— Это говорит о низком уровне их духовного развития, — глубокомысленно заявила Лена.
— То есть ты хочешь сказать, что у нашего Саши низкий уровень духовного развития? — уточнил Сеня.
— Нет. Им движет жажда мести. Он хочет сидеть на берегу и смотреть, как плывет по реке труп его врага, — она крепко обняла меня и чмокнула в щёку.
— А ты права, — улыбнулся я. — Ещё мне нравится, когда враги корчатся в предсмертных муках от действия моих зелий.
— Какой же ты дикарь. Обожаю, — Лена страстно поцеловала меня в губы. Сеня смущенно отвернулся, будто разглядывает мозаику на окне.
После занятий я сначала съездил в лечебницу Коганов и встретился с профессором Щавелевым. Он чувствовал себя хорошо и собирался на очередную процедуру, поэтому поговорить не удалось. Меня интересовало, как он раздобыл такой ценный документ, из-за которого началась вся эта суматоха.
Профессор в сопровождении бойцов тайной канцелярии спустился на нижний этаж в кабинет физиотерапии артефактами, а я поехал домой.
Дед заметно нервничал за обедом и то и дело поглядывал на часы.
— Не бойся, раньше времени не начнут, — сказал ему Дима, когда старик в очередной раз вскинул руку и посмотрел на часы.
— Я просто думаю, что нужно ехать пораньше и занять лучшие места, а то ничего не увидим.
— Ты просто не хочешь пропустить момент, когда Распутину отрубят голову.
— Что? Это правда? Ему отрубят голову? — оживилась Настя.
— А ты что думала? — спросил дед и снова хотел взглянуть на часы, но передумал и опустил руку.
— Мне казалось, что казнь проводят с помощью кристалла.
— Кристаллом у него сначала магию заберут, а потом придёт палач и отрубит голову.
— Топором? — ужаснулась девушка.
— Мечом, — пояснил Дима. — Говорят, что тому мечу лет пятьсот, не меньше.
— Сколько же крови он выпил за столько лет, — покачала головой Лида. — Я даже думать об этом не хочу. Распутин заслуживает казни, но его всё равно жалко. Человек всё-таки.
— Он не человек, а самая настоящая гнида, — с нажимом проговорил дед и, снова взглянув на часы, обратился ко мне. — Доедай скорее и поехали. Скоро люди с работы по домам поедут, и пробки начнутся.
На этот раз нас снова сопровождали охранники. Меня их присутствие сильно напрягало. Я постоянно ощущал их напряженные взгляды, даже если они находились за спиной.
Мы подъехали к железным воротам, за которыми виднелись каменные сооружения. Дед сказал, что здесь находится тюрьма для магов. Я и сам это понял по сдерживающим рунам, начертанным на стенах зданий.
Оставив машину на парковке, мы направились к каменному зданию, сложенному из темно-серого, почти черного камня. По его виду стало ясно, что зданию не одно столетие. Дожди и солнце оставили на нём свои следы в виде трещин, выемок и сглаженных граней.
Мы подошли к тюремщикам, которые стояли у массивных двустворчатых дверей высотой в два человеческих роста, окованных железом и с потёртыми от времени кольцами.
— Здорова, служивые, — поприветствовал их дед.
Тюремщики лишь кивнули. Один из них вытащил из кармана список и проверил, есть ли там наши имена. Нашёл, проверил документы и пропустил внутрь здания, приоткрыв одну из створок.
Мы прошли через небольшой коридор и оказались в огромном зале, освещенном сотнями свечей в подвесных канделябрах. В нос ударил эфир застарелой крови. Крови разных людей. Здесь давно не проводились казни, два года точно. Похоже, казнь — довольно редкое наказание в этом мире.
Я внимательно осмотрелся. Все стены испещрены рунами, подавляющими магию. Находиться здесь тяжело, всё давит. Ощущение, будто зашёл в склеп. Хотя склепы меня не пугают, однако ощущения неприятные.
В центре зала возвышается алтарь с остроконечным голубым кристаллом размером с мою ладонь. Сразу за ним находится небольшой помост, за которым висит гобелен красного цвета с надписью «Справедливость превыше всего», с изображением весов и двух скрещенных мечей.
Слева от помоста стоит клетка с толстыми прутьями, точно такая же как в здании суда. Рядом с ним находится еле приметная дверь. Наверняка именно оттуда выведут Распутина.
Здесь же, прямо у входа в зал амфитеатром располагаются жесткие сиденья. Тюремщик, находящийся внутри и следящий за порядком, пояснил, что верхние два ряда занимают представители власти, на остальных сиденьях посетители могут располагаться как удобно.
— Пошли на передний ряд. Не хочу ничего пропустить, — махнул рукой дед и двинулся к сиденьям.
Несколько зрительских мест уже были заняты, как я понял, журналистами. Они разговаривали с кем-то по телефону и описывали зал, заметно сгущая краски. Например, один из них сказал, что гобелен пропитан кровью казненных, и с него до сих пор стекают капли. Второй говорил, что слышит голоса умерших людей, которые неприкаянными летают тут и проклинают живых. Полная чушь.
Тюремщик их предупредил, что по телефону они могут разговаривать пока казнь не началась, потом только отправлять текстовые сообщения.
Зал быстро начал наполняться людьми.
