Мы промолчали.
– Короче, ненавижу это все! За тату меня тоже многие осуждают, знаете ли, а еще у меня не V-образное лицо, поэтому многих это бесит. Бесит что?! Что я родилась с другой формой челюсти? Идиоты…
– Лукизм цветет и пахнет, – выдохнул я.
– «Ой, у тебя нет двойного века», «ой, я слишком толстая, поэтому буду есть бананы и кофе, чтобы понравиться ему», а потом у них проблемы со здоровьем, РПП и куча всего еще. Только ведь это никого не волнует. Ты должна быть идеальной, и все тут! Милой, робкой, послушной, умной, обязательно красивой, делать мужу массаж пяток каждый вечер и рожать, потому что в стране демографический кризис.
Обиженная на мирскую несправедливость, Хаюн скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. Дышала она тоже тяжело, все-таки выговорилась на славу. Щеки у нее раскраснелись не только от выпитого, но и от злости, до сих пор бурлящей в ее хрупком теле.
– Я тоже не плейбой в этом прогнившем мире, а вот ты, Ёнхён, мог бы им быть. – Я поднял стакан и выпил. – За дискриминацию!
– Уж не знаю, комплимент ли это, но допустим. – Ёнхён выглядел удивленным тирадой Хаюн. Он повернулся к ней и произнес: – Не воспринимай это за сексуализацию, но вообще ты красивая, а еще, что, на мой взгляд, важнее, – харизматичная и сильная. Крутая.
– Я знаю, – фыркнула она. Посмотрела на часы помутневшим взглядом и, нахмурившись, начала собираться. – Ладно, мне пора.
– Ага, мне тоже, – солгал я, потому что дел никаких у меня не было. Просто с Ёнхёном оставаться наедине не хотелось. – Приятно было познакомиться. – Из вежливости я протянул ему руку. Он посмотрел на меня как-то хитро и пожал ее в ответ. – Хорошего всем вечера. Тебя, может, проводить? – Тут я уже обратился к подруге.
– Не. – Хаюн махнула рукой на прощанье. – Йонг уже подъехал, тут недалеко.
– Хорошо, но все равно отпишись, как сядешь в машину.
– Понято плюс принято. – Она натянула капюшон толстовки, торчащей из-под куртки, на голову и двинулась в сторону той самой мусорки, которая частично проглядывалась в темноте.
С Ёнхёном еще раз прощаться не стал. Просто молча пошел в сторону дома, периодически поглядывая назад, чтобы удостовериться, что он не идет следом. Вернувшись в родные стены и еще даже не разувшись, я повернулся к Сом И и серьезным тоном спросил:
– Он же не человек, да?
Сом И кивнул.
Очередной день в цирке
Прищурив один глаз, я зачарованно катал меж пальцев рисинку, о чем-то думая. На самом деле в моей голове царила тотальная тишина, и я просто отлынивал от работы всеми известными способами – обычно бездумно пялился на витрину, но сегодня настроения смотреть на еду не было.
– Бли-и-ин, и вот че делать-то теперь, – причитал мой сменщик, ковыряясь в телефоне. – Нет, ты только подумай, какая будет катастрофа, если сайт не восстановят…
– Ну… – Я сочувственно пожал плечами, но так медленно, будто просто пытался лениво размяться. – Придется на улицу выходить.
– Да это же совсем шляпа будет, и так все боятся друг друга, а тут легавые быстро всех вязать начнут.
С Чжиыну я работал пятый месяц. Когда-то этот низкорослый тощий парень был моим личным сонбэ, который обучал всем местным премудростям и вырастил из глуповатого стажера вполне себе нормального работника. Точнее, такого, на которого сваливали едва ли не всю работу.
«Хубэ[13], иди на кассу», или «Джихо, ты что, не видишь, что им на линии нужна помощь?», или «Хубэ-э-э, с тебя витрина, и не делай мозг, у тебя отлично получается, так что ноги в руки – и вперед».
Проблема состояла в том, что обычно мне приходилось делать все одновременно, и, пока я пытался справиться с наплывом обязанностей, меня не забывали пожурить за отсутствие улыбки на лице.
– Блин, будет забавно, если и сам начну на улицу выходить, ха-ха…
– Ты по тюрьме соскучился? – Я удивленно вскинул брови и таки перевел взгляд на него. – Ты хоть годик побудь на свободе.
Главной проблемой Чжиыну было то, что он заядлый фанат запрещенки. Не из тех, кто не сможет вспомнить в конце дня свое имя, но нюхать он любил и вполне мог отдать последние деньги на что-нибудь увеселительное.
На самом деле, он был старше всех в кафе. Ему стукнуло чуть за тридцать, но он вел себя скорее как мой ровесник – сказывались годы, проведенные за решеткой, потому что Чжиыну был зависимым со стажем, и однажды легавые действительно его повязали и упрятали в тюрьму лет на восемь. На ошибках он особо не учился, хотя сам факт того, что Чжиыну все еще был на свободе, говорил об обратном.
– Блин, но так ваще по всей стране, понимаешь? – Чжиыну поднес руку ко рту и слегка прикусил выпирающие костяшки пальцев. – Помнишь, я рассказывал про ту богатую одноклассницу? Она ж прям по-черному употребляет, и даже у них сайт слег, прикинь…
– Сочувствую ей. – Я выкинул рисинку в мусорку, которая стояла в шаге от нас, и, скрестив руки на груди, скривился. – Ломать ее должно не по-детски, я думаю.
