– А император?
– Он не будет пачкаться. Все на наш страх и риск. При тебе контракты. На них и опирайся в полиции.
Ему было страшно говорить такие слова. Стыдно покидать ее перед лицом угрозы. Лучше бы их схватили вместе! Он, по крайней мере, смог бы считать себя мужчиной.
Карета на мгновение остановилась. Полковник отвязал жеребца и вскочил в седло. Куда деваться? Где прятаться? Наверное, сработал инстинкт, говоривший, что в военном лагере, даже учебном, всегда легче затеряться, чем среди деревень, где любой зевака расскажет полиции, куда поскакал чужак.
Это была одна из тех счастливых минут, когда Провидение само берет своих любимцев за плечо и поворачивает, куда надо. Шурка понесся в сторону белых дымов и очень скоро увидел батарею, выкаченную на стрельбы. А подскакав ближе, услышал среди грохота знакомый крикливый голос, весьма четко отдававший команды.
– Жубер! Капитан Жубер! Вот так встреча!
Маленький тулузец не сразу понял, кто перед ним. Но, стоило пороху рассеяться, он повис на узде у коня своего приятеля.
– Граф! Бывает же! Что вы делаете у Нанси? Я думал, вы в Париже!
Бенкендорфа обступили артиллеристы. Многие лица он знал со времен кафе «Режанс».
– А помните, как вы этого турка? Он ведь нам золота отсыпал! Вот обманщик! Так как вы тут?
– За мной гонятся жандармы, – честно сказал полковник. – Ваше право сдать меня им.
Он вытянул вперед руки, показывая полную покорность: мол, вяжите, чего уж там.
На лице Жубера появилось сердитое выражение. Военные не любят полиции.
– А что вы сделали?
– Я украл возлюбленную, – признался Шурка.
– О-го-го! – послышались вокруг возгласы одобрения. Если бы он украл курицу или барана, его бы осудили и вручили властям.
– И она согласилась поехать в ваши, как это, ну где много снега? Небось от мужа сбежала?
– От директора театра.
– Актриса?! – возгласы стали еще веселее.
– Вас мы, конечно, не выдадим, – в раздумье протянул Жубер.
– Но она скачет в карете и уже миновала мост! – взмолился Бенкендорф. – Ее догонят!
Капитан почесал за ухом.
– Господа, пушки к дороге! – скомандовал он. – Разве мы не французы? Поможем моему другу похитить женщину!
Его приказа только ждали.
– Залп над переправой! Выше голов этих молодцов! – распорядился капитан. – Если спросят: случайное ядро. Промашка. – Жубер уже повернулся к приятелю. – Счастливец! Я всегда знал, что вы – парень не промах. Женитесь?
– Не знаю, – вздохнул Александр Христофорович.
– По крайней мере, не говорите ей об этом сразу.
Полковник обещал.
Артиллеристы развернули пушки, и, когда жандармы оказались на мосту, прогремел залп. Кони блюстителей закона закружились на месте. Иные, перемахнув перила, соскочили в воду и теперь боролись с течением. Словом, отряд был расстроен и не собрался бы около часа.
– Еще один! Для порядка, – скомандовал Жубер. – Пусть думают, что мы можем разрушить мост.
– Вам достанется? – спросил Бенкендорф у бравого капитана.
– Не сильно. Разве я виноват, что наводчики косорукие и косоглазые?
Они отправились в палатку Жубера пропустить по стаканчику, и только в темноте полковник снова выбрался на дорогу. Его жеребец переступал осторожно, неся не слишком-то трезвого хозяина. А, найдя подходящий куст, ветки которого можно было общипывать всю ночь, почел за благо уронить седока на землю.
Холодное утро вернуло Бенкендорфа к действительности. Он вспомнил, что простился с Жорж, и стал совершенно несчастен. Весенняя дорога до Парижа не развлекла и не утешила его.
В посольстве уже ждал вызов в полицию. И негодующий граф Толстой сообщил, что чиновник по особым поручениям наведывался несколько раз.
– Вечно у вас, Александр Христофорович, все с помпой! Умыкнули бы даму тихо…
Но оба понимали, что тихо нельзя, – не устраивает высочайших заказчиков.
Глава 9. Долги чести
«Уважайте власть, потому что власть дается от Бога. Мое правительство не шуточка».
Наполеон Бонапарт.
Бенкендорф принял ванну, оделся в чистое, как перед сражением, и с лицом еще более помятым, чем обычно, сел ждать явления порученца. Самому, что ли, тащиться в полицию – изображать кролика перед удавом?
Александр Христофорович дождался. Его сопроводили. Толпа бежала по бокам, громко крича:
– Вот! Похититель Жорж!
Полковнику было интересно увидеть Фуше. Но прежде, чем он предстал перед грозным министром, его часа два мурыжили два прытких малых с замашками трибунальных крыс.
Шурка все отрицал.
«Какая Жорж? Моя любовница? Ну, она не одна…» Смущенный кашель. «Сбежала? Куда? Не знаете? А я почему должен знать?» Наигранное возмущение. «Вы в своем уме, господа? Я дипломат! Докажите сначала мою причастность!»
Он знал, что на него ничего нет. К нему не применят силу. Не посмеют. Могут хоть год ходить вокруг с самыми угрожающими лицами. Пытать будете? Вспомнили времена Консьержери? Почуяли кровь роялиста? Ан, подберите языки! Зубы обломаете.
