Зал № 500 я не люблю, он тесный и старый. Но, судя по всему, именно его выделили Гришину для бесед.
Еще ничего не началось, а уже душно.
Я здороваюсь с двумя сотрудниками СК и присаживаюсь на предложенный стул.
Он тоже старый, сломанный. Спинка прогнута, и мне приходится держать спину ровно самой.
Гришин тяжело плюхается напротив.
— Ну и стулья, — бормочет себе под нос.
— Извините.
Я ловлю себя на том, что сжимаю подлокотники. Руки немного дрожат.
— Начнем. Удостоверение личности при вас?
Молча достаю из сумки паспорт.
Если Савенко арестовали, то она могла уже дать показания. И назвать меня соучастницей.
— Можно, пожалуйста, немного воды? На третьем и первом этажах есть кулер, я могу принести сама.
— Игорь, организуешь? И мне кофе.
Высокий худой мужчина в черной форме тут же выходит.
— Что же вы так разнервничались?
— Кто бы на моем месте не разнервничался?
Гришин листает паспорт.
— Так.… Александра Дмитриевна Яхонтова. Помощник судьи Савенко Гаянэ Юрьевны последние шесть лет, вплоть до настоящего времени, верно?
— Да.
— Проживаете по адресу…. — Гришин называет его.
— Верно.
— Как давно вы работаете с Савенко?
Он ведь только что сам сказал. Ладно. Повторяю.
— Как вы оцениваете ее деловую репутацию?
Начинается.
Лжесвидетельство, отказ от дачи показаний — статьи 307 и 308 УК РФ. Теорию я хорошо вызубрила еще в универе, номера автоматически всплывают в памяти, хотя мой род деятельности не подразумевает повторение Уголовного кодекса.
— Как блестящую.
Это правда.
— Известно ли вам, что у нее проблемы со здоровьем?
Твою мать! Глаза снова наполняются слезами, но я быстро возвращаю контроль над телом.
Савелий, если это ты донес, я буду морально убита.
— Да, известно.
— Часто ли у вас бывают личные беседы вне работы?
— Нечасто.
— Расскажите о последней.
— Недавно мы посещали вместе мероприятие. Тогда Гаянэ Юрьевна и поделилась информацией о своем здоровье. Атмосфера располагала к приватной беседе, хотя обычно мы говорим только о делах.
— В дальнейшем вы не говорили на личные темы?
— Нет.
Гришин включает на телефоне диктофонную запись, качество как назло великолепное, и я отчетливо слышу свой голос:
«Мы бы создали интересный прецедент, поддержав частный бизнес. Даже если апелляция откатит назад. Да и сумму офшорники могут предложить куда большую...»
Мой взгляд упирается в диктофон.
Следователь нажимает на стоп.
В горле невыносимо сухо. Моя рука дрожит так, что приходится спрятать под стол. Мне конец.
Все.
Статья 51 Конституции Российской Федерации гарантирует право не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников.
— Это ваш голос?
— Я не знаю.
У меня болит голова.
— Ну это же вы говорили?
— Я хочу пить.
— Александра Дмитриевна, мы должны помочь друг другу. — Следователь кладет на стол разбитый мобильник. — Возможно, у вас есть доказательства того, что представители «ОливСтрой» были готовы предложить Гаянэ Юрьевне сумму более значительную. Переписка, может, голосовое сообщение? Как неудачно вы уронили телефон.
Я дрожу, в глазах мутится. Стыд перед Гришиным и всем Следственным комитетом такой, какого я не испытывала никогда в жизни. Умницу Сашу называют принципиальной. На записи она умоляет взять денег побольше. Я хочу умереть прямо сейчас.
Воды так и нет.
Я прокашливаюсь и говорю:
— Насколько я знаю, прослушку можно использовать, только если есть санкция суда. Такая была?.
Гришин поджимает губы.
— Мы не на допросе, Александра Дмитриевна. Сейчас многое зависит от того, как вы себя поведете. Если пойдете навстречу следствию — это будет учтено при вынесении процессуального решения. Я понимаю, что вы попали в сложную ситуацию: с одной стороны офшорники, с другой — коррупционеры. Вас с Гаянэ Юрьевной прижали к стенке, и ваш выбор пал на коррупционеров. Это логично. Но что я хочу сказать: был донос. Вас не пожалели, на записи четко звучит ваше имя. И подробно обговаривается сумма.
— Я не знаю, о чем вы.
— Расскажите, пожалуйста, в какой ситуации представители «ОливСтрой» предлагали вам вознаграждение? Имя, сумма, обстоятельства. — Он толкает ко мне лист и ручку.
Я поднимаю глаза, и он добавляет:
— Напишите, пожалуйста, объяснение.
— Форма?
— Произвольная.
Савелий, мать твою, Исхаков. Ты ведь понимал, что я могу и тебя сдать? Потянуть за собой. Ты и здесь придумаешь, как выкрутиться? Или нет?
Облизываю сухие губы и произношу спокойно:
— Если это допрос, я бы хотела увидеть повестку и вызвать адвоката. Если просто беседа, я хочу закончить ее, потому что не понимаю, зачем вы мне все это говорите. Ни одно обвинение не предъявлено.
Пока что.
— Игорь!
Дверь, как по волшебству, открывается, и заходит Игорь со стаканом воды и чашкой кофе. Ставит все на стол.