— Хорошо, что раньше приехали, а то стояли бы у двери и ничего не увидели, — сказал дед.
— По-моему, здесь с любого места можно увидеть то, что будет происходить в центре зала, — ответил я, и в это время мне на плечо легла рука.
Я поднял голову и увидел её — баронессу Завьялову.
— О, баронесса, а вы здесь как оказались? — удивился дед, но явно был доволен встречей. Он резво вскочил и спешно пригладил волосы на затылке.
— Здравствуйте, Григорий Афанасьевич, — она подала ему свою руку, которую он смачно поцеловал. — Враги моих друзей — мои враги.
Завьялова была в строгом темно-сером платье, но в таком облегающем, что сразу всем было понятно, что на ней нет нижнего белья.
— Можно мне присесть рядом с вами? — спросила она.
— Конечно. Вот сюда, пожалуйста, — дед отошел на шаг назад и указал на место между нами.
Завьялова улыбнулась и опустилась на сиденье, элегантно выставив ноги в туфлях на высоком каблуке.
— О чём вы хотели со мной поговорить? — спросил я, взглянув на часы.
До начала казни ещё полчаса.
— Об этом потом, — махнула она рукой. — Сейчас я ни на что не хочу отвлекаться. Я вся в предвкушении. Давно такого со мной не было. Пожалуй, с тех самых пор как мы ловили диверсантов на границе нашей империи. Ах, какое было замечательное времечко! Бывает, я даже скучаю по рейдам, погоне и смертельным схваткам.
— Почему бы вам снова не вернуться на службу? — любезно поинтересовался дед.
— Возраст, знаете ли, — печально вздохнула она, понизив голос. — Если у Саши нет зелья, которое изменит несколько цифр в моих документах, то меня не возьмут.
— Нет, менять цифры мои зелья не умеют, — усмехнулся я. — Сколько лет вы служили?
— Ровно пятьдесят, — с гордостью ответила она. — Сразу после академии я вступила в доблестные ряды пограничной обороны и через пятьдесят лет с почётом ушла на пенсию… Только об этом никому ни слова. Мне сейчас больше двадцати семи лет никто не даёт, и всё благодаря вам, — она с благодарностью посмотрела на меня и прикоснулась к моему плечу.
— Любой каприз за ваши деньги, — улыбнулся я в ответ.
К шести часам вечера все места были заняты. Со стороны дверей постоянно слышалась ругань — это тюремщики не впускали тех, кому не хватило мест, или кто не получил доступ на казнь.
— Вон, явились падлюки, — проговорил дед, мрачно взглянув на людей, которые сидели чуть выше нас и тоже бросали злобные взгляды в нашу сторону.
— Кто это такие? — поинтересовалась Завьялова.
— Подонки из рода Распутиных. Вон и жена его — та ещё ведьма, — процедил он сквозь зубы.
— Только давайте без скандалов, — попросила баронесса. — По крайней мере пока не казнят этого ублюдка Распутина. Хочу насладиться этим моментом, не отвлекаясь ни на что другое.
— Не волнуйтесь. Скандала не будет. Но если они хоть слово позволят в нашу сторону, без драки не обойдётся, — процедил он сквозь зубы и сжал кулаки.
Массивные двери со скрипом закрылись. Наступила гнетущая тишина, которую никто не хотел нарушать.
Через пару минут дальняя дверь с щелчком открылась, и в зал вошел старик в красной мантии. На вид ему было лет семьдесят: худой, сгорбленный, с белыми волосами, выглядывающими из-под красной шапочки.
Следом за ним показались двое тюремщиков, которые под руки вели его — Василия Денисовича Распутина. Он был босоног и одет в простую белую рубашку и в такие же штаны. На руках тяжелые антимагические кандалы, на шее какой-то обруч. Распутин шёл, опустив голову и с трудом переставлял ноги.
Разом будто все очнулись. Кто-то тихонько заплакал и запричитал. Наверняка его жена. Кто-то радостно засвистел и захлопал. Я было подумал, что дед, но ошибся. Это были незнакомые мне люди.
— Почему здесь нет императора? — спросила баронесса, оглядываясь.
— Слишком много чести, — презрительно скривил губы дед, наблюдая за тем, как Распутина заперли в клетке.
— А что у него на шее? — поинтересовался я. Обруч сиял, будто был напитан магией.
— «Оковы Безмолвия», — пояснила Завьялова. — Они нужны, чтобы маг не смог произнести заклинание.
— Так ведь он лекарь?
— Так положено. Бывало, здесь казнили очень сильных магов… Сейчас огласят приговор, — она оживилась и подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
Старик, которого дед назвал «представителем Верховного Совета магов», принялся читать приговор, который мы уже слышали на суде. В конце своей речи он предоставил Распутину слово для раскаяния или прощания, но тот лишь покачал головой, так ни разу и не подняв голову.
— Силой, данной мне законом и императором, приказываю начать казнь!
Тюремщики вывели Распутина из камеры, подвели к алтарю с кристаллом и приковали его к каменному постаменту. Камень вспыхнул и начал неровно мигать, напитываясь силой.
Сзади снова послышались всхлипы.
— Его лишают маны, — шепотом пояснила баронесса. — Чтобы он не смог сопротивляться казни. Хотя он бы и так ничего не сделал, но никто не будет нарушать традиционную последовательность действий. Правила казни прописаны кровью