– Вы тут посидите, поговорите, я сейчас, – и моментально исчезла.
– Ты не представляешь, как она тебя ждала. Каждый день прибегала: «Когда?» Можно подумать, я самый знающий…
– Я тоже дни считал… Ты мне скажи, как полк, пацаны?
На лицо Хренова набежала тень:
– …Лукин, Нестеренко, Мухамедов… Это из стариков. Молодых ты не знаешь… На последнем налете двух моих механиков накрыло… Жалко – не то слово. Каждый раз как щипцами из сердца по куску выдирают. Надолго к нам?
– Через неделю приказано быть!
– За неделю мы тут много чего можем наворотить! Кажется, командир сел… К нам заруливает. Пошли встретим.
Когда самолет замер и винт остановился, Хренов запрыгнул на крыло, открыл фонарь и помог летчику расстегнуть лямки парашюта. Спрыгнул командир, огляделся, увидел Бессонова:
– Иди сюда, дорогой Бес, не представляешь, как рад тебя видеть…
– Взаимно, товарищ командир.
Обнялись.
– Поздравляю, Пал Григорьевич, и со званием, и орденом.
– Моей заслуги здесь немного. Там директор – настоящая глыба, мужик – и шкуру спустит, если что не так, но и поблагодарить никогда не забудет.
– Говорил с ним вчера… Он меня поразил, если честно.
– Чем?
– Мог попугать, через начальство надавить, а он: «Знаю, не удержите, поэтому прошу – берегите!» Это он про тебя. Ценит…
– Раз так, я в полном вашем распоряжении.
– К себе не зову, тебя есть кому приютить и накормить, а завтра жду на постановку задачи.
Командир оглянулся на самолет, вокруг которого крутились трое механиков, заправляющих машину и загружающих боеприпасы. Бросалась в глаза, с одной стороны, молодость, с другой – слаженность, с которой они работали. Хренов поймал взгляд друга и сказал:
– Что, нравится? Это Смыслов по твоей методе «чертей гоняет…»
– Так это летчики?
– А ты думал кто? Смыслов – толковый… Лично четыре «мессера» завалил… Не знаю, получится ли научить в воздухе, но на земле он даже тебя превзошел. Ты только обещал, а он заставил самого борзого картошку чистить. Кстати, из твоего выпуска ни один, слава богу, не сбит… Тьфу-тьфу!
Когда Бессонов с Хреновым заглянули в землянку, их ждал празднично накрытый стол и удивительно красивая Александра. На ней было мирное невесомое платье, туфельки, и вся она светилась счастьем. Старшина словно нарвался на невидимую стену:
– Забыл! Я сейчас, – и исчез.
И больше в этот вечер не появился…
Битва за Сталинград достигла апогея. Передовые части фашистов вышли на Волгу. В самом городе завладели набережной. Геббельс предупредил о важном правительственном сообщении, намекая на скорое объявление о взятии города Сталина, достижении стратегической цели и великой победе немецкого оружия. Фашистами в битву с марша бросались резервы, штрафные роты и даже тыловые подразделения. Все было поставлено на карту…
Полк прикрывал бомбардировщиков и штурмовиков, которые еще на подходе сильно прореживали резервы гитлеровцев. «Ильюшины» и «петляковы» выкладывались полностью, искренне благодарили истребителей и уходили на загрузку. Они – молодцы, а Бес не находил удовлетворения. Как раненый зверь метался он по аэродрому до очередного вылета.
Наконец выпала задача прикрыть переправу через Волгу десантников Родимцева. Бесу доверили «чертей». Его четверке удалось перехватить двенадцать «юнкерсов» на подходе к переправе. Все, что накопилось в нем за последние несколько месяцев, Бес выплеснул в эти четырнадцать минут боя. Сквозь сплошную стену огня он прорывался к бомбардировщикам и карал… карал… Три задымили и рухнули на землю. Строй рассыпался… Начали сбрасывать бомбы куда попало и разворачиваться назад. Но ушли не все. «Черти» догнали и завалили еще двоих.
– Бес, «фоккеры» слева!
– Мыло, гоните «лаптежников», а мы потанцуем с прикрытием!
Однако те неожиданно развернулись и ушли вслед за бомбардировщиками.
Только сейчас Бес увидел, что перегрел двигатель, топливо почти на нуле, и почувствовал жжение в правом бедре. Не успел сообразить, как ведомый предупредил:
– Бес, за тобой шлейф. Похоже, бак сифонит…
– Понял. «Черти», домой!
Винт остановился, когда он еще не коснулся взлетной полосы. Прибежали няньки, вручную отбуксировали до капонира. Пока толкали, Хренов уже был на крыле и расстегивал ему парашют.