– Ага-а…
– Вам что, заняться нечем? – из ниоткуда раздался голос сонбэ, которая собиралась выйти покурить с менеджером Ким. – Там кондитерка вся разбитая, Джихо, иди поправь.
– Да почему снова я? – Капризно запрокинул голову и ткнул в сторону Чжиыну. – Его черед, ничего не знаю.
– Не-не-не, – запротестовал тот. – Я убого ее делаю, и вообще, у тебя рука легкая.
Этот хитрый лис скользнул на несколько шагов назад – к кассе и, помахав рукой, скрылся в посудомойке, оставляя меня один на один с самой нелюбимой витриной. Тяжело вздохнув, я удрученно взглянул на ровные треугольники тортиков, украшенные ягодами и марципановыми фигурками. Перед внутренним взором всплыло лицо того типа, с которым мы пили прошлым вечером. Черт, и до чего же у него классные волосы! Наверняка отгрохал за них в парикмахерской кучу денег. Завидно до жути.
С неохотой взяв деревянную доску и отрезав пергамент, я аккуратно начал выкладывать на нее кусочки тортов, сверяясь с ротацией. День тянулся до безобразия медленно, и все, чего мне хотелось, – побыстрее уйти домой.
С обеда вернулась Пак Мина. Она вышла на линию, завязывая фартук, и кротко улыбнулась мне.
Устроилась она не так давно. В целом она была довольно приятной, но имела один очень существенный минус – была невероятно глупой. Настолько, что, когда подходила к кассе, мне начинали капать на мозг, ведь «Пак Мина не кассир! Встань вместо нее». А еще она не знала, как зовут лидера Северной Кореи, – то вообще была отдельная история, после которой многие начали над ней стебаться.
В какой-то момент менеджер Ким заставила всех и каждого сдавать меню: что входит в порции, какие соусы использовались в блюде, где есть орехи, лук или чеснок. В общем, информация, с одной стороны, полезная, но с другой – нет, потому что порой гости не знали всяких вычурных словечек по типу «шантильи»[14], и приходилось дополнительно объяснять, что это (да и после сдачи меню у всех в головах была зияющая пустота).
Пак Мина, как типичная студентка, попросила поспрашивать ее. Тогда я ткнул на одно из блюд с кимчи. Вспомнить его Пак Мина, разумеется, не могла: жалась, нервно прикусывала губу и ныла, что ничего не сдаст. Тогда я решил над ней сжалиться и дать подсказку:
– Не кипишуй, давай так, как зовут лидера Северной Кореи?
Девушка похлопала своими нарощенными ресницами и странно улыбнулась, будто я спросил, а не разговаривает ли она сама с собой. Для красочности Пак Мина могла бы только повертеть пальцем у виска и обозвать меня тупым.
– Ты че, прикалываешься?
– Н-нет?.. – Я растерялся и на мгновение задумался. – Это же типа… ну… все знают…
– Вот это тут шарады.
Со спины появилась другая девушка, с которой я работал обычно всего раз в неделю, – Хан Мина. С моей хубэ они были тезками, но это единственное, что их хоть как-то связывало (не считая места работы). Она посмотрела сначала на меня, потом на нее, а затем принялась переделывать витрину, перекладывая все из одной посудины в другую.
– Шарады?.. – тихонько прошептала себе под нос Пак Мина. – Ага, так, хорошо.
До меня не сразу дошло, что она на полном серьезе подумала, что существует ингредиент «шарады». Я впал в некоторый ступор, пытаясь не рассмеяться, и тут за ее спиной выросла менеджер Ким. Она окинула нас насмешливым взглядом и, положив руку на плечо Пак Мины, спокойно произнесла:
– У нас не бывает в блюдах «шарад».
– А, ой… – пробормотала та, но, кажется, так и не поняла, в чем конкретно был подвох.
В общем, она была в целом человеком приятным (хоть иногда и раздражала меня), но совершенно не сообразительным. К своему счастью, когда ей в лицо говорили: «Ты тупая», – она только хихикала и думала, что с ней так заигрывают, – ладно, все-таки я даже немного завидовал ей. Если бы я меньше думал, то, вероятно, жизнь казалась бы чуть более терпимой.
После массового выноса мозга, подшучиваний над Пак Миной или выслушивания очередных похождений Чжиыну наступало время тишины. Особенно если в кафе было пусто. В такие моменты я ощущал себя загнанным в угол призраком, которому много чего нельзя, но и делать нечего. Если сменщик был нормальный, то мы часами могли смеяться до колик в животе, а если нет… то неловкая пауза нарушалась какими-то рабочими вопросами, и большую часть времени я проводил у кулера, где вливал в себя стакан за стаканом воды.
Хотя я считал себя парнем весьма харизматичным и легко находил общий язык с окружающими, кулер и воду все равно любил больше жизни, поэтому не пренебрегал зависнуть около него до конца смены.
Вот и сейчас я пил воду, пока менеджер Ким махала мне на прощанье, бормоча что-то в духе: «До следующей смены». Сегодня она ушла раньше, потому что сама пришла к открытию – часам к шести утра, чтобы встретить грузовик с поставкой, сделать витрину и все такое. Конечно, она классная, и мы часто болтали и сплетничали, но она ассоциировалась с грозной матерью, которая контролирует все твои действия. Без начальства дышалось в разы легче.