Трое парней устремляются к нам.
— Ирэна, в машину. Живо.
Дважды просить не приходится: дверь ауди хлопает. «Жертвы» ДТП постоянно переглядываются, подбадривая друг друга, как небольшая стая шакалов. А потом начинают орать наперебой, сыпать угрозами и оскорблениями.
Двое здоровые, почти качки. Третий — тощий, хилый. Наверное, владелец машины, иначе зачем он им?
— Добрый вечер, ребята. Ко мне можно обращаться Савелий Андреевич, я адвокат той юной леди. Кто из вас собственник гелика?
— Они обе убитые в хлам были! Готовь кэш, дядя-адвокат. Попали вы! — выкрикивает спортсмен номер один.
Второй кивает.
Обе? Подружка еще была? Ирэна ничего не сказала. Интересно почему?
— Сейчас будем договариваться.
— Договариваться? Мы вас размажем, адвокат! Бабки! Налом! Сейчас!
Один из парней начинает махать битой, очевидно угрожая физической расправой. Правая рука, моя любимая, неприятно пульсирует.
Держали силой двое. Удар битой. Боль.
Воспоминания сжимают руку колючей проволокой.
Операционный стол. Дурно. Густой запах нашатыря.
Но я продолжаю стоять ровно. Напряжение максимальное, времени все меньше.
Можно было бы подробно поговорить о жизни, о статье за телесные и о том, что будет в тюрьме и как сложится. Папа с мамой машину купили, абонемент в зал оплатили, а будущее с сыном обсудить не успели. А его может и не быть.
Видно, что из приличных семей. Лощеные.
Я бросаю взгляд на часы. Если менты окажутся расторопными и успеют завести дело на Аркадия, пресс-релиз в понедельник превратится в публичную казнь.
Порыв осеннего ветра заставляет поежиться. Врубается сигнализация, и молодежь у подъезда кидается врассыпную. Какая-то женщина кричит ей вслед проклятия.
Мне хочется накинуть пальто, но вместо этого я расстегиваю пиджак, мельком демонстрируя кобуру.
К делу.
— Я повторяю вопрос: кто собственник гелика? — Тянусь к кобуре.
— Эй, мужик!
Все трое поднимают ладони. Тот, что с битой, опускает ее на асфальт.
— Погоди! Давай начнем сначала!
— Савелий.... как вас?
— Андреевич. Так. Пацаны, у меня нет времени на прелюдию. Тачка бесхозная? Я себе забираю тогда?
— Ну я, — выкрикивает тощий. — Папа мой. А что?
— Тогда ты идешь на хуй, — показываю я пальцем на одного качка. — И ты идешь на хуй, — показываю на второго. — С моих глаз оба пропали живо. А с тобой мы сейчас поговорим наедине. Обсудим моральный ущерб, причиненный моей клиентке вашей тупостью.
Парни из госавтоинспекции прибывают на место ДТП через четверть часа и застают нас за мирными переговорами. Вскоре к нам присоединяется Игорь с бутылкой воды. Мы все, включая мажора, делаем вид, что именно Игорь был за рулем и отлучился после аварии за водой для бедной девочки. Он трезв как стекло, общителен и добродушен. Он нравится абсолютно всем людям, я забрал его с юга, и мы прекрасно вместе работаем.
Небольшое столкновение, жертв нет.
Претензий ни одна сторона не имеет, поэтому оформляемся и расходимся. Игорь везет притихшую Ирэну домой, а я спустя час уже захожу в ОВД со стаканом дрянного кофе, купленного на заправке. И готовлюсь к новой ситуации.
* * *
В половину восьмого утра я паркую машину у дома Вешневецкого. Всю дорогу мы обсуждали, что драка в баре была спровоцирована не просто так и что стриптизерши — это последнее, куда нам следует вкладываться в данный момент. Даже если «просто посмотреть». Война началась, и нужно быть осторожнее: слишком уж опасный соперник.
Уставшая Ирэна радушно встречает нас на пороге дома. В прихожей светло, чисто, приятно пахнет свежим кофе. Пушистая белая кошка с ошейником в арбузах усаживается у моих ног. Едва я опускаюсь на корточки и чешу ей спину, кошка начинает выгибаться и мурчать. Какая у нее прекрасная тихая жизнь.
— Ты сытая, да? Вот это пузо.
— Её зовут Баунти, — говорит Ирэна с милой улыбкой. — Я взяла ее в приюте. Баунти сильно болела, мы ее вылечили.
— Сейчас она выглядит превосходно. Как Аркадий Игоревич?
— Спит. Упал на кровать и вырубился, я кое-как сняла с него ботинки и пиджак. Какая тяжелая ночь.
Не то слово. Я смотрю на часы — уже почти восемь.
— Ирэна, у меня к вам неожиданная просьба. Вы можете пустить меня в гостевую ванную буквально на десять минут? Через час у меня важная встреча, и я не успеваю заехать домой и привести себя в порядок.
Глава 14
Гостевая ванная в этом доме размером с квартиру, в которой я вырос, и самую малость смахивает на фойе театра.
Запасной комплект одежды у меня с собой. Быстро принимаю горячий душ. Следом — прохладный. И совсем холодный. Где-то здесь и спортзал должен быть, хорошо бы полчаса позаниматься-взбодриться, но времени нет. Я пользуюсь одноразовым станком, чтобы привести лицо в более-менее приличный вид.
Ладно. Скорее всего, помощник судьи Яхонтова допоздна перечитывала Конституцию и сейчас дрыхнет с ней же в обнимку, пока я тут прихорашиваюсь.
