— Ваня был довольно настойчив, и я призналась, что у меня есть мужчина. Имя которого я раскрыть не могу. Тогда он попросил записать его номер, чтобы я позвонила, когда мой мужчина накосячит.
Савелий сжимает мою талию крепче, но как будто расслабляется.
— Это похоже на манипуляцию, моя рыбка. — Впервые за наш танец улыбка трогает его губы.
— Злишься?
— Нет. Ты же сказала, что у тебя есть мужчина.
— Разумеется, сказала.
Его дыхание касается моей щеки, и кажется, что все рецепторы на коже оживают, воспринимают его, реагируют.
Савелий сделал ремонт в моей квартире, и все, что на мне сегодня надето, в том числе украшения, куплены на деньги с его карты. С моей стороны флиртовать с другим было бы просто подло. Даже если бы я захотела.
Я бы никогда так не поступила, ты что? В каком мире ты жил раньше, Сава, если допускал, что я приму твою заботу как должное? В мире интриг, больших денег, жестокости и выживания?
На какой-то миг представляю себя второй Дарьей, и становится страшно от мысли, что Савелий со мной так же легко расстанется и потом на тусовках будет из вежливости здороваться первым.
Уверена, она сейчас на нас смотрит. А может, кто-то еще. Но он со мной, и я не хочу терять ни секунды этой близости.
— Теперь я хочу тебя поцеловать, — говорит Савелий.
Качаю головой. Он вздыхает.
— Хорошо. Что если мне это нужно? Что, если я всё же злюсь, причем достаточно сильно, чтобы снова рискнуть и предложить тебе быстрый, неудобный секс в машине?
Вот блин.
Трезвая как стекло, дурная от ревности и горячая как печка, я выпаливаю:
— Что если я достаточно накидалась, чтобы согласиться?
Громко выдыхаю, Савелий тоже. Мы смотрим друг другу в глаза. Песня заканчивается. Пульс взлетает до неба.
Глава 41
Савелий
Хочу привести вам цитату из книги Фила Найта «Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная её основателем», которую я прочитал в прошлом месяце:
«Либо расти, либо умирать — вот во что я верил вне зависимости от ситуации».
Найт считал стагнацию синонимом смерти, и я с ним совершенно согласен.
Был согласен до этого дня, точнее, до той самой минуты, пока не осознал себя тащащим по третьем этажу табличку «Туалет сломан». Можно ли пасть ниже?
Честно — не знаю. Но когда в венах бурлит кровь, да так, что голову обносит, о подобных мелочах не задумываешься. К тому же если и падать, то на самое дно и вдребезги.
Табличку эту я заметил в свой прошлый визит в ресторан. С тех пор прошло три месяца и туалет уже починили, поэтому хранилась она в кладовке. Успела запылиться.
Туше, Александра, туше. Ты победила, смотри, что делаю.
Я устанавливаю табличку перед лестницей, и спустя минут пятнадцать весь третий этаж становится пустым.
«Можно», — отправляю сообщение. И все же надеюсь, что здравый смысл проснется хотя бы в Саше, потому что очевидно — у меня остановиться не получается.
Что ж, если не расти, будем умирать.
Ждать приходится довольно долго. Я даже успеваю немного успокоиться, как вдруг слышу шаги и вижу ее торопливо взбегающей по лестнице. Взволнованная, щеки пылают — и простая человеческая радость кольцом сжимает мою грудную клетку.
Когда я обхватываю Сашино запястье, она начинает хихикать. Оборачиваюсь, дескать: что смешного? Тут вообще-то целый план «Перехват».
— Прости, это от азарта и возбуждения! Что дальше?
— Дальше мы поспешим.
Мы быстро проходим стандартный для таких ресторанов коридор, я накидываю Саше на плечи свой пиджак и открываю балконную дверь. Свежий воздух ударяет в лицо порывом осеннего ветра. Саша кутается в пиджак, пока я торопливо веду ее за угол. Отсюда, кстати, прекрасный вид, и я бы постоял покурил, но явно не сейчас.
Обогнув здание, мы спускаемся по железной, дребезжащей пожарной лестнице. Саша постоянно спрашивает, не разобьемся ли мы, но делает это так радостно, будто опасность только приветствуется. Теперь моя очередь усмехнуться. Эти смелые серые мышки судебной системы.
От нижней площадки до земли около метра, лестница кончилась. Небо затянуто тучами, и приходится включить фонарик на телефоне, чтобы хоть что-то видеть.
Я спрыгиваю первым и раскрываю объятия. Саша, смеясь, хватается за поручень. Но не спешит. Страшно.
— Тут никого нет. Смелее.
— Ты точно поймаешь?
— Да, Господи!
Закрыв глаза, она делает вдох-выдох, присаживается, свешивает ноги и падает прямиком мне в лапы. Попалась! Кружу ее и заявляю, что теперь отступать некуда.
Мы выходим в соседний переулок, где я оставил машину. Оглядевшись, открываю заднюю дверь и пропускаю леди в салон.
Эта улица более оживленная, чем тупик ресторана, но стекла в тачке тонированные. Еще раз оглядевшись, я забираюсь следом.
Оказавшись в темноте и под замками, мы одновременно обхватываем лица друг друга и целуемся. В висках грохочет, поцелуй получается голодным, с оттенком болезненного наслаждения. Как будто все накопленные опасения не оправдались. Это странно. Обычно все мои опасения оправдываются. Иногда я даже излишне оптимистичен.
