– Но вы работали два года, а ситуация, как я понимаю, нисколько не улучшилась?
– Еще как улучшилась! Как вы можете судить об этом? Вы же не знаете нашу внутреннюю статистику! Я порекомендовал активную работу со школами и предприятиями. Показатели рванут!
– Загонять детей в кинотеатры? Платить билетами зарплату?
– Нет, этого нам пока никто не разрешил. Хотя мы двигаемся в данном направлении. Пока что рассылки, поздравления с праздниками. Скидки для родительских комитетов. Я предлагал устраивать в кинотеатрах стендапы, шоу-программы. Всегда можно найти те ниточки, за которые нужно вовремя и как следует потянуть.
– Знаете, я в последний раз был в кино лет пять назад. Посмотрел какую-то дрянь. И больше не пойду.
– Зря. Сейчас мы на пороге того, чтобы снимать много фильмов с эмоционально близкими зрителям сообщениями. Мы рассчитали все. Идеальный баланс. Нужно немного искренности и свежести. Для этого их и собрали, – Рублев махнул рукой в сторону окна. – Зря, конечно. Он и сам это понял, что зря.
– Артур?
– Артур. Они не производят контент, который задержит зрителя. Вы знаете, какие у них ничтожные тиражи? Самый захудалый кинопродукт соберет больше зрителей, чем самый успешный книгопродукт!
– Возможно, вы правы, но фильмы снимать дорого, а издавать книги – нет. Поэтому вам нужно собрать гораздо больше зрителей, чем вы собираете. Я сейчас правильно понял? Не отвечайте. Расскажите, где вы были вчера с самого утра и до полуночи.
– С самого утра я спал. У меня напряженная работа, мне нужно отсыпаться. В восемь часов – пробежка. В девять – спортзал. Он здесь, правда, из двух тренажеров состоит. В десять тридцать – совещание по видеосвязи. До половины второго – работа за компьютером. Потом обед. В тринадцать сорок – лекция на тему «Графики зрительской лояльности, востребованный контент в индустрии впечатлений». Они все, кстати, даже не знали, что работают в индустрии впечатлений, от меня узнали. С пятнадцати сорока пяти у меня опять было совещание, к семнадцати я подошел на финальную лекцию Артура.
– На которой он должен был что-то объявить…
– Сначала хотели сделать программу для литераторов как для сценаристов. Но поговорили с ними и поняли, что они просто пропьют эти стипендии. Это в лучшем случае! Артур так решил. А я ему сразу говорил, что это все дохлый номер.
– Вы считаете, собрать здесь писателей было плохой идеей?
– Да нет, идея прекрасная, нам же под нее финансирование выделили… – Рублев закатил глаза, многозначительно указал пальцем в потолок и заговорил шепотом. – Оттуда. Просто звать надо было не этих. Не надо было с Доспеховым связываться. Нормальных надо было звать. Молодых, бодрых, кого можно чему-то научить. Мы ожидали увидеть тех, о ком хотя бы слышали… эти… Любовина, Свердловская, кто там еще… Которые хотя бы на ТВ засветились или у видеоблогеров, или хоть в театре как-то худо-бедно. Даже вы, наверное, слышали. А Федор все неправильно понял. Ему сказали про идеи, про искренность. Но мы-то не ту искренность имели в виду! Искренность, любовь в тренде, но ведь все это можно сымитировать! На то мы и профи киноиндустрии. И совершенно необязательно собирать здесь десять неудачников, которые в данной теме ничего не понимают.
– Вам не понравились писатели! – внезапно встрял Доспехов, совершенно непонятно откуда взявшийся, как будто он все время стоял за спиной Рублева. – Знаете, не все, что заметно, производит столь же заметный эффект, – продолжил Доспехов, – Царь-колокол никогда не звонил, Царь-пушка никогда не стреляла. Вы же были в Кремле, Егор Антонович? Хотя бы в детстве? Хотя бы с экскурсией? А у нас в одном из номеров висит ружье, которое тоже никогда не стреляло. И не выстрелит. Оно из цельного полена сделано. Как Буратино. Имитация ружья.