Так даже лучше.
Проверю, что угол у аптеки пуст, и домой спать.
В полной тишине замок двери едва слышно щелкает. Я уже знаю, кого увижу, поэтому практически не удивляюсь.
Ирэна пару вдохов мнется на пороге, пока в ванную не влетает Баунти с оттопыренным хвостом. После кошки заходит и её хозяйка. Я уже в штанах, поэтому не дергаюсь. Спокойно снимаю черную футболку с вешалки, натягиваю.
— Я закончил, спасибо, что пустили.
Ноль вопросов вслух, какого дьявола она тут делает. Сознательно не развиваем тему. Не провоцируем ответы. Оставляем пути отхода открытыми.
— Да что вы такое говорите! — всплескивает руками Ирэна и подходит ближе. Она босая и двигается бесшумно. Говорит тоже полушепотом, на октаву ниже, чем ранее: — Мне так жаль, что мы испортили вам выходные. Простите. Могу я предложить вам завтрак? Или.... что-нибудь еще?
Я старательно избегаю смотреть на нее или на ее отражение в зеркале. Прямой взгляд мужчины на женщину вне рабочей ситуации можно принять за агрессию. Где агрессия, там и секс.
— Спасибо, но я правда спешу.
Вешневецкая, бесспорно, хороша собой. Пеньюар красиво струится по бледной коже, черные распущенные волосы небрежно рассыпались по плечам.
— Я была буквально парализована ужасом. Понятия не имею, что эти три подонка могли со мной сделать... А потом появились вы.
Нагнетает.
— С вами была еще одна девушка. Кто она? Можете не говорить, если не хотите.
— О! Вы в курсе? Как?.. Впрочем, так даже лучше. Это очень глупо, вы решите, что мы сумасшедшие.
— Не в моих правилах судить людей. Я всего лишь прикидываю, может ли от нее в будущем исходить угроза.
— Это Вера. Дочка Аркадия от первого брака. Она недавно получила права и не справилась с управлением. Те парни нас подрезали, она растерялась, бедняжка. Вера иногда берет эту машину, ей еще не купили ее собственную, и она рада любой возможности погонять... Поверьте, она просто забрала меня с девичника. Я не планировала садиться за руль, честное слово. Мы подумали, это хорошая идея. Вы, наверное, считаете, что мы богатые придурки, да?
— Она была трезвой?
— Конечно!
— Почему тогда сбежала?
— У девочки непростые отношения с матерью. Понимаете, мы неплохо ладим, но мама Веры считает предательством тот факт, что мы не ненавидим друг друга. — Ирэна вздыхает. — У Аркадия сложный период. Он с самого начала этого проекта не в себе. Психует, срывается на мне и детях. Вчера я просто немного расслабилась. Уже тысячу раз пожалела! Но кто бы мог подумать? Лучше бы я взяла такси.
— Будучи под кокосом, взять на себя вину в ДТП было более хорошей идеей, нежели поссорить Веру с мамой?
— Вы не знаете её мать.
— Вы правы, не знаю.
— Ольга Ивановна, олива, «ОливСтрой», — горько усмехается Ирэна. — Она считает, раз фирма названа в ее честь, то и принадлежит ей. Я так устала, Савелий Андреевич. Так чудовищно устала от напряжения! А от вас веет надежностью. И это манит сильнее любого магнита.
Я смотрю в мраморную плитку, пока надеваю носки. Как я-то, блядь, устал держать лицо.
— А девочку восемнадцатилетнюю вы одну в машине бы не оставили.
— С этими идиотами? Ни за что. Аркадий не отвечал. Я отправила ее на такси и позвонила вам.
Ирэна делает шаг ближе и касается моего плеча. Ведет рукой.
— Я думала, мне конец.
— Перестаньте, пожалуйста, — говорю спокойно.
— Простите.... вас это смущает или вам не нравится?
— Это правда лишнее.
— Простите! — Вешневецкая вспыхивает, отшатнувшись. А потом взрывается горькими рыданиями: — Я хочу надежности! Это разве так много? Чтобы мой муж, когда я в беде, срывался на помощь, а не пихал стриптизершам деньги в трусы! Хотя бы десять минут побыть в крепких руках. Почувствовать силу. Хотя бы... пожалуйста...
Я смотрю в пол, туда же падает ее пеньюар.
— Я едва держусь, видите? Он проснется утром и будет на меня орать!
— Ирэна, в понедельник Игорь отгонит вашу машину в сервис, я думаю, и следа не останется. Вашему мужу не за что на вас орать. И помните: да, у Аркадия Игоревича сложный, нервный процесс, но любой процесс, каким бы долгим он ни был, не бесконечный. Сейчас вашему мужу нужна поддержка, как никогда раньше. И в итоге вам за нее воздастся. Пообещайте мне, что будете осторожны.
— Л-л-ладно. Если вы просите, я обещаю.
Взяв вещи, я покидаю ванную, так ни разу и не взглянув на Вешневецкую, дабы не оскорбить. Я ничего не видел. Отказываться, когда увидел, — это оскорбление.
Плоскомордая Баунти провожает до самого порога, смотрит вслед своими жутковатыми, навыкате глазами.
Ссориться с женами доверителей — плохо. Обычно это вредит работе. Лучше бы они все были верными, а не красивыми.
Но как же заебала грязь.
Всюду грязь.
Опустошение.
И сам я в ней по уши.
Настроение паршивое, я курю две подряд, пока голова не начинает кружиться. Выжимаю из тачки все соки и психую сам на себя за этот дурацкий крюк до Яхонтовой.