К середине вечера артиллеристы набрались и вздумали сыграть в шахматы с автоматом, стоявшим в углу. При этом все они уже были в том состоянии, что и шашки попадали бы из рук.
Механизм представлял собой полированный ящик, крышка которого была украшена фигурой деревянного турка в чалме с длинным пером. Его заводили медным ключом, и он двигал руками, переставляя фигуры. Это диво возили в турне по Европе, развлекались им при дворе, пытались испытать умение самого императора. Но Бонапарт вчистую продул механической игрушке. Впрочем, как и другие партнеры. У турка никто никогда не выигрывал!
Артиллеристы обсели аппарат и выпихнули вперед Жубера – о, он, конечно, умел играть и в шахматы! При этом они хлопали по полированной коробке. Отвешивали ей пинки, когда она, по их мнению, заедала. И очень возмущались, когда турок смахивал с доски съеденные фигуры.
Наконец кукла сожрала ферзя и поставила белым шах и мат. Сама она играла черными. Пешки и ладьи посыпались на пол. Вышел почтенный служитель, чтобы собрать их и поставить на место. Но артиллеристы не позволили ему. Они галдели и оспаривали результаты. Как будто машина могла ошибиться или быть пристрастна!
– Вы жулики! – орал Жубер. – Отдайте мои деньги!
Бенкендорф заметил, что капитан вовсе не положил франки в щель на деревянном боку аппарата. Но происходящее его до крайности развлекало.
– Там внутри человек! – бросил полковник.
– Точно! Точно! – друзья Жубера уже пыхтели и толкали машину. – Проткнем ящик саблями и посмотрим, кто там сидит!
Клинки со звоном выскочили из ножен. Темляки замелькали в воздухе.
– Э! Э! Ребята! Мы не в цирке! – Александр Христофорович встал между артиллеристами и машиной. – Это не ящик Пандоры, и вы не фокусники. Тот, кто там сидит, будет убит.
– И что? – резонно возразили ему.
– Вы не вернете деньги, – Бенкендорф сказал первое же, что пришло ему в голову. Но слова подействовали. – Давайте взломаем крышку и посмотрим на этого субъекта.
Вояки вскрыли крышку, поддев ее теми же саблями, и, пыхтя от натуги, сняли с короба. Внутри оказалась масса маленьких зеркал, под разными углами показывавших доску для игры. А на дне сидел скрюченный, как личинка, человечек, к пальцам которого была привязана дюжина веревочек, управлявших руками турка.
Он был карлик и горбун с невероятно бледным, точно осыпанным мукой, лицом. Щурил глаза, непривычные к свету, и страшно боялся грозной пьяной гомонящей толпы артиллеристов.
– Вылезай, приятель! Доигрался! – Жубер схватил карлика в охапку и вытащил на свет Божий.
– Кто вы? – Бенкендорф помог человечку устроиться на стуле. Ноги того не доходили до полу, и он болтал ими в воздухе, как пятилетний ребенок.
– Мое имя Ля Бурне, я гроссмейстер, – сообщил «турок». – Но теперь не заработать. Правда, при Директории было еще хуже. Не говоря о революции. Вот я и… – Он взмахнул ручками. – А что? Хорошо платят. И я, знаете, не проиграл ни одной партии.
– Если вы отдадите этим славным людям монеты, которые другие простаки сегодня опустили в ящик, думаю, они отпустят вас.
Карлик немедленно полез в карман и безропотно отсчитал артиллеристам двадцать франков.
– Теперь поговорите со мной.
Гроссмейстер задрыгал ногами, всем своим видом показывая нежелание, но Бенкендорф взял его за шиворот и вынес на открытую веранду, где посадил на пустой стол.
– Слушайте меня, – строго сказал он. – Эти честные вояки разойдутся по домам и завтра все забудут. А вот я могу вас погубить, если расскажу об этом маленьком обмане, – полковник указал рукой на ящик, вокруг которого все еще толпились артиллеристы. – Никаких заработков больше не будет. У вас редкое ремесло. Непросто найти ему применение.
– Чего вы хотите? – выдавил из себя карлик.
– Я тоже готов забыть сегодняшнее происшествие, если вы мне поможете. Сюда будет приходить человек, вы его, конечно, не увидите. Но он подаст сигнал. – Александр Христофорович несколько раз стукнул по столешнице и повторил дробь, чтобы его собеседник хорошо запомнил. – Затем он опустит в щель ящика бумажку с цифрами. Ее вы отдадите другому посетителю, который постучит так же.
– И все?
– Все. Кроме детали: для меня вы будете снимать копии с этих бумажек.
Карлик помолчал, затем с усилием кивнул.
– Вижу, мы договорились.
На другой день вечером Бенкендорф остановил Нессельроде в коридоре посольства и подозвал к окну.
– Я нашел для вас способ обмениваться посланиями с Талейраном.
Молодой секретарь поднял брови и даже повернулся к собеседнику боком, чтобы лучше его рассмотреть. Слишком близко посаженные глаза, разделенные носом, не воспринимали изображение четко. В профиль Карл Васильевич напоминал попугая в очках, очень важного своей ученостью и ни на минуту не терявшего чувства собственного достоинства.
– А если кто-то похитит бумаги и они попадут в руки Фуше?