— Это ужасно рискованно, — шепчет Саша, задыхаясь и торопливо расстегивая пуговицы на моей рубашке. — Так, что поджилки трясутся. Посмотри, у меня волосы дыбом. — Она показывает руку.
— Ты такая красивая, — отвечаю я тоже сбивчиво. — Не могу от тебя оторваться.
Целую ее шею, плечо. Тяну лямку платья вниз и от удовольствия дурею. Мое влечение достигает такой силы, что кажется, делай это с Сашей кто-то другой, я бы убил в состоянии аффекта.
— Сава.... Мой, мой. Господи.
— Иди ко мне скорее. Ближе.
В машине не так-то много вариантов. Она перекидывает ногу и седлает меня. Обнимает, льнет. А я снова обхватываю ее лицо и прижимаюсь губами к губам. Ее платье сильно задралось, и через мгновение мои руки ныряют под ткань.
Трогать Сашу — наслаждение. Как встать под холодный душ в летнюю жару, как сделать долгожданный глоток воды после марафона. Как упасть в кресло после дня в суде или на перестрелке....
Бархатистая кожа, тонкая шея, обалденная мягкая грудь... В паху ноет. Ласки выходят поверхностными, быстрыми. Нетерпение сводит с ума. Я расстегиваю пуговицу на штанах, ширинку. Мы практически не разговариваем. Саша гладит меня, касается, целует, пока тянусь за презервативами. Мы бесконечно друг друга целуем и трогаем. Презерватив... на месте. И я опускаю ее на себя.
Происходящее безумно и идеально. Что бы ни случилось дальше, я не пожалею ни об одной секунде. Если удовольствие — это счастье, то мы в раю, если падение — то на самом-самом дне. Всегда крайность. Без золотой середины.
Желание обладать этой женщиной горячим металлом растекается под кожей, остановиться немыслимо. Проще и правда умереть. В жизни так не двигался.
* * *
Ошеломленные оргазмами, мы надолго замираем, обнявшись и не шевелясь. Дышим.
— Как ты прекрасна, — шепчу я. Веду пальцами по Сашиным губам, и она их тут же будто инстинктивно целует.
Господи. Мышцы сводит от ее девичьей открытой нежности. Саша, Сашенька.
Встрепенувшись, она целует меня в щеку, в висок. В мочку уха. И шепчет:
— Я тебя люблю.
Удар сердца.
Тишина.
Удар.
Я закрываю глаза. Ее слова прозвучали естественно, благодаря экстазу они запросто слетели с ее губ, и я, взяв себя в руки, улыбаюсь:
— Саша....
Восхитительное чувство, что я сделал ей настолько приятно. Саша смотрит мне в глаза и добавляет с очень простой, искренней улыбкой:
— Ты ведь не думал, что я пойду на такое с мужчиной без чувств?
Самому улыбаться больше не хочется. Она быстро прижимает пальцы к моему рту:
— Не нужно ничего говорить. Я просто такая, какая есть. И может быть... со мной ты однажды тоже изменишься? Пусть и не завтра.
В груди щемит всё сильнее. И.... вы бы видели. Как Саша прекрасна сейчас. Я касаюсь языком ее пальцев, и она, рассмеявшись, отнимает руку.
— Ты очень дорога мне.
— Тебе необязательно отвечать. Я сказала это для тебя. И все.
Она перебирается на соседнее место, поправляет белье и одергивает платье. Как честный мужчина, я обязан предложить:
— Поедем ко мне и продолжим?
Саша качает головой:
— Гаянэ Юрьевна просила ее дождаться. Она сегодня весь вечер очень напряжена, я обещала, что не уйду, пока не поговорю с ней.
Не понял. Вглядываюсь в ее глаза.
— Ты не шутишь? Правда хочешь вернуться обратно?
— Пообещала же.
— Ты увольняешься скоро.
Саша бросает на меня странный взгляд, а я смотрю на нее. Долго смотрю. Она успевает вытащить из сумочки мобильник, пролистать сообщения, нахмурившись.
— А вот и Савенко, пишет, где я. Мне пора. Обратно вернусь тем же маршрутом, поправлю макияж перед зеркалом.
— Я тоже тебя люблю.
Саша замирает, а затем, будто забеспокоившись, начинает тараторить:
— Тогда я.... могу приехать к тебе, как освобожусь. Наверное. А сейчас... хмм, подсадишь до лестницы?
Глава 42
Александра
Тишина и приятная прохлада этого утра подтверждают: вчерашние приключения мне не приснились. Прошлым вечером вместо того, чтобы вбить в приложение такси адрес родителей, я действительно написала Савелию.
Спорное решение? Возможно. Я давно не хочу стать самой умной на свете.
Сладко потянувшись, шарю рукой по простыне — Савелия нет. Часы показывают без пяти десять, и я поднимаюсь.
— Савелий? Ты дома?
Я накидываю его рубашку и прохожу в кабинет, потом в кухню — квартира пуста. Параллельно читаю сообщения от мамы. Их немного, и это прогресс. Родные почти привыкли, что я взрослая девочка, хотя все равно переживают.
«Саша, у тебя всё хорошо?» — отправлено в семь утра.
«Папа волнуется, ты же знаешь, что у него плохое здоровье».
«Вы до сих пор спите, Саша? Ты у Савелия?»
«Доброе утро! Мам, все прекрасно, я и правда спала. Как вы?»