Какие вопросы?
Вот эти… Кому адресовано письмо из библиотеки? Как зовут того человека, который был убит за деревенской околицей? Почему он был убит и кем? Было ли это убийство случайным или стало первым звеном в цепочке последующих преступлений? И еще… кто вызвал Макса на свидание?
Ей подсказывали очень многие ответы раньше, пряча конкретные намеки среди ничего не значащих слов.
Зачем? Почему подсказывали именно ей? Неизвестно…
Нет, это были подсказки не для нее, и вовсе не подсказки это были! Это были напоминания, вернее, угрозы… кому?!
Кажется, она знает теперь.
Все дело в английском языке, это Лидии совершенно ясно. Жаль, что она так плохо знает английский! Но все же вспомнила некое слово, которое беспрестанно напоминало кое-кому и о делах давно минувших дней, и о том, кто именно колет его раскаленной иглой воспоминаний и намеков!
Тридцать лет прошло после первых случаев, а теперь преступления возобновились…
Ах, как нужно бы сейчас поговорить с папой Сашей или с мамой, которая, может быть, что-нибудь знала о тех расследованиях!
Нельзя. К ним нельзя. Отец тяжело ранен. Мама с ним. Придется полагаться только на себя.
Лидия сейчас была так зла, что невольно впилась ногтями в ладони – до боли. Хотелось посильней наказать себя за то, что никогда не доверяла своим ощущениям и предчувствиям. Если выберется из этой истории, станет относиться к себе и всему этому совершенно иначе…
Почему, почему она никогда не спрашивала Жанну, как умерла ее тетка?! Та самая, которая предупреждала, что квартирантка доведет до беды? Почему не спросила, где эта тетка работала раньше, до кукольного театра?!
Ай да тетка… Хитра была! Экстрасенс, как сказала Жанна. Экстрасенс-кукольник… Вернее, кукловод, вот она кто была!
Привыкла в театре, что куклы беспрекословно слушаются, и начала играть людьми, будто куклами.
Только не все слушались, вот в чем дело! И хитрая тетушка сама себя перехитрила. Заигралась. Заблудилась в собственных выдумках! Забрела в непролазное болото, в котором и утонула…
Она умерла три месяца назад…
Лидия представила, как она набирает номер Жанны и спрашивает о причине смерти тетки, – и затряслась от сухого нервного смеха. Вообще было бы любопытно понаблюдать реакцию Жанны. Как бы она тоже не впала от такого вопроса в кому – и тоже в шоковую!
А кто еще может знать, как эта тетушка умерла? Если Лидия все правильно понимает, Грушин должен это знать!
Но Грушину тоже не позвонишь. Ничего у него не спросишь, и ничего ему не подскажешь. Во всяком случае, пока…
Есть надежда, что он и сам догадается. Но сколько времени пройдет! И есть некоторые вещи, о которых он просто не может иметь представления!
Например, он не знает, что в редакции что-то искали. Лидия не успела ему сказать.
А может быть, ему это уже известно? Может быть, он уже понял, что искали и в редакции, и у Жанны?
Вернее, у Лидии…
Она снова попыталась сесть. Голова уже не кружилась. Под ложечкой посасывало, но это от голода, наверное. До жути хотелось сладкого чаю с лимоном…
Но чай – это когда-нибудь потом, а пока – компьютер. Ей нужен ее компьютер! Вернее, выход в Интернет… Там подсказки.
Собственно, ее компьютер нужен не только ей. Из-за него-то и перевернули все вверх дном в квартире Жанны и в редакции. Хотя нет, вверх дном – только у Жанны, в припадке неконтролируемого бешенства. А в редакции – аккуратненько…
В обоих случаях старались зря. Компьютер у Лидии дома. А домой ей ходу нет.
Надо что-то придумать, и поскорей. Потому что железный волк хитер и беспощаден и он не даст ей передышки!
Железный волк…
Такое ощущение, что он где-то близко. Что он идет сюда!
Я уже почти убедила себя, что надо помолиться и уснуть, как вдруг услышала отчетливый скрип половиц на площадке. Мало ли кто мог куда-то идти, это было вовсе не мое дело, однако любопытство, которое я прежде в себе не подозревала, словно сорвало меня с постели.
«Вот ведь правду говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! – сокрушенно подумала я. – Набралась от Любаши ее страсти всюду нос совать!»
Ругая себя изо всех сил, я тем не менее приникла к щелке – и увидела не кого иного, как Веру Сергеевну, которая спускалась по лестнице, что-то держа под мышкой, – похоже, очень тяжелое, поскольку она, которая всегда не ходила, а летала, шла медленно и осторожно. Ее ношу, однако, разглядеть я не могла, ибо она была прикрыта очень большим черно-серым клетчатым платком, который Вера Сергеевна набрасывала иногда в прохладные вечера и который закрывал ее с головы до пят. Кажется, этот платок был тоже вывезен из Англии, как и многие другие вещи хозяйки, и носил название «пледа».
Я вернулась к окну. Вот в темноте двигался силуэт Веры Сергеевны, вот навстречу ей из глухой тьмы шагнул какой-то человек. Я его увидела лишь мельком, когда лунный луч на миг появился из-за туч, но не разглядела ни фигуры, ни лица. Может быть, это Иван Сергеевич? Нет, ерунда, конечно: с чего б ему встречаться с собственной сестрой украдкой, да еще когда она выносит из дома какую-то вещь?
