулся Солярскому.
– Вы первый, кто спросил о способе. Вас зовут…
– Юрий. Коллега, я постараюсь вам помочь.
– Вы работаете в полиции? – Илья Борисович с надеждой посмотрел в глаза опрятному Солярскому.
– Нет, хотя, наверное, мог бы. Я пишу детективы. Вы читаете детективы?
– Когда-то любил… Француза. Симеона.
– Наверное, Жоржа Сименона, вы хотели сказать. Да, прекрасный автор старой школы. Я могу вам порекомендовать хороших современных авторов. Но не будем отвлекаться, – Юрий улыбнулся и всем видом выражал готовность отвечать на вопросы.
– Вы приехали сюда один? На такси, как все?
– Совершенно верно. Я приехал на такси. Один. Очень приятно, что здесь все так хорошо организовали.
– То есть вам здесь понравилось?
– Конечно. Я люблю эти места. Мы все любим. Тут так атмосферно, ну и история места. Много полезной информации. Правда, бесполезной тоже достаточно, – Юрий доброжелательно усмехнулся, – вы не ответили, как он все-таки умер?
– Думаю, уже можно сказать. Отравление.
– Классика! Самоубийство, может?
– Нет.
– А может, его убили двумя способами? – Юрий достал блокнот и что-то записал.
– Что вы пишете?
– Вы извините, мне это пригодится для книги. Я много лет пишу детективы, но ни разу еще не оказывался внутри. Считаю, я здесь самый везучий.
– Хорошо, можете писать что хотите, расскажите, когда вы в последний раз видели жертву?
– Артура?
– Артура Агамемновича.
– За прощальным ужином видел. Символично, конечно. Прощальный ужин… После всех этих лекций, на которых нам говорили, что мы должны сделать заявки по своим книжкам, после питчинга, после всего объявили прощальный ужин. Многие еще думали тогда, что он за ужином скажет… Ну…
– Что скажет?
– Про проект. Хотя я уже понимал, что ничего не будет. Нас просто накормят и развезут по домам. Но я ни на что и не рассчитывал, знаете. Футболку подарили, ручку подарили, блокнот вот этот, – Юрий покрутил в руках блокнот, – что еще писателю надо, – Юрий улыбнулся еще шире.
Илья Борисович почувствовал сарказм и нахмурился: «И этот туда же».
– Вы видели его за ужином, не заметили, что он ел?
– Нет, не заметил. Если бы Федя Доспехов не уехал… Наверное, мы сидели бы все вместе. Но он уехал. Они от нас отсели за отдельный стол. Киношники. Они же все про нас поняли. Когда был этот круглый стол, он нас спрашивал, какие у нас тиражи, какие доходы. Мы, дурачки, все рассказали.
– Что именно?
– Ну, что книгу пишешь год, а кто-то и три года, а кто-то пять. Гонорар у тебя в лучшем случае тысяч сто. Тираж, при очень хорошем раскладе, тысяч пять-десять. Потом роялти. Еще тысяч двести может набежать.
– В месяц?
– Что вы!.. В год. Это если книга хорошо продается. Так что я не смотрел, что он ест.
– Ясно. Вы видели, как он вышел?
– Видел. Он ушел раньше, чем ужин закончился.
– Кто-то к нему подходил?
– Кажется, Иванов подошел с ним попрощаться. Что-то говорил ему, да. Но Иванов его не убивал. Я думаю, это Рублев. А может быть, это женщина.