— А лопатки нет?
— Ты убеждена, что именно тут?
— Ну, он же цветочки выпустил, — уверенно сообщила сеньорита. — Вот, видите?
— Действительно… — анлер смотрел пораженно, но подходить не спешил.
Махнул рукой, рисуя в воздухе какой-то знак, и почва перед Илли зашевелилась как живая. Вскоре появился бугорок, который стремительно начал расти, а через минуту оттуда показалась морда необычайно крупного крота. Выбравшись наружу, крот отбежал на несколько шагов и так же быстро закопался под корнями небольшого кустика.
— Сажай туда, ростком вверх, — скомандовал анлер и заинтересованно уставился на необычайно нарядную сеньориту, гадая, как она выйдет из такого положения.
Иллира поступила очень просто: сняла с головы шарф, свернула вдвое и расстелила с одной стороны от бугорка. Потом поставила рядом корзинку, встала коленями на ткань и, закатав рукава, ловко выкопала ладошками достаточную, на ее взгляд, ямку. Потом достала уэллин вместе с миской, положила на край лунки и потянула миску к себе.
— Все, малыш, пора расти. Отдай мне миску, я тебе в ней вкусной водички принесу. А ты пустишь в землю корешки и будешь держаться ими крепко-крепко. Не бойся, я же рядом.
Миска соскользнула с нижней части уэллина, и только теперь сеньорита поняла, почему уэллин так за нее цеплялся: вся его нижняя часть была клубком перепутавшихся желтых корешков. Бережно опустив их в глубину лунки, девушка выровняла растение, засыпала со всех сторон мягкой землей, оставив на виду только верхнюю часть, и, прихватив миску, поспешила к ручью за водой.
Анлер Тинурвиель молча наблюдал, как она принесла одну миску воды и побежала за второй, как потом помыла миску и руки, принесла последнюю порцию воды, вытерла руки платочком и только после этого отряхнула свой шарф.
Вздохнув с досадой, легонько дунул, и смятый шарф мгновенно заструился, словно только из-под утюга. Она моментально догадалась, оглянулась и кивнула: спасибо. А потом наклонилась и что-то заговорщицки шепнула уэллину, погладив на прощание пальчиками.
— Не скучай… я обязательно приду, — расслышал эльф и несчастно скривился.
«Как все же жаль, что в ней нет ни капли эльфийской крови!»
Но вслух сказал строго:
— Идем, тебя проводят в твой шатер.
— Какой шатер? — подняла глаза девушка, и в них холодно плыло такое безразличие, что анлеру показалось, что случилось чудо и над их лесами пошел снег.
— На то время, что ты здесь живешь, тебе приготовили шатер, там уже накрыт стол к завтраку.
— А я не могу вернуться в Зеленый дом и ждать там, пока приедет отряд? — холодно поинтересовалась девушка, отметив, что в собственном лесу эльфы ведут себя совершенно по-иному, чем в королевстве.
Почти исчезает высокомерие и величавость, но одновременно пропадает и учтивость, оставляя во взглядах и жестах лишь снисходительную терпеливость.
— Если ты выйдешь из леса, — удивляясь ее нежеланию рассматривать чудеса пресветлого леса, мягче сообщил анлер, — то твои сопровождающие тоже должны будут уйти… а у королевы накопилось много вопросов к верховному анлеру.
— Так бы сразу и сказал, — устало вздохнула сеньорита. — Ну и где этот шатер?
— Иди за мной, — переменил прежнее решение эльф, решив проводить сеньориту лично.
Шатер оказался неподалеку, первый из десятка таких же шатров, разбросанных на склоне у ручья напротив ажурного мостика. И не был он ни шелковым, ни полотняным, а живым. Несколько тонких, с руку стволов, на высоте метра от земли густо раскидывали во все стороны крепкие, гибкие ветви и, переплетаясь, создавали нечто вроде шара около семи локтей в ширину. В одном месте в стенке этого шара виднелось овальное отверстие, и возле него стояла сплетенная из прутьев ажурная лесенка с перилами.
— Вот этот шатер твой, — указал на него анлер и изучающе уставился на спутницу, ожидая обычного аханья и восторженных расспросов.
Однако, к его величайшему разочарованию, девушка лишь коротко поблагодарила и решительно направилась к лесенке, всем своим видом давая понять, что пока больше не желает никого ни видеть, ни слышать.
В шатре Иллире с первого взгляда стало понятно, что главным принципом, каким руководствуются эльфы, является простое правило: чем меньше вещей, тем лучше. Вторым правилом сеньорита поставила бы применение в меблировке только прутьев и простого полотна. Пара плетеных кресел, плетеный же столик, зеленые циновки на полу и куча пышных тюфячков на плетеной широкой лежанке, вот и вся обстановка, не считая прохода за перегородку, занавешенного плотной циновкой.
Девушка сбросила на лежанку длинный жилет, села к столу и изучающим взглядом прошлась по выточенным из скорлупы гигантских орехов тарелкам. Все то же, что ей предлагали во время путешествия, молоко и сок, салат из овощей и фруктов, ореховое печенье, которое, как она успела выяснить, не пекут, а подсушивают, маленькие булочки, которые вовсе не хлеб, а плоды хлебного дерева, и эльфийские сладости.
Илли налила себе молока, взяла булочку и приступила к завтраку, впервые за последние дни никуда не торопясь и не волнуясь, что очередной кучер уже нетерпеливо посматривает в сторону шатра своими красивыми глазками.
