И делаю вид, что не понимаю, о чем речь.
— Вы часто рассчитываете, что женщины будут потакать вам и молчать? — Стреляю глазами в сторону стойки, за которой прячется Маша.
Мы ведь все еще обсуждаем крепость ее брака, не так ли?
Савелий улыбается не сразу. Но очень мило.
— В вашем случае — надеюсь.
В вашем случае.
Сейчас он говорит прямо.
Он... извиняется.
Я смотрю ему в глаза.
— На первый раз вам повезло.
Исхаков кивает:
— Уже понял.
Ничего больше не сказав, он уходит. Я же еще некоторое время стою на месте и торопливо дышу.
А когда, успокоившись, направляюсь к выходу, Маша делится:
— Вокруг этого адвоката столько искр. И как мои бумаги ещё не вспыхнули!
— Видимо, влажность в архиве достаточно высокая, — иронизирую я в ответ. Не люблю, когда со мной шутят в таком ключе.
— Влажность и правда повысилась, — хихикает она.
Маша!
— Бумага, к счастью, не горит от чепухи, — сухо пресекаю, покидая подвал.
А вот щёки — очень даже горят. И уши тоже. А ещё....
Влажность. Маша действительно произнесла это вслух?
Я напрягаю низ живота — его тут же током простреливает, и от смятения я сбиваюсь с шага. Интересно, как Савелий занимается сексом? Он грубый и жадный или, напротив, нежный и внимательный? Я его ниже сантиметров на тридцать. Это вообще физически возможно?В груди так и ноет.
Это его «умоляю». Господи.
Через неделю у нас общее заседание.
К которому нужно как следует подготовиться. Точно надеть водолазку!
А сейчас.... выйти на балкон и подышать свежим воздухом.
Глава 10
Савелий
Конец августа
Все утро мы трахались с Дарьей. Я так увлекся, что пропустил еженедельный завтрак с философом. Поэтому, несмотря на легкость в паху, ощущаю себя не до конца удовлетворенным.
Иногда мне не хватает долгих задушевных бесед. Столица хороша возможностями, но здесь у меня нет никого, кому можно было бы доверять по-настоящему. Никто не рос на моих глазах, не падал и с моей помощью не поднимался, понимаете? Впрочем, почти все друзья моего детства спились или были убиты. Я — ошибка выжившего.
Ночью в Москве светло, как днем, при этом я здесь как в самом темном лесу, где каждый первый встречный — потенциальный враг. Некоторые из них, правда, щедро платят за защиту.
Собираемся мы с Дашей в спешке, выходим из подъезда синхронно. Сегодня суббота, но оба работаем. Напоследок я оцениваю очертания ее задницы под длинной серой юбкой с разрезом и на секунду задумываюсь: кого-то она мне напоминает. Строгий костюм, уверенный взгляд, все еще красные щечки. В последнее время меня тянет на женщин-карьеристок. Что бы это значило?
В постели Дарья хороша, должность занимает высокую. Но какая же скука с ней разговаривать. Пять минут, и я улетаю мыслями в такие ебеня, что и не признаешься в приличной компании.
___
Шесть часов спустя
После рабочей встречи я пью кофе в торговом центре. Чтобы не терять ни минуты, набрал по видеосвязи Радку, вдову моего лучшего друга. В моих ушах айподс, она говорит по громкой.
— ... В каждом лорде должно быть процентов пятнадцать варварской крови, — рассказываю я ей. — Между прочим, известная английская пословица.
Близнецы за спиной Рады начинают пищать, и она кривится.
— Сейчас, минуту. У них мультик завис.
— Разве детям можно так рано включать телевизор, мамаша?
— Пошел к черту, Святоша! — рявкает мелкая, и я смеюсь.
Рада собирает растрепанные волосы в нелепый пучок на макушке. Я так понимаю, если она и расчесывалась на этой неделе, то точно не вчера и не сегодня.
На ее растянутой майке пятна, лучше не думать от чего. На лице остались одни огромные глаза, под которыми не менее огромные синие круги. И это, кстати сказать, сделал с ней мой лучший друг. Я имею в виду: подарил детей и отчалил на тот свет. Ну и я тоже при делах, раз не смог предотвратить его убийство. Сейчас бы Адам таскался вокруг Радки с таким же пучком на голове. Забавно.
Тоска порывом холодит душу. Я залпом допиваю кофе, чтобы разогнать пульс и тем самым согреться.
Доносится мелодия заставки мультфильма, и Рада снова появляется перед камерой.
— Выглядишь ужасно, — сообщаю честно. — Не знал бы, сколько у тебя денег, подумал бы, что ты нищенка подзаборная.
— Это потому, что в твоих крестниках не пятнадцать процентов варварской крови, а все сто. — Она сдувает с лица выбившуюся прядь. — Что об этом скажут сэры-англичане?
— Что ты мать-героиня.
— Спасибо. А ты почему печальный? Как дела?
Я морщусь, вспоминая уголовное дело, за которое взялась моя фирма. Сегодня весь день выстраивали линию защиты. Прошлым вечером в мой южный филиал пришла девочка-подросток и рассказала, что отчим по приколу накормил ее трехлетнего брата стеклом, а мать пиздит, что тот сам наелся. Ребенок чудом выжил, но скоро вернется в кромешный ад, то есть домой. За новыми испытаниями. Если мы допустим.
Тру лицо.