– А должно бы выстрелить! – дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова Солярского. – Вы извините, что невольно подслушал. Я ручку забыл. Из подарочного набора.
Солярский подошел к столу, аккуратно взял ручку, заложил ее за ухо, слегка поклонился, вышел и прикрыл дверь, оставив заметную щель.
Илья Борисович встал, тяжело опираясь о стол, медленно дошел до двери и хлопнул ею как следует. Ему хотелось, чтобы нос или ухо Солярского хорошенько прищемило. Он даже испугался такого своего желания.
– Итак, вам не понравились писатели? – Илья Борисович сделал из утверждения Доспехова вопрос и в упор посмотрел на Рублева.
Рублев развел руками.
– Они ничего не знают и не хотят знать ни о миссии, ни о ценностях. Трансформации компетенций вынуждают создавать новые рынки. Методы многослойных сегментационных исследований… Я вижу, вам неинтересно.
– Судя по всему, писатели от вас тоже не в восторге. За ужином вы сидели с Князевым?
– Да. Но мы недолго сидели, все наши быстро разъехались. Я и Князев остались последними. К нему подсела эта Рощина с красными волосами. И что-то втирала. Долго. Я хотел поговорить и ждал. Но потом к нему подсела еще и красотка с ногами. А мне позвонили по видеосвязи, и я ушел в номер – здесь нормальный интернет только в номерах. Был. Сейчас ведь вообще никакой связи. Вернулся – а его нет, Артура. И все уже разошлись, только Солярский курит у входа. И наш фотограф там полулежал на лавочке. В совершенно свинском состоянии. Я попробовал его поднять, тогда он вообще сел в лужу.
– А что он сделал?
– Я же сказал. Там такая лужа огромная перед беседкой…
– А, вы в прямом смысле! Так вы искали Артура?
– Я спрашивал. Солярский сказал, что видел, как он уехал. Абонент у Артура недоступен.
– Вы расстроились, что не смогли поговорить?
– Конечно. Солярский предложил выпить.
– И вы согласились.
– Со мной такое очень редко бывает.
– Вы пили вдвоем? Что именно пили и до которого часа?
– Втроем. Еще фотограф. Котов. Коньяк из «Пятерочки». Если вы меня подозреваете, вот вам железное алиби! Не помню, когда мы закончили. Проснулся недавно. И сразу к вам вызвали.
– Значит, не такое уж железное у вас алиби!
– Именно! – оживился Доспехов, о тихом присутствии которого Илья Борисович успел забыть. – Князева убили ночью. А вы сами говорите, что не помните, когда закончили пить. К тому же Солярский не упоминал о вашей маленькой вечеринке. И Солярский совсем не выглядит человеком, который пил всю ночь, – Доспехов с вызовом посмотрел в глаза Рублеву, но тот не отвел взгляда.
– Благодарен за помощь, но позвольте все-таки мне самому вести допрос. Простите, опрос. Разговор, я хотел сказать, – Илья Борисович почувствовал, что Доспехова стало в комнате слишком много.
– Позовите его сюда, Солярского, – занервничал Рублев. – И фотографа. Котова. Только не давайте ему денег. Не вернет.
– Пожалуй, я сам решу, когда и кого мне сюда позвать. Пока есть ощущение, что у вас была и возможность, и мотив… И алиби у вас, как выясняется, никакого нет…
– Как он умер? Как его убили? – Рублев нервно забарабанил пальцами по столу.
– Я думал, вы не спросите. Его отравили. Отравили метанолом…
– Обыщите меня! У меня нет никакого метанола! – Рублев вскочил и показательно вывернул карманы.
– Ну… Вы здесь единственный, кто приехал на машине.