Однако вскоре выяснилось, что оставлять ее без внимания хозяева вовсе не намерены. Циновка, которую Илли, войдя в дом, плотно задвинула, резко распахнулась, и в комнату буквально ворвалась девушка в эльфийском одеянии. Однако ее волосы были старательно зачесаны на уши, и сеньорита секретарь усмехнулась про себя. Ей достаточно было сравнить прически сопровождавших ее воинов и сидевших на поляне анлеров, чтобы понять, чистокровные эльфы специально приподнимают волосы с ушей всякими заколками, шнурками и косичками, чтоб продемонстрировать главный признак своей расы.
— Ты Иллира? — нахально уставившись на девушку, спросила пришедшая и, не дожидаясь ответа, сообщила: — А я Сетлина. Буду твоей подругой, пока ты тут живешь. Завтракай быстрее и идем смотреть, как раскрывается великая жемчужница.
— Сетлина, — Иллира спокойно пододвинула ближе к себе тарелку с печеньем, хотя минуту назад вовсе не собиралась его есть, — а кто тебя назначил моей подругой?
— Анлер Тинурвиель, — чуть помрачнев, сообщила смеска.
— И в чем ты провинилась? — интуитивно угадав причину этой угрюмости, также спокойно и доброжелательно поинтересовалась гостья.
— За испорченный стул. Я сорвала его раньше времени, и он получился кривобокий, — от расстройства бесхитростно призналась та и вдруг насторожилась: — А откуда ты знаешь?
— Не знаю, а догадываюсь, — усмехнулась Илли, тоже нашла тайну. — Ведь ты вовсе не хочешь быть моей подружкой?
— Ну, это большая честь — дружить со знатными гостями, — кисло сообщила смеска и требовательно поторопила: — Идем быстрее, а то все лучшие места займут.
— А она распускается раз в году? Ну эта твоя… жемчужница?
— Нет, как ты могла подумать! Каждый день!
— Тогда, Сетлина, сначала ответь мне на один вопрос, — так же неторопливо поглощая печенье, задала вопрос странная гостья. — А сама ты хочешь посмотреть, как она распускается, или у тебя есть другое желание?
— Я уже сто раз видела… — пренебрежительно фыркнула девушка. — Сама я пошла бы собирать плоды конфетного дерева, они как раз начинают падать. Но это разрешают только чистокровным или по просьбе гостей.
— Отлично, — обрадовалась Илли, — тогда делаем так: я тебя прошу собрать мне плодов этого самого конфетного дерева, но не спеши, выбирай для меня самые лучшие… остальные можешь съесть. Время тебе даю до обеда… раньше мне их не нужно. Иди.
Циновка на двери взвилась и аккуратно задернулась снаружи, и сеньорита секретарь весело хихикнула. Так вот, стало быть, что означает заявление эльфов, утверждающих, что слуг у них нет. Все правильно, и зачем им слуги, когда у них такие послушные подруги и друзья?
Глава 25
— Канд, хоть немного посиди спокойно, а? — безнадежно вздохнув, попросил Бенгальд, страстно жалея, что поддался на уговоры матери.
Дьявол, да лучше бы он отправился сидеть под стенами крепости! Ведь загодя знал, что миролюбивые и рассудительные в общей массе степняки долго сопротивляться не станут.
Вот была бы поздняя осень и переделаны все полевые работы, да набиты погреба и амбары припасами, тогда они, может, еще и повоевали. Но какой же дурак воюет в самом разгаре весны, когда за один день невыполотые сорняки растут чуть не на три пальца? Все эти тонкости объяснил Бенгальду еще его наставник по экономике, и принц точно уяснил: все свои поступки разумные люди связывают с окружающими их обстоятельствами и явлениями.
Все. Кроме любви.
И потому он зря тратит время, пытаясь объяснить младшему, что эльфы слишком помешаны на чистокровных эльфийках и даже на полукровок крайне редко обращают внимание. А уж на человечьих женщин — только в тех случаях, когда этого требуют интересы нации или влюбленные девушки используют слишком сильные привороты.
— Не нужно стараться… Бенг, я и сам все это знаю, — с досадой отвечал на такие пояснения его четвертое высочество, — но она — необыкновенная. Ты же видел, этот ее проклятый плод не пошел в руки к анлеру? Вот и решат приспособить моего секретаря выращивать им уэллины. А чтоб никуда не ушла, прикажут какому-нибудь белобрысому квартерону вылить на нее ушат своего знаменитого обаяния и…
Что будет после этого «и», принц обычно сказать не успевал, стискивал зубы и начинал тихо рычать. А последние лиги, оставшиеся до Зеленого дома, вообще не мог спокойно усидеть на месте, выглядывал в окно, хотя там еще царила предутренняя глухая пора, поправлял заранее напяленный праздничный колет королевских цветов и кружева на рукавах белоснежной рубашки.
И заранее сообщил, что он не намерен останавливаться у особняка, принадлежащего королевскому роду, а напрямик направится в лес.
Бенгальд только сокрушенно вздыхал, у него уже лежало в кармане послание, тайком врученное на одной из остановок Гарстеном, одним из четверых сопровождающих, что еще мчались по пятам за летевшей мимо городов и деревень каретой. И в этом послании были для старшего принца совершенно четкие указания, ослушаться которых он не мог, хотя и не был с ними полностью согласен.