— Оберлёйтнант цур зее Мехмет Фейсал аль-Хусейни, абвер, — представился мне на неплохом немецком языке человек в белой чалме, — добро пожаловать на борт моего корабля, господин штандартенфюрер.
Вот оно как. Дело фюрера живёт и процветает. Знакомая фамилия аль-Хусейни — Святой Хусейни — есть такой муфтий Иерусалима аль-Хусейни. В 30-годы англичане выгнали его из Палестины за нацистские убеждения. Он обосновался в Берлине, создал «Арабское бюро». Газеты сообщали о его встрече с Адольфом Гитлером в ноябре 1941 года. Муфтий называл Гитлера защитником ислама, а Гитлер в ответ обещал уничтожить все еврейские элементы на Ближнем Востоке.
Интересная цепочка выстраивается: гестапо — иностранные легионы СС — украинские националисты. Кто-то нажал на кнопку, и я оказался на свободе. Кто же тот таинственный «Кто-то», кто до сих пор нажимает кнопки в механизме невидимого Рейха?
— Здравствуйте, господин оберлёйтнант, — сказал я, — отрадно видеть, что у Рейха столько много друзей. Какие вы получили инструкции в отношении меня?
— Моя задача — принять вас на борт и доставить в условленное место на побережье, — доложил старший лейтенант.
Был бы он простым бедуином, он бы объяснял мне это с использованием прутика, которым чертил замысловатые узоры на песке, показывая, где он, где я и что ему пришлось пережить, пока он добрался сюда, и что ему предстоит пережить ещё за ту мизерную плату, которую ему дали и которую ему дадут ещё, и что он это делает только из уважения к богатым людям, и деньги ему вообще не нужны, но вообще-то было бы очень неплохо, если бы сумма вознаграждения была увеличена, по крайней мере, раз в пять.
— Очень хорошо, — сказал я, — а сейчас расскажите, что делается в мире.
Я всегда считал, что первое впечатление это как фотоаппарат, который запечатлевает именно то, что есть на самом деле. На Востоке всё по-другому. Если бы я сначала сел попить чая, покушал плов, фрукты, а потом бы осведомился между делом, не слышно ли ничего нового из того, что творится в мире, то, может быть, что-то новое можно было услышать, а, возможно, и нет. С другой стороны — зачем торопить события, что было, то уже было и просто нужно ждать, когда известия о нем дойдут до базара, а потом распространятся среди всех жителей Востока. Конечно, кому очень нужно быстро знать обо всех событиях, тот может включить радио или купить газету.
— Этот вопрос не входит в мою компетенцию, господин штандартенфюрер, — сказал капитан судна, очень ловко выкрутившись из созданной мною неловкой ситуации.
Глава 8
Два дня, проведённые на шаланде, можно назвать экзотическим туризмом. За эту экзотику богатые люди выкладывают огромные деньги, чтобы схлопотать по заднице шваброй за плохо вымытую палубу, а потом на обед получить полусваренную рыбу с живыми эписторхами.
Если бы наша Россия не была зашорена как ломовая лошадь в большом городе под названием «Мир», то мы бы стали центром мирового экстремального туризма с плохо оборудованными гостиницами, удобствами во дворе, трескучими морозами, кормлением собак непосредственно перед охотой, осечками ружья при встрече с медведем, ловлей огромной рыбы самыми простыми снастями, банями, застольями с похмельями и обязательными драками. Потом бы все это устаканилось и вышло на уровень пяти звёздочек, но раз Россия открещивается от всего, что могло ей нести выгоду, то тогда говорят — насильно мил не будешь.
Через два дня Отелло вывез меня к берегу, где меня должны ждать верблюды. Я сидел в лодке и ждал этих верблюдов, а Отелло на своём языке уговаривал меня выйти из лодки и позволил ему возвращаться на своё судно. Я сидел с каменным выражением лица и согласно кивал головой, перебирая самшитовые чётки, подаренные мне оберлейтенантом цур зее. Махнув Отелло рукой, я знаком приказал ему пойти вглубь побережья, чтобы поискать, где же ожидающие меня верблюды. Прогулявшийся Отелло тоже жестами показал, указывая пальцем на солнце, что они вот-вот подойдут.
— Кто же ходит по жаре? — подумал я, глядя на маленьких рыбок, которые игрались на мелководье. — В Испании, в Португалии, а Латинской Америке, да и в Африке с арабскими странами тоже с полудня и до четырёх часов пополудни начинается время, называемое сиестой, когда все люди лежат в тенёчке и дремлют после сытного обеда.
Часов в пять из-за холма показались два верблюда с погонщиком и направились к нам.
— Это уже точно за мной, — подумал я, не делая даже попыток движения в их сторону.
Стоявший на берегу лодочник-Отелло поговорил о чем-то с погонщиком и призывно махнул мне рукой.
— Ну, это уже другое дело, — подумал я и подошёл.
Погонщик поприветствовал меня и предложил садиться на верблюда, который для этого опустился на песок. Седло-сиденье было неудобным, и я чуть не свалился с него, когда верблюд вставал на ноги.
Мой новый проводник что-то мне ещё говорил на арабском языке и улыбался, прижимая руку к груди, но я не понимал ни слова и отдался на волю времени древности, которое окружало меня со всех сторон.