— Я ужасно устал от людей, Рада. Ненавижу их, блядь, всей душой.
Ее сильная сторона — чуткость. Радка поджимает губы.
— Держись, родной. Это пройдет.
— На хуй. Пройдет это, будет следующее. Забей. Где твой мужик?
— Работает.
— А помочь тебе не хочет?
— Это не его дети, он мне ничего не должен. А тот, кто должен, завещал меня тебе. Ха-ха-ха! Так что, будь добр, разузнай про этого Северянина побольше. Он агрессивно скупает наше побережье, и мне немного страшно.
Мы недолго обсуждаем перспективу продажи ее отеля инвестору.
Прошло уже почти полтора года со смерти Алтая, но Рада упорно не верит. Ждет его. Иногда мне кажется, что она безумна. И с одной стороны, ее неадекватная любовь к Алтаю тешит мое эго, я бы хотел, чтобы она всю жизнь любила и чтила только его. С другой — понимаю, как это жестоко.
— А Ростик что говорит?
Я знаю, почему строитель так вьется вокруг мелкой. Знаю, зачем он на ней женился. Логика проста и банальна — Рада для него недосягаема. Ростислав мнит себя альфачом, такие обычно требуют преданность, а получив — начинают считать ее капитуляцией. Женщина, которая любит мертвого, — самый лакомый кусочек. Но это их игрища, я не вмешиваюсь. Мне главное, чтобы чел грел Радкину кровать, когда ей захочется и так, как ей захочется. Иначе девочка совсем крышей съедет от своего горя, а у нее дети. Пока он это делает, мне пофиг.
— Он с тобой согласен. Мы аллею доделаем и, наверное, сгоняем в Москву на конференцию. Северянин вроде бы подтвердил участие. Ты пока узнай про него что-нибудь, ладно?
— Заметано.
Я в очередной раз машинально оглядываю ресторанный дворик. Цепляюсь глазами за длинные, почти до талии, собранные в низкий хвост волосы. На автомате оцениваю стройную фигурку: юбка-карандаш и белая водолазка одновременно прячут и подчеркивают достоинства. Строгость на той грани, когда она уже переходит в сексуальность. В паху слегка печет, хотя утро было жарким. Прикол.
Я задерживаюсь взглядом чуть дольше, чем позволено в обществе. Нравится мне этот типаж в последнее время. Как наваждение.
Девица, мелькнув каштановой макушкой, скрывается в очереди за фастфудом.
Пишу сообщение Дарье: «Сегодня в силе?»
— Приезжай, как сможешь, — болтает Радка. — Я ужасно по тебе соскучилась.
— В этот бедлам? Увольте. — Я смеюсь вспыхнувшей в ее глазах ярости. — Не злись, приеду. Ладно, не пропадай. Мелких стопроцентных варваров от меня поцелуй.
Кофе закончился, а за новой чашкой идти лень. Я слушаю несколько сообщений от Виктора, который теперь ведет дело того ребенка. Вите хреново. Его голос срывается трижды за минуту. Мой — звучит удивительно ровно, словно у меня давным-давно нет души. Продана.
Пальцы быстро перебирают четки, мнут толстые бусины.
Даю Вите несколько советов и прошу быть на связи.
Мобильник вибрирует: Дарья решила перезвонить. Хватило бы «да/нет».
Я принимаю вызов и направляюсь к выходу.
— Привет, — говорю. — Я работаю. Сегодня в семь в силе?
— Привет. Конечно, — мурлычет она.
— У тебя, у меня?
— У меня. Только я не успею приготовить, закажу ужин на дом. Ты не против суши?
Я уже почти у эскалатора, когда наперерез выходит Александра Яхонтова. Встреча настолько неожиданная и незапланированная, что останавливаюсь и смотрю на помощника судьи Савенко в упор.
Темная юбка, белая водолазка... так это я ее видел в очереди. То-то у меня привстал. Эта сучка с прямым взглядом так и норовит вывести меня из себя.
Водолазка, кстати, грудь облегает словно вторая кожа, и я отмечаю, что у нашей серой мыши навскидку тройка, оказывается. Кто бы мог подумать?
Что-то подсказывает, что если я продолжу смотреть, то увижу очертания сосков. Или получу по роже. И первое, и второе — перебор.
Я перевожу взгляд на мальчика в оранжевой вырви-глаз футболке, которого Яхонтова держит за руку так крепко, что еще немного, и конечность у ребенка побелеет.
— Не против суши, — говорю я, улыбнувшись. И лицемерно добавляю громче: — Закажи побольше, котенок.
— Конечно! — Дарья мешкает, очевидно раздумывая, насколько уместно назвать меня ласковым прозвищем в ответ. Принимает верное решение и выпаливает: — Целую!
— И я тебя целую.
Александра чуть улыбается. Едва, уголками губ, ни дать ни взять — полная яда гадюка. Глаза при этом остаются серьезными.
— Здравствуйте, Александра Дмитриевна, — приветствую я, намереваясь пройти мимо.
— Добрый день. Я вас не сильно отвлеку от суши, если попрошу о помощи?
___
Это какая-то подстава? Меня переполняет скепсис.
Стоило бы сказать «я спешу» и свалить побыстрее. Потому что, во-первых, Яхонтова каждое заседание ясно дает понять, что любое неформальное общение между нами (между ней и кем-то ещё) — ей отвратительно. Не спорю, частично сам виноват, но что было, то было. Во-вторых — интуиция.