Между тем Вера Сергеевна передала свою ношу незнакомцу, и тут плед, прикрывающий ее плечи, соскользнул. Она его поймала и вновь накинула на себя, но я успела заметить, что она совершенно обнажена…
Я отпрянула от окна, чувствуя, как колотится сердце от волнения.
Мне было стыдно, что я подглядела, как хозяйка отправляется на тайное свидание со своим любовником. А с кем еще? С братом и другом встречаться нагишом не выйдешь! Наверное, это был господин Данилов, и я мельком порадовалась, что сердечные дела строгой и холодной Веры Сергеевны уладились. Однако преобладающим чувством в моей душе по-прежнему было любопытство. Словно некий бес толкал меня и подзуживал!
«Если хозяйка внизу, – подумала я, – значит, ее нет в спальне! И путь в кабинет свободен!»
Я схватила свою старенькую шаль, накинула на плечи, потому что в доме по летнему времени не топили и я уже озябла стоять в одной рубашке, и выпорхнула из своей комнаты. Бегом, скорей, легче, легче ступать, чтобы не скрипнула ни одна половица!
Вот знакомая дверь в кабинет. Я распахнула ее.
На бюро догорала забытая свеча.
Вот шкаф. Я повернула ручки.
Ах… даже при тусклом огоньке почти догоревшей свечки мне было видно, что нижняя полка шкафа пуста.
Сундучок! Вера Сергеевна унесла сундучок! И передала его своему любовнику!
Само по себе это не могло быть чем-то невероятным, все же она была хозяйка своим вещам и поступкам, но чтобы нагая женщина, отправляясь на тайное свидание, взяла с собой деревянный сундучок?!
Все происходящее мне было непостижимо.
Я растерянно таращилась на книги, словно названия, тускло поблескивающие на корешках, могли натолкнуть меня на какую-то догадку. Я снова перечитала их: «Магия Арбателя», «Гептамерон», «Книга священной магии Абрамелина-Мага», «Магическая книга доктора Фауста», «Книга Ангелов, Колец, Печатей и планетарных Символов». Вот эта, с оборванным корешком, сколь я помнила, называется «Руководство для желающих изведать суть деяний тайных, опасных и разум затемняющих». А остальные?
Я взяла оловянный подсвечник с бюро и поставила на полку шкафа, а потом стала одну за другой вынимать книги, чьих названий не было видно на корешках. Открывала их одну за другой и читала: «Книга Мертвых Имен», «Деломеланикон, или Девять врат в Царство Теней», «Книга Дагона», «Библия Дьявола», «Библия Проклятых»…
От этих названий мороз прошел по моей спине. Это были книги по черной магии, по самому страшному богопротивному искусству!
Недаром меня напугало «гаданье», к которому меня склонила Любаша! Недаром мне еще тогда чудился запах адской гари, исходивший из шкафа. Это были греховные книги! Книги приспешников бесовых!
Зачем, почему хозяйка держит их тут? Конечно, они привезены из Англии вместе с прочими ее вещами. Но кем же был человек, которому они принадлежали? Ее муж, Вольф Дуглас, – кто он был? «В том человеке все помещалось – плохое и хорошее», – вспомнила я слова отца.
Не знаю, сколько времени провела я около шкафа и сколько бы еще стояла там, однако свеча, затрещав и погаснув, привела меня в чувство. Впрочем, стало ненамного темней, поскольку в окно смотрела луна. Я ощупью переставила подсвечник на бюро, закрыла шкаф и прокралась вон из комнаты, ступая по светлым лунным квадратам, перечеркнутым оконными переплетами. Ноги у меня заледенели, да и вообще я так замерзла, что зуб на зуб не попадал.
Я скользнула в свою комнату, прыгнула в кровать, закуталась в одеяло и долго тряслась, подтянув колени к подбородку, безуспешно пытаясь согреться. Из ноздрей не уходил запах адской гари, от него меня подташнивало. Наконец я почувствовала, что дрожь моя утихает. В эту минуту я услышала, как скрипнула половица возле моей двери, и поняла, что Вера Сергеевна вернулась. Судя по тому, что я различила только самый легкий скрип, она была без своей тяжелой ноши.
Дрожь моя вернулась ко мне. Сейчас я ощущала только безотчетный ужас, вспоминая дьявольские названия книг, стоявших в шкафу, и душный запах гари вновь сделался тошнотворно-отчетливым.
Вдруг некая догадка поразила меня. Я выбралась из нагретой постели и подошла к окну. В слабом свете звезд я увидела, что ладони мои испачканы чем-то черным и пахнущим гарью.
Боже мой, да ведь это из-за того, что я трогала книги! Их обложки были опалены, и следы гари, а также ее запах все еще сохранились на некоторых.
Книги побывали в огне… Я вспомнила, как боится слова «огонь» Алекс. Не тот ли огонь, который оставил страшный след в его памяти, коснулся этих книг? Где и как это произошло?..
Это не мог быть пожар в доме Дугласов, ведь иначе Вера Сергеевна не смогла бы привезти с собой столько вещей, мебели и платьев (болтушка Любаша успела сообщить, что ее наряды удивительно хороши!). Тогда где могли обгореть книги? Может быть, их бросили в печь, подожгли, а потом раздумали жечь? Или, что еще страшнее, они сами не смогли сгореть?!