— Я все равно не понимаю, Саша. Почему ты ничего не сказала следователю?
Качаю головой:
— Чтобы у тебя не было проблем.
— Я серьезно, — усмехается Савелий как будто, впрочем, не радостно.
Я пожимаю плечами.
Долгое время никак не могла понять, что между нами не так. Рядом с ним всегда было удивительно легко, спокойно, весело и надежно. Мы были словно созданы друг для друга: инь и ян, мужчина и женщина. При этом я с первой минуты ощущала незримое, легкое как летний ветерок, но при этом глубинное отличие. И дело вовсе не в честности — ангелов на земле нет, из себя я святую строить тоже не собираюсь.
Только сейчас до меня доходит, что дело в доверии. Савелий мне не доверяет и не доверял никогда. Потому что он не доверяет никому. И ему с этим, безусловно, тяжело живется.
— Так и я серьёзно. Ты так сильно боишься проиграть, Сава, взгляни на себя. В глаза свои. В зеркало. У меня на первом месте не победа, а то, ради чего я играю. — Уже не могу на него смотреть, холод по коже: — Не приезжай больше. Я очень сильно устала. Все разрушилось, и мне надо понять, как жить дальше. Такие решения я не принимаю сгоряча.
На крыльцо выходит Коля. Мой бесстрашный брат, должно быть, увидел, как Савелий схватил меня за руку, и забеспокоился. И я покорно позволяю ему почувствовать себя защитником — приобнять сестру, проводить в квартиру, словно мне действительно угрожала опасность. Будто Коля хоть как-то смог бы с ним справиться, даже без учёта, что Исхаков может иметь с собой оружие и прекрасно стреляет.
Машина Савелия стоит под окном еще около часа. Мне не спится, поэтому то и дело поглядываю. Свет не включаю, просто смотрю на грязную тачку. Люба и Коля кое-как уместились на диванчике за ширмой, а я все не привыкну к новой квартире. Маюсь. Усталость достигла такой силы, что не могу выключиться, да еще и он под окном. Так близко. А что ему сказать? Плачу беззвучно. Я правда не понимаю.
Когда Савелий уезжает, от моего сердца не остается даже крошки. В груди лишь тоска — безграничная и холодная. Я закутываюсь в два одеяла, пытаясь хоть немного согреться, и наконец вырубаюсь. Чтобы проснуться рано утром по-прежнему без сил.
Ощущая всё ту же тоску и варясь в своих глупых, никак не угасающих чувствах.
Глава 48
Савелий
— Савелий Андреевич, мне критически нужны эти средства. — Голос Тарханова вибрирует от напряжения. В Калифорнии первый час ночи.
— Вы уверены, что счета действительно заблокированы, а не просто приостановлены для проверки? Давайте дождемся утра.
— Можно быть в этом неуверенным?! Деньги зависли неизвестно где! Вы же видели? «Арест в рамках обеспечительных мер»! Что это вообще значит? Я на нервах!
Мать твою. Я тоже. Но я же не ору.
— Это значит, что кто-то подал заявление и убедил суд в необходимости защитить свои интересы. Я подумаю, что можно сделать. Мы отправляли только часть, не всю сумму.
— Найдите способ. Я заплачу вам больше! Сколько надо?
— Дело не в этом. Если у вас есть другие варианты, самое время ими воспользоваться. Все свои я исчерпал. За вами, вероятно, следят.
— Не верю.
Тарханов начинает долго и нудно рассказывать о своей молодости и верных друзьях — эту песню я уже слышал. Отвожу трубку от уха и одними губами говорю «извините». Философ занят омлетом и благосклонно кивает.
— Хорошо, — подвожу я итог в первую же паузу. — Дадим платежной системе две недели. Если платеж завис, его либо дотянут, либо вернут.
— Две недели! И что, мы ничего не будем делать две недели?! Только ждать?!!
— Не получается, вы же видите. Через Эмираты схема самая удобная, только ваши счета почему-то блокируют. Не по нашей вине. Надо выждать.
— Это бред! Полный бред!
— Если что-то изменится, я вам позвоню. Передавайте привет Артуру.
— Вот от него тоже. Черт, черт! — психует Тарханов, и я сбрасываю. Делаю глоток кофе и морщусь.
Не виски.
— Извините, — говорю еще раз Льву Семенычу, уже вслух.
— Дураки. Все они дураки, — отмахивается он. — Что-то нервничают, о чем-то беспокоятся. Вот помрут, и станет тихо.
— Да уж. Кстати. Я вам счет открыл. — Протягиваю бумажный конверт с пластиковой картой. — Пин-код — дата рождения вашей жены. Помните еще?
Лев Семеныч хмыкает, но конверт не берет. Я кладу рядом.
— Зачем? — Он отхлебывает кофе.
— Возьмите. Пригодится.
— Господин адвокат, меня вполне устраивают наши завтраки и ваш выбор блюд. Для меня это, скажем, интрига. Я не хочу заказывать сам.
— Хотелось бы, чтобы вы продолжили завтракать, даже если мне придется куда-то уехать.
— По какой статье?
— Что? — смеюсь я слегка на нерве.
— Вам идет Москва, господин адвокат, вы здесь были счастливы. Возможно, впервые в жизни, разве нет?
— Да бросьте, для человека счастье — неестественное состояние.
Философ вздыхает, но не спорит. И я вкидываю:
— Да и что это такое, счастье? Что-то невероятно восхитительное, библейских масштабов?
