Личный враг Геринга — страница 11 из 44

Взлетели. Даже Бес в кромешной темноте ориентировался с трудом. По тому, как пилот нашел новое место дислокации и посадил самолет, чувствовалось, что работал настоящий профессионал. Он повернулся к пассажиру и спросил:

– Похоже, нас не ждали. Что дальше?

– Сейчас, – Бессонов сбросил лямки парашюта и спрыгнул на землю.

– Сейчас не получится… Пятнадцать минут, – крикнул пилот и провел ребром ладони себе по горлу.

«Должен же кто-то отреагировать, – думал Бес, вглядываясь в кромешную темень. – Кажется, огонек…»

Вдруг из темноты послышался сонный окрик:

– Стой, кто идет! Пароль!

– Свои. Я – Бес.

– Здравия желаю, товарищ командир. Положим, это не пароль, но стрелять не буду. Что надо?

«Как повезло, что на посту стоял кто-то из полковых», – подумал Бессонов. Поэтому ответил без лукавства:

– Где можно увидеть Александру Васильевну?

– Шурку? Она спит давно… Вон видите огонек? Там их блиндаж. Вы за ней, что ли?

– За ней… за ней, – повторил Бессонов и поспешил в указанном направлении. На ходу стал придумывать, что сказать…

Зашел в блиндаж. На столе коптит лампадка из гильзы. Четверо нар… На них не очень одетые и по причине жары не очень укрытые четыре женщины. Он старался не смотреть и, скорее, не узнал, а почувствовал, где она. Подошел, взял осторожно за руку. Она вздрогнула и открыла глаза.

– Ты?!

– Я, Саша, я…

Она обвила руками его шею и осыпала лицо горячими поцелуями.

– Как? Откуда? – зашептала она.

– Я на минутку. Пролетом…

Женщины проснулись, прикрылись простынями и с нескрываемым любопытством уставились на Шурку и ее гостя.

– Выйдем, – смущенно предложил Бессонов.

– Я сейчас, – ответила девушка, хватая юбку и гимнастерку.

– Да мы и не слушаем… Больно надо, – вслед выходящим разочарованно пробубнили соседки.

– Меня прикомандировали на завод. Летчиком-испытателем. Полетели со мной…

Лицо Шурки застыло, улыбка погасла.

– Не гони лошадей, Пал Григорьевич, – вдруг очень официально ответила она. – Как ты себе это представляешь? Если в темноте не видишь, у меня на лацканах петлицы. И, главное, в каком качестве?

– Жены, – неожиданно для себя самого выпалил Бессонов.

– Пэпэже? – уже холодно поинтересовалась она.

– Что это?

– Походно-полевая жена, – разъяснила для непонятливых Александра.

– Зачем вы… ты так? Я имею честь предложить вам… тебе руку и сердце.

Он замолчал. Молчала и она. Он всматривался в ее лицо и пытался угадать ее мысли.

– Ты даже не сказал, любишь ли…

– Зачем слова? Для меня воздух пропал, солнце погасло, когда вы… ты уехала. Люблю больше жизни и прошу быть моей женой.

– Умеешь ты, Паша, выбирать время… Знай, люб ты мне. Пойду за тобой, куда скажешь, но только после победы. Не сердись, не могу я строить свое персональное счастье, когда столько горя вокруг. Слышу, мотор тарахтит, ждут тебя, пойдем, любимый, провожу.

У самолета она еще раз поцеловала Беса и, как заклятье, проговорила:

– Только попробуй мне погибнуть!

– Оно стоило того? – прокричал летчик, пока Бес мостился на свое место.

– Стоило, брат, стоило… И знай, я – твой должник.

Утро Бес встречал на заводском аэродроме, где с небольшими перерывами провел три месяца.

* * *

Первое, что поразило в Саратове, – это масштабы завода. Огромные, просто циклопические цеха. Несмотря на следы недавних бомбардировок и раннее утро, жизнь там кипела. Сновали люди, дымили трубы, где-то ухал молот, визжали металлорежущие станки, летели искры сварки и, о чудо, из огромных ворот группа рабочих выкатывала блестящий, свежевыкрашенный «Як».

Засмотревшись на самолет, Бессонов обратил внимание на рабочих. Почему такие мелкие? Господи, да это же дети! Точнее, подростки. И даже из кабины торчала голова пацана лет шестнадцати. Звонким, но уже ломающимся голосом он командовал маленьким отрядом тяни-толкаев. И это была не игра, а работа.

Что еще поразило Беса, так это обилие платков среди рабочих. Такое впечатление, что он попал на ткацкое предприятие. Независимо от пола и возраста у всех на плече противогазная сумка.

– Извини, товарищ Бессонов, но мне надо доложить о выполнении задания…

Только сейчас Бес вспомнил о пилоте, который тактично мялся у хвоста самолета и ждал, пока тот обратит на него внимание. Наконец рассмотрел. Русоволосый, коренастый крепыш лет тридцати был одет в коричневую летную куртку, синие бриджи и блестящие хромовые сапоги, голенища которых по особому шику смяты в гармошку.

– Простите. Меня зовут Павел Григорьевич. А вас? – Бес протянул руку.

– Я Федор. Позывной – «Птаха». – Рукопожатие у этого пернатого – как в тисках побывал.

– Хороший позывной. Я – «Бес».

– Логично. А меня мужики пожалели.

– Почему?

– Потому, что фамилия – Курочкин.

Бес невольно представил производные от такой фамилии и не смог сдержать улыбку.