Бурная злость овладела Бенкендорфом сразу после напускной наивности. Но, когда и она сменилась скукой, вдруг объявили о приходе самого.
Жозеф Фуше напоминал мумию. Его лицо с сухой, пергаменной кожей, ввалившимися щеками, сабельными ударами морщин, с тонкими, словно втянутыми внутрь, губами оживлялось, только когда набрякшие веки поднимались и глаза, на которых, казалось, минуту назад лежало по серебряному экю, вцеплялись в собеседника. Впрочем, можно ли было назвать глазами ожившие кусочки слизи?
– Итак, молодой человек, вы все отрицаете?
Голос этого человека, слабый, как дуновение ветра, заставил полковника помимо воли содрогнуться. Везет ему как утопленнику!
Но везет тем, кто везет. А Фуше сам запрягся в государственную телегу и волок ее без ропота. Спартанец и скряга, он ненавидел мотовство, сомнительные прогулки по барышням, игру, разврат. Хотя сам позволял себе иной раз расслабиться. Но к другим был строг. И русский адъютант явно не принадлежал к числу тех, кому этот благонамеренный кровосос стал бы сочувствовать. Эх, молодо-зелено, сами такими были… Не были! Служили республике. Убивали на улицах. Кормили семью.
– Я не намерен вам угрожать.
Так всегда начинают, когда хотят продемонстрировать железную деву или испанские сапоги.
– Хотите посетить с экскурсией Консьержери?
– Мне больше по вкусу Музей Наполеона. Там богатая египетская коллекция.
– Любите египтян? – хмыкнул Фуше. – Я тоже. Но мы говорим не о древности. Где наша принцесса Манадана?
– Не могу знать. Но, судя по времени, уже в Лиле.
Бенкендорф вильнул, пытаясь напомнить министру полиции, что и тот – участник интриги. Штука не прошла.
– С какой стати ей быть в Лиле, если она бежит в Мюнхен? Вас видели у Нанси.
– Меня? – полковник чуть не рассмеялся. – Я сутки пил у своего приятеля переводчика Гагарина. Он подтвердит.
– О, в вашем посольстве все подтвердят! Не сомневаюсь. Но скажите мне, вы беседовали с Талейраном?
– Имел счастье встретить великого человека в салоне баронессы Лаваль.
– Великого человека? – губы Фуше саркастически скривились.
– Я говорю что-то смешное? – Шурка хорошо умел разыгрывать спесь, хотя сроду ее не испытывал. – Послушайте, меня уже два часа здесь держат! На каком основании?
– Без всякого основания, – просто ответил Фуше. – И продержат столько, сколько мне нужно, – он сделал паузу, позволяя полковнику осознать сказанное. – Мне, в сущности, дела нет до вашей актрисы. Расскажите все, что вам говорил Талейран, и я вас отпущу.
– Не помню, – честно признался Бенкендорф. – Разве можно удержать в голове поток его афоризмов? Он думает быстрее, чем я фехтую, – теперь полковник прикинулся недалеким воякой.
Но министр полиции снова не поверил ему. Или просто нуждался в сведениях о сопернике. Такой удобный случай подставить проклятого аристократа!
– Я почти уверен, что граф Перигор ведет с вашим посольством тайные переговоры.
«Почему он не схватил Нессельроде?»
– Если бы удалось поймать вас с Жорж, я предоставил бы императору доказательства. Но у нас в руках вы. Имена! Мне нужны имена!
Бенкендорфу стало ясно, что министр полиции, собрав сведения об обеих интригах, объединил их в одну. «Проклятье! С каким наслаждением он сейчас выдал бы ему Карла!» Глупость положения состояла в том, что Александр Христофорович должен был защищать ненавистного ему секретаря и молчать государевой службы ради.
– Вижу, вы надеетесь избежать наказания, уповая на дипломатический статус, – сухо сказал Фуше. – Это ложное умозаключение. Вы можете пропасть, затеряться в Париже, ведь ходите по самым злачным местам.
Шурка улыбнулся министру, как родному.
– Вы прислали за мной чиновника в посольство. И меня вели по городу чуть не под конвоем.
Фуше метнул яростный взгляд на подручных следователей. Видать, те перекланялись.
– Все надо уточнять лично! – ворчливо бросил он. – Вы не могли захватить его в пригороде? На дороге из Нанси?
Порученцы замялись. Они стали ленивы, давно не ловили мышей.
– Вы устали. Вас препроводят в камеру.
– Меня препроводят домой! – дерзко бросил полковник. – Уверен, что наш посол уже…
– Вот, пока он будет заявлять свои ноты, мы с вами и побеседуем.
«Бойтесь первого движения души. Оно всегда самое благородное и самое бескорыстное».
Толстой действительно поднял на ноги все ведомство Талейрана. Вломиться в русское посольство – такого дипломатический этикет еще не знал! Заодно переполошили Сен-Жерменское предместье, где мадам Рекамье метала громы и молнии на голову беззаконников вроде Фуше. Даже спокойный Сен-Клу негодовал. Фрейлины обсуждали арест потенциального любовника. Можно лишить женщину невинности, но не надо лишать ее развлечений.
Молчали только маршалы, затаившись и втянув головы в плечи, ведь полковник знал кое-что такое, о чем не стоило доносить Бонапарту, а Фуше мог выбить показания…