— Позвольте предположить: в вашем случае это покой и позитивные эмоции.
— Тривиально. Я такой обычный?
— Вы если отсюда куда-то и уедете, то только вынужденно. Так какая статья вам светит?
— А какая у нас сейчас самая гнусная? И вообще, может, я тоже помру скоро, «и станет тихо». У меня недавно было ощущение, что инфаркт начался. В груди заболело, в руку начало отдавать. Говорят, болезни сердца молодеют.
— Покой и позитивные эмоции, — повторяет Лев Семенович, усаживаясь в позу лотоса, — должны быть вашей целью.
— Учту. Мне пора, не потеряйте карту. — Я спрыгиваю с высокого ограждения.
Время поджимает.
— Так скоро уходите? А потешить старика спором на тему вашей личной жизни? — Философ явно расстроен. — Заметьте: своей у меня давно нет!
Я оборачиваюсь:
— Увы, в другой раз. Сегодня много работы... Ну и если вдруг пропаду, купите что-нибудь выпить за мое здоровье.
Лев Семеныч заявляет:
— Я вас буду каждый день высматривать в ресторане напротив. Тривиально счастливым.
— Боюсь, ждать придется долго, так что поберегите себя.
— Лет пятнадцать? Или сколько там дают по самым гнусным статьям? — хохочет он.
— Очень весело, — пытаюсь я иронизировать, сдерживая улыбку.
Мне действительно смешно, вот только не весело.
— А она дождется? — кричит вслед философ.
Кожу покалывает. Жуткое ощущение, оно теперь часто.
— Нет, конечно. — Я снова оборачиваюсь: — Она же не дура!
— Тогда.... лучше вам не попадаться! Раз нашли себе не дуру!
С выводом денег Тарханова возникли проблемы. Вероятно, он что-то не договаривает. Лжёт, как и все. Сука, пиздит, чувствую же.
Люди все одинаковые. Те пытки, которые достались мне, а не его сыну, были лишь первым звоночком. А Саша спасла мне жизнь.
Снова ассоциативный ряд приводит к ней.
Я сажусь за руль. Опять стреляет в левую руку. Встряхиваю ею несколько раз и, сделав глоток воды, жму на педаль газа.
Олигарх. Продолжим: работать на него ни по одной более-менее безопасной схеме не получается, а значит, нужно отступиться. Закон суров, но это закон. Если гайки закрутили — смиряемся и расходимся. Деньги нужно вернуть, и как можно скорее.
Тарханов обещал услугу в благодарность за спасение сына, и я попросил освободить меня от дальнейших сделок. Нужно закончить с последней, и я уже помолился, чтобы все прошло гладко. Кроме Бога, уповать больше не на кого.
Счастье. Смешно.
Просто смешно.
Особенно когда живешь с ощущением, что изнутри ножами режут.
Спустя два часа я подъезжаю к парковке «ОливСтроя» и глушу движок. Сижу в машине некоторое время, борясь с тошнотой и перебирая четки. Стараюсь успокоиться.
В конце концов, мы все предстанем перед Страшным судом и получим по заслугам. Многих верующих христиан эта идея пугает, меня же, напротив, успокаивает. Творя зло, можно спокойно радоваться, потому что радоваться осталось недолго.
Мы с Тархановым созвонились раз двести за последние четыре дня. Вкупе со всеми последними событиями я проморгал мелкую Адама, которая внезапно улетела с близнецами за границу на какой-то форум! Это настолько не похоже на мать моих крестников, что у меня взорвался мозг. Она трусиха, что и неудивительно с её-то бэкграундом. Девочка боится всего на свете, после смерти Адама — тем более. Она в горе.
Улетела с детьми в Испанию даже без няни.
Что. Блядь. За ерунда? Она меня за идиота держит?
Давным-давно мы с Радкой договорились, что будет спокойнее, если я начну следить за ее геолокацией. В любой момент смогу проконтролировать, где она находится. С тех пор я проверяю приложение несколько раз в день — это вошло в привычку. В основном Рада сидит в отеле со своим быстро растущим потомством. А тут вдруг умотала в Испанию и отключила геолокацию. Лжет, что решила построить карьеру. Почему именно сейчас? Зачем ей этот форум, если она продает отель?
Пришлось провести кое-какие дополнительные расследования. Тут же возникли новые вопросы по личности Северянина.
В его биографии все настолько просто, словно кто-то написал ее ручкой на бумаге. Сама собой возникла мысль углубленно изучить личность его невесты Венеры. А потом мир снова покачнулся.
Найти свой личный интерес в многомиллионном деле. Ошибка. Чертова. Ошибка.
Мобильник опять вибрирует, и я чертыхаюсь.
Для справки: собственная жизнь никогда не была интересна мне настолько, чтобы отложить чужие проблемы.
Сейчас единственное, чего я хочу, — чтобы телефон перестал трезвонить. Мне нужно, мать вашу, разобраться с тем, почему у меня стреляет в руку.
Но ответственность невозможно выключить щелчком пальцев, и я пишу несколько сообщений Раде. Попросил помощницу оформить мне шенген как можно быстрее. Мало ли что, вдруг придется лететь вытаскивать мелкую? Как не вовремя.
Едва успеваю закончить, как звонит Ирэна, жена Вешневецкого. Бросив взгляд на часы, я провожу пальцем по экрану.