– Шифруйте лучше, – Бенкендорф делал вид, что происходящее его больше не интересует.
– И вы подарите мне эту возможность просто так?
– Ведь вы же навели меня на след Жорж. Услуга за услугу.
Нессельроде ему не поверил. Но предложение было заманчивым. Куда заманчивее любого варианта, который до сих пор вертел в голове сам Рыбий Глаз.
«Оскорбление, нанесенное женщине, ее лично не касается, а непосредственно падает на ее естественного защитника»
«Дуэльный кодекс»
Наутро Бенкендорф встретился с Понятовским у Нового Моста. Едва рассвело, и холодок заметно пробирал противников, когда они скинули мундиры, оставшись в одних рубашках.
Юзеф имел все шансы понравиться своему врагу, ибо был хорошо воспитан, учтив и принадлежал к тому же кругу, что и сам Александр Христофорович. Его приятное лицо не выражало ни ненависти, ни озлобления. Только сосредоточенность. Со своей стороны, Бенкендорф после недавних подвигов вызывал у противника что угодно, только не желание драться.
Но сабли застучали, и неприятели от одного их звука пришли в азарт. Точно очнулись. Удары сыпались с частотой, но без остервенения. Каждый старался нащупать слабое место визави. Но долго не мог.
Юзеф говорил правду о боевом опыте. В отличие от кузена, он учился превращать людей в трупы не на паркете фехтовального зала. А потому сейчас не торопился, не наскакивал, сдерживая природный темперамент. Только проверял: это как? А это?
Бенкендорф отвечал достойно, но с досадой должен был признать, что поляк ведет. Полковник постарался насесть решительнее. И открылся. Не в том смысле, что подставил под удар незащищенную грудь или плечи. Просто пару раз споткнулся на ровном месте. Только из-за того, что последние дни были сырыми и колени, простуженные под Эйлау, вновь крутило.
Юзеф сразу почувствовал чужую слабость. Врага следовало измотать, а потом вывести с пологого склона на место покруче. Там от усталости русский мог запнуться, зацепиться сапогом за камень или бугорок. И полететь на землю.
Тогда бой был бы кончен, ибо Понятовский не имел причин щадить противника. Родственники измучили его требованиями решить дело. Соблазнителя следовало покарать. Яну вернуть мужу. Еще раз подтвердить право на первенство среди склочных, беспокойных семейств. И наконец заняться службой. От которой его отвлекали на все лады!
Но противник разгадал тактику и понял, что его шанс – в быстроте. Чем раньше он выведет врага из строя, тем здоровее будет сам. Он энергично заработал саблей, наступая на упорного, неторопливого Юзефа. Тот не поддавался.
Сражаясь, они все ближе подходили к воде. Вступили в нее. Чавкающий звук ила, проминаемого ногами, сопровождал каждый выпад, каждую попытку атаковать.
Понятовский не возражал. Именно здесь подводные коряги и липкая трава могли стать для Бенкендорфа смертельными. Шаг, еще шаг. Вот они уже вошли по пояс. Вот подались обратно к берегу. Никуда не годится, если над водой останутся только руки!
До сих пор никто еще никого не ранил. Как в зале, на тренировке. Но эта экзерциционность была обманчива. Полковник отступил, пятясь, и в какой-то сажени от берега споткнулся. Он всплеснул руками и со всего размаху сел в воду у самой кромки камней.
Удар неминуемо должен был последовать сверху. Бенкендорф вскинул саблю, стараясь хотя бы отклонить движение вражеского клинка. Но его не было. Полковник поднял глаза и с ужасом не увидел Понятовского прямо над собой. Где он? Если за спиной…
Но шум впереди, резкие взмахи рук и удары по воде ясно говорили, где противник. Наступая, Юзеф шагнул в вымоину. Только что он стоял по пояс и вдруг оказался накрыт с головой. Такое случается при песчаном дне. Ил закончился, и дальше волной размыло большущую дыру.
Бенкендорф не сразу понял, почему его враг не выныривает. Может, там трава и он запутался? Голова Юзефа несколько раз показалась над поверхностью. И по выражению панического ужаса на лице поляка полковник догадался, что тот не умеет плавать.
Отшвырнув свою саблю, Александр Христофорович подался вперед.
– Бросайте оружие! Бросайте, я вам говорю!
Бенкендорф нырнул. С клинком или без клинка, Понятовский шел на дно. Полковник подхватил его под мышки и толкнул наверх. Потом еще раз, и на неглубокое место. Ему удалось выпихнуть Юзефа из ямы. Теперь цыпленку по колено!
Поляк наглотался воды, но, к счастью, не потерял сознание. Он стоял на четвереньках и кашлял, при каждом выдохе выплевывая не меньше кружки.
– Э, граф, пойдемте-ка лучше на берег. – Бенкендорф снова подхватил врага под руки. – Видно, Богу сегодня не нужна ни ваша, ни моя смерть.
Противники сели на песок. Сапоги обоих продолжали оставаться в воде, и не было сил их вытянуть.
– Вы не умеете плавать? – полковник не знал, как поделикатнее выразить свое удивление.
– У нас считают, это крестьянская забава. Для быдла. Настоящий сармат должен ездить на лошади.
Александр Христофорович выловил саблю «настоящего сармата» и вернул ее владельцу.