– Спасибо тебе, Федор, прости, отчество не запомнил…

– А я и не говорил. Просто Федор. Слушай, Бес, мы с тобой никуда не залетали, а то мне шкуру снимут и на барабан натянут. Лады?

– Могила…

– Тихо, кажется, наш командир идет…

В такой же как у «Птахи» куртке, только в брюках навыпуск и ботинках к ним подошел молодой подтянутый офицер возрастом на вид не больше двадцати семи. Из-под фуражки вился есенинский кудрявый чуб. Представился:

– Подполковник Вишневский Александр Александрович.

– Рядовой Бессонов Павел Григорьевич.

– Наслышан, рад видеть в нашем дурдоме…

– Простите…

– Скоро поймете. Соломонычу – это директор завода – сдохни, а дай план, а Струбцине – вроде вы знакомы – план побоку, не дай боже рекламации… Приемка – чтоб в комплекте и прикручено… А как оно полетит, в ответе – мы. Вот испытатели и крайние: то забраковали, тем недовольны, это не пустили на сборку.

– Так общее же дело.

– Дело-то общее, а ответственность персональная! Так, теперь о важном: завод прифронтовой, рабочие на казарменном положении, мы тоже. Где разместиться, покажет Федор. Конечно, выход в город не закрыт, но нежелателен. Питание в столовой, вещевой и денежный аттестат в отделе кадров. Даю два часа. Потом в гнезде познакомлю с остальными.

– Каком «гнезде»?

– Федор покажет. Это бабы наш штаб так прозвали, типа «соколы в гнезде»…

* * *

Остальных оказалось трое. Два летчика – два капитана и инженер по испытаниям. Приняли радушно и очень уважительно. Кто им напел про него, Бес не знал, но, судя по вопросам, они были в курсе и «утюжка», и первых вылетов, и даже «школы чертей» с его выпускными экзаменами. Во время рукопожатия при знакомстве каждый счел своим долгом это коротко выразить:

– Добро пожаловать…

– Рад знакомству…

– Горжусь, что довелось…

Ворвался возбужденный Вишневский.

– Хлопцы, у меня радостная весть, – Сан Саныч сделал многозначительную паузу. – Завод награжден орденом Ленина! Левин в двенадцать часов собирает митинг и приказал нам пройти на бреющем.

– Ура! – запели дуэтом капитаны.

– Пал Григорьевич, а вы могли бы небольшой показ сделать – «бочку», пару виражей?..

– С удовольствием. Только хотел бы предварительно опробовать самолет в воздухе.

– Это можно. Пошли. Заодно и с механиками познакомитесь.

Ангар с самолетами располагался метрах в двухстах. В нем четыре новеньких «Яка», судя по следу от выхлопных газов, уже облетанных.

Подошли механики, одного из которых можно было назвать «дедом», а троих других «внучатами». Ребятам было лет по пятнадцать-семнадцать.

Бесу достался Сашка Косых, конопатый брюнет с впалыми щеками и голубыми глазами, которыми он, не стесняясь, снизу вверх рассматривал своего летчика. Взгляд равнодушно скользнул по стоптанным сапогам, выцветшей гимнастерке и лишь на мгновение задержался на «Отваге»… Ничего не сказал, но по глазам было видно – не впечатлен. У других – летчики как летчики, офицеры, в шикарной форме и наград втрое против этого… Бес все понял и решил сразу расставить все точки над «i»:

– Извини, Александр, если не оправдал надежд… Пойдем знакомиться с «яшкой».

Через десять минут мнение Косых дало первую трещину. Его летчик не выполнил ритуальное похлопывание по фюзеляжу и крылу. Он сделал полный круг вокруг самолета и проверил все, что можно проверить без разборки. Все лючки, защелки, шины, зазоры, винт. Попросил стремянку и заглянул в двигатель, потрогал все детали и узлы именно в той последовательности, как их учил Афанасий Петрович, их начальник и по совместительству наставник. В кабине самостоятельно подогнал сиденье, потрогал рычаг управления, ручку подачи газа, аккуратно потрогал педали.

– Сколько топлива?

– Полбака, – с готовностью доложил Сашка.

– Почему боезапаса нет?

– Не положено…

– Нужен приказ, Пал Григорьевич, – подал голос наблюдавший за происходящим Вишневский.

– Сан Саныч, я – человек новый, ваших правил не знаю, но без боекомплекта не полечу. Не вы ли мне про прифронтовой завод рассказывали? Не думаю, что для вас будет сложно организовать нужный приказ.

Пацаны переглянулись, так с их начальником еще никто не разговаривал. Сашка набрался смелости и спросил подполковника:

– Нам на склад, за боеприпасами?

– Дуйте… А я пока подготовлю приказ.

* * *

Первого взлета Беса никто не видел. Он отошел от города километров на пятьдесят на запад, там опробовал самолет во всех режимах, прокрутил элементы высшего пилотажа. Это, конечно, не цирковой биплан, на котором он срывал аплодисменты на воздушных шоу во многих странах, но самолет весьма послушный и маневренный. Во время репетиции Бессонов не терял из вида горизонта и не опасался, а жаждал увидеть в воздухе вражеский самолет. А лучше несколько. Не срослось.

Сел. Позвал Сашку и стал поправлять некоторые регулировки. Подошел Вишневский.

– Мы на взлет. Наш проход строго в 12.16. Ты начинаешь работать через тридцать секунд. Покажи им, Бес…