— Спасибо. — Я пью стоя, осушаю стакан в три глотка.
— Александра Дмитриевна, сегодня ровно в семь утра Гаянэ Юрьевна зашла в фитнес-центр «Огоньки», в бассейне которого провела тридцать минут. В семь пятьдесят она покинула раздевалку с сумкой и направилась к выходу. В восемь ноль-ноль на крыльце «Огоньков» Савенко задержали оперативники, в сумке обнаружены меченые купюры. Пока она на допросе, у нас есть шанс поговорить с вами без нервов.
Назвала ли она меня сообщницей? Если нет, приехали бы они за мной так быстро? Что было в доносе?
— Не понимаю, о чем вы, — говорю я. От страха в животе скручивается узел. Одежда становится слишком тесной, мешает дышать.
Секунд десять мы с Гришиным смотрим друг другу в глаза.
— Хорошо, я вас понял. — Он достает из папки лист с гербом и кладет передо мной: — Ознакомьтесь с повесткой о вызове на допрос.
Я тут же склоняюсь и жадно читаю. Сердце колотится в горле: меня вызывают как свидетеля или как подозреваемую в пособничестве? Если у них была санкция на прослушку, мне конец. Взяточница Саша сядет по самой позорной статье на свете. Бедные мои родители.
Глава 45
Никогда мои глаза не бегали по строчкам так быстро.
Я жадно вылавливаю заветное слово, Гришин же сухо продолжает:
— Ваш статус — свидетель. Также прилагается бланк о разъяснении прав. — Он достает новые бумаги.
Свидетель. А значит, в безопасности!
Едва почувствовав облегчение, я сразу ощущаю, как грудную клетку сжимает новая тревога — бедная Савенко. Да, это был отвратительный поступок, кто-то скажет: подлый. Но при этом она столько сделала важного, хорошего, честного! Всему меня научила, годами была кумиром. Как и я, когда-то много лет назад Гаянэ Юрьевна устроилась в суд простым секретарем, больше пятнадцати лет вкалывала помощником.
Десятилетия честной практики перечеркнуты одной ошибкой. Мурашки по коже. Ей конец. Без лечения. А может, и в прямом смысле. Для судьи брать взятки — это низко, но... мир тоже не черно-белый. Мы с Савенко не чужие, и я не могу сказать, что так ей и надо.
Она в беде из-за того, что я втрескалась по уши и слила её секреты человеку, которому было выгодно нас утопить.
Савелий же самая что ни на есть заинтересованная сторона! Я дура! Подставила судью. Подала на блюдце. И мне с этим жить теперь.
Беру ручку, подписываю все документы.
Гришин тут же поднимается:
— Поехали. Дальше будем проводить допрос по процедуре в здании СК.
— Прямо сейчас?
— Можем дождаться вашего адвоката. Но вам ведь нечего скрывать?
* **
Восемь часов.
Допрос длится восемь часов с перерывами на обед, перекур и еще Бог знает на что. Я прекрасно знаю процессуальный порядок, могла бы, наверное, провести консультацию и дать пару советов. В отношении себя советы, как выяснилось, не работают. Когда находишься внутри, все совсем-совсем иначе.
Они говорят: «Ждите».
Снова «ждите».
Они заставляют ждать немыслимо долго, и начинает казаться, что ты отсюда никогда не выйдешь.
Беседы прерываются длинными паузами. Всё это изматывает, стены неуютных кабинетов давят, как и неприветливо-презрительные лица следователей.
Кто я для них? Может, аудиозапись и не пришить к делу, но следователи прекрасно слышали мой голос. Им не за что меня уважать. Они составили мой портрет.
Вся карьера — перечеркнута. Продажная я сука, как и моя судья.
Не мне их винить, я сама была такой еще недавно — презирала взяточников всей душой. Глазом не успела моргнуть, как оказалась по другую сторону баррикад.
Господи....
В конце концов меня вытаскивают два адвоката. Одного нашли коллеги, второй якобы вызвался сам, но я так понимаю, он от Савелия. Не знаю, стоит ли ему доверять. В какой-то момент становится всё равно, однако защитники между собой на удивление быстро договариваются и выбирают одинаковую тактику.
* * *
Я захожу в свою квартиру, бросаю сумку на пол, закрываюсь на все замки и рыдаю.
Так горько. Так больно.
Одна ошибка, и все полетело в пропасть.
Не знаю, ожидала ли я увидеть Савелия, выходя из здания СК. От чувств к нему на данный момент осталась смесь презрения и обиды, но, наверное, мне бы хотелось, чтобы он попытался.
Нельзя, потому что наш роман тайный. Все покатилось в ад. И где мой мужчина? Я совсем-совсем одна.
Как я от этого устала! Неужели я не достойна чего-то большего?
Я опускаюсь на корточки прямо в прихожей, прячу лицо в ладонях и захлебываюсь отчаянием.
Савелий сдал мою судью и меня ради своего доверителя. Офшорника, у которого бабок наворовано миллиарды!
Я ощущаю острое отторжение.
Телефон сломан, с ноутбука пишу родителям, что я дома и что со мной все в порядке. Обвинений против меня не выдвинули, но ситуация настолько неприятная, что мне хочется побыть одной и как следует подумать. Я прошу маму: «Пожалуйста, не приезжайте».