– Кстати! Значит, могли спрятать улики, – обрадовался Доспехов.
– Я хотел сказать, что в стеклоомывающей жидкости обычно содержится метанол… Конечно, это надо будет проверить.
– Простите, не буду больше вам мешать. Чувствую, вы нащупали верный путь! Ухожу-ухожу! – Доспехов попятился, приветливо улыбнулся следователю и скрылся за дверью.
Зверева – Лебедева
– Можно?
– Проходите, садитесь, Жанна Олеговна.
Илье Борисовичу сразу понравился низкий нежный голос этой милой худой женщины с тонкими чертами лица, короткой стрижкой, в серой мешковатой льняной одежде.
– Можно просто Жанна.
– Жанна Олеговна Зверева-Лебедева, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, зарегистрированы в Москве. Проживаете в Москве? – Илья Борисович старался, чтобы его голос звучал мягче.
– Да.
– Работаете?
– Официально нет. Я провожу мастер-классы по масляной живописи, читаю лекции по истории театра и веду курс для молодых писателей: «Как зарабатывать, занимаясь исключительно литературным творчеством». В школе современного креативного письма.
– То есть вы нормально зарабатываете? – уточнил Илья Борисович.
– Нет. Мы с Сержем сейчас в кризисе. Откровенно говоря, мы всегда в кризисе. Финансовом. Я своим студентам на первом же занятии честно говорю, что, вообще-то, зарабатывать литературой не получится. Потом, по идее, надо бы сразу сказать: «Спасибо, что пришли на мой курс, удачи и до свидания!» – Жанна так заразительно улыбнулась, что Илья Борисович невольно улыбнулся в ответ.
– Но вы так не говорите?
– Не говорю. Это ведь наш единственный источник дохода. Есть еще зарплата Сержа, но она вся уходит на платеж по ипотеке.
– Вы не взяли фамилию мужа?
– Как видите, – женщина снова улыбнулась, – у меня уже достаточно фамилий. Зверева – фамилия отца, Лебедева – первого мужа. И писать я начала под этой фамилией, сейчас уже глупо что-то менять.
– Мне сказали, вы пишете книги для невыросших взрослых.
Жанна невесело усмехнулась и поморщилась. Илья Борисович понял, что сказал что-то совсем бестактное.
– Знаете, я не люблю, когда книги делят по целевым аудиториям. Это киношники любят уточнять: на какой возраст рассчитана ваша книга? Гоголь свои «Мертвые души», думаете, для пятнадцатилетних подростков писал? Или, думаете, Булгаков «Собачье сердце» писал для детей? Или Данте? «Божественная комедия» – для детишек? А это все в девятом классе проходят.
– Я даже не знаю, что там мои дети проходят. С ними жена уроки делает.
– М-м… – Жанна пожала тонкими плечами.
– Я правильно понимаю, что вы тоже ждали от Артура…
– Конечно. Он сказал, что они сделали программу для сценаристов. Стипендия, условия финансовой независимости, путешествия, дополнительное образование и коучинг. И что они хотели бы как-то поддержать и писателей. Чтобы все писатели не пошли сразу в сценаристы. Сказал, тогда писателей не останется. Сказал, что нам эта программа сценарная не подойдет, потому что она может навредить творчеству. Мы удивились, конечно. Как может творчеству навредить стипендия? Он сказал, что, если просто дать нам денег, это нам не поможет, но вроде бы они что-то придумали и скоро объявят. И сразу же запустят. Вот прямо с нами. Он все говорил, говорил, а мы ждали, ждали… И вот остается минут десять до ужина, и он вдруг говорит: «Присылайте ваши заявки на будущие книги, а мы их прочитаем и подумаем, как их экранизировать. Напишите поэпизодник. Мне тут сказали, что у вас это называется “оглавление”. Чтобы были названия глав, и что будет происходить в каждой». Так и сказал…