– Что это у тебя? – он показал на пятно крови.
– Тихо… Царапина…
С трудом вылез из кабины, зажимая бедро сзади пилоткой, но уединиться не успел. Александра уже стояла рядом.
– Я слышала… Я тебя сейчас убью… – заглянула за спину. – Зацепило?
– Слегка… Извини…
– Иди в землянку, я сейчас.
Появилась не одна, а с подругой из санроты.
– Чего стоишь, снимай штаны!
– Я бы предпочел, сударыня, эту команду услышать наедине…
– На живот! Галя, сделай, как ты умеешь, чтобы у этого умника отпала охота острить.
И Галя сделала. Она залезла своими кривыми щипцами в рану, зацепила, хотя и не с первого раза, и вытащила на свет божий осколок, потом смыла кровь и, не жалея, плеснула на рану йоду… Если бы не подушка, вой Беса было бы слышно далеко за пределами аэродрома.
Пока Александра перевязывала, подруга набирала в шприц подозрительную жижу.
– Может, не надо, – в голосе Беса юмор не просматривался даже в микроскоп.
– Шура, наш бесстрашный ас боится уколов…
– Впори ему, – кровожадно попросила любимая женщина.
Не успел Бессонов надеть штаны, как в землянку ввалился командир полка.
– Девочки, вы все? – он покосился на инквизиторш.
Те с явной неохотой вышли вон, бросив через плечо:
– Можно было и «спасибо» сказать…
Командир сразу взял быка за рога:
– Пал Григорьевич, ты совсем страх потерял?! Двадцать пробоин! Чудо, что вообще дотянул…
– Товарищ майор, задачу выполнили…
– Бес, извини меня, но так нельзя. Смыслов рассказал, как ты лез на рожон. Ты же – недотрога! Механики говорили – «заговоренный», а тут двадцать дыр!
– Теряю квалификацию в тылу…
– Совесть ты теряешь… Я командующему слово дал, что прикрою.
– Извини, командир. Накипело…
– Так. Никаких полетов. Завтра же обратно на завод.
– Товарищ командир…
– Я сказал!
Ночью Федор уносил Беса на завод, а бойцы Родимцева штурмом взяли Мамаев курган…
Если ранение в Саратове кое-как удалось скрыть: ну, споткнулся, мало ли чего человек хромает, то боевые вылеты замолчать не получилось. Ладно бы «слетал»… «сбил»… Всеобщим достоянием стало все – невероятная безрассудность, изрешеченный самолет, посадка без топлива. Федор клялся, что ни словом не обмолвился, но уже после того как всему заводу стало известно про «жену», Бессонов не сомневался, откуда ветер дует. Сашка смотрел восхищенными глазами и был сама предупредительность. Вишневский без обиняков пожал руку и сказал, что завидует. Бес боялся разговора с директором. На вызов пошел как на Голгофу.
– Как слетали, Пал Григорьевич? – начал издалека Соломоныч.
– Без происшествий, товарищ генерал-майор, – осторожно ответил Бессонов.
– Наслышан… Вначале думал, выгоню к чертовой матери… Потом почитал последние донесения со Сталинграда и понял, что неправ. Вы единственный представитель завода в этот критический момент внесли свою лепту. За себя и всех нас. Может быть, это была та самая капля, которая перевесила чашу весов. Спасибо. Идите, работайте.
– Досталось? – участливо спросила секретарша, когда он вышел из кабинета.
– Пронесло. Спасибо за беспокойство, дорогая Софья Борисовна, – ответил Бес и захромал прочь.
И вновь каждодневная рутина – вылеты, разборы, устранения замечаний, предложения… Даже присвоение старшего лейтенанта прошло без помпы, а для многих и незаметно – на робе Бес ни петлиц, ни наград не носил.
Во время одного из таких рутинных вылетов случился налет на завод. «Юнкерсы» шли плотным строем, чуть выше – «фоккеры», еще выше – «мессеры». О приближении вражеской армады доложили заблаговременно, хотя неожиданно фрицы повернули на север.
– Воздушная тревога! Бес, срочно домой! – потребовал руководитель полетов.
– Не понял, – ответил испытатель и ринулся навстречу неизвестности.
– Я – «Вишня», прошу разрешения на взлет!
– Куда? В укрытие!
– Понял. Взлетаю, – ответил Вишневский, оторвался от бетонки и устремился вслед за Бесом.
Когда догнал, Бессонов как само собой разумеющееся приказал:
– Становись за мной и держись до последнего.
Первая атака пошла в лоб на «юнкерсы». Бес разнес кабину ведущего и нырнул вниз. Прикрытие не ожидало такой дерзости и на некоторое время потеряло русские истребители из виду. Бес заложил невероятный