К ночи мы подъехали к стоянке каравана. Стояли лёгкие шатры, это я так говорю возвышенно — а попросту навесы на палках, в центре горел костерок, на котором стоял большой чугунный казан, прикрытый деревянной крышкой. Похоже, что под крышкой булькала сурпа. Неподалёку сушилась шкура ещё сегодня живого барана, в сторонке человек с блестевшим в свете пламени ножом что-то готовил. От увиденного сами собой легли на память строчки:
По пустыне бредёт караван,
День за днём, день за днём,
На верёвке блеет баран
Белым днём.
Только солнце уйдёт на покой,
Для себя мы растянем шатры
И устроим невиданный той —
Похлебаем сурпы.
— Ассалам алейкум, агаи сарханьг (Желаем здравствовать, господин полковник), — приветствовал меня по-арабски караван-баши. — Тот, кто послал нас к вам, очень точен во всем, как и подобает королю, — он склонил голову и приложил руки к груди, выражая почтение.
Последние слова караван-баши произнёс на английском языке. Немудрено, арабский Восток негласно входил в сферу влияния Британской империи. Знание английского языка обеспечивало неплохие контакты, как с самими англичанами, так и с представителями стран, вынужденными использовать английский язык для общения.
Мне сразу вспомнился конвоец гетмана Скоропадского, жаловавшийся на то, что его ридну мову не признают нигде. И правильно делают, что не признают, потому что они сами с презрением относятся к языкам международного общения. Есть английский, французский, немецкий, русский, китайский и арабский языки, которые объединяют всю массу населения земли. Это и есть языки межнационального общения, а всемерное развитие своего языка в ущерб межнациональному общению это попытка введения в мировую моду оселедца и турецких красных или зелёных шаровар с чикчирами или возвращения людей в первобытнообщинный строй, из которого они только недавно вышли.
— Здравствуйте, уважаемый, — по-английски отвечал я, — как добрались до этого места, все ли в порядке с животными, с товарами, как вы себя чувствуете, что видели по дороге? — проявил я где-то слышанную форму восточного этикета и не ошибся.
Караван-баши стал мне подробно рассказывать, как они провели день, что они делали, что видели, как жалобно блеял баран, перед тем как усладить своего хозяина сочным шашлыком и нежной сурпой. Получилась очень содержательная беседа, во время которой нам принесли чай, сушёные и мелконарезанные фрукты, орешки и кишмиш. Затем подали сурпу в больших пиалах, косе, из которых её можно хлебать ложкой или отпивать через край.
— Для дорогих гостей у меня есть нечто, — сказал хозяин, приоткрыв край ковра, на котором мы возлежали, и показал бутылку шотландского виски, — мне Коран запрещает, а гостю все можно. Кроме того, надо мной полог и меня сверху Аллах не видит, а я гостю составлю компанию, чтобы ему не было скучно проводить за столом эту чудную ночь, — с этими словами он налил по паре «триньков» виски в пустые чайные пиалы. Мы выпили, не чокаясь, чтобы не привлекать внимания единоверцев хозяина. Со временем арабы начнут чокаться, как и мы, потому что звяканьем стаканов, рюмок, бокалов, по старинным поверьям, мы разгоняем нечистую силу и распугиваем злых духов.
Спал я под отдельным навесом на коврике, вокруг которого была разбросана верёвка из конского волоса.
— Это чтобы змеи и каракурты с тарантулами не заползли на отдыхающего путника, — объяснили мне.
Сон был крепким и мне ничего не снилось. Хотя, нет — снилось, что я плыву в море, меня покачивает и что вокруг меня солнце, и солнечные блики от воды слепят мои глаза. Какой-то человек в профессорской мантии ходил вокруг и монотонно говорил, что тарантулы не опасны для человека. Их яд не убивает, а только приносит болезненные ощущения. В старые времена от укусов тарантула лечились, прыгая под быструю музыку. Вот так и родился старинный танец тарантелла.
Глава 9
Я проснулся от того, что солнце светило мне прямо в глаза. Караван снимался со своего места и готовился к отходу. Судя по положению солнца, было достаточно рано, где-то между шестью и семью часами утра. Мне принесли чай и сухофрукты, я перекусил и стал готовиться к дальнейшему походу.
Караваны даже в эпоху развития цивилизации в 1945 году играли немаловажную роль в доставке грузов в отдалённые и малоразвитые районы арабских стран. Все войны, революции, технический прогресс, цивилизация продвигались вдоль дорог, на одной из последних позиций которых оказываются и караванные тропы. Раньше эти тропы были разносчиками или носителями прогресса, то по мере технического прогресса они стали отодвигаться от него все дальше и дальше. Тем не менее, восток пока не отказывался от караванов.
Через два дня пути мне сказали, что мы приехали. Мы стояли посредине огромной пустыни. Вокруг не было никого, кроме двух человек и трёх верблюдов. Меня встречали старик и мальчик. Откуда они узнали про меня и в какой город они меня повезут? Я распрощался с караван-баши и подошёл к ожидавшим меня арабам. Они оценивающе посмотрели на меня, жестом указали на одного из верблюдов, которому так же жестом приказали лечь. Я сел в седло, верблюд встал и мы «закачались» в сторону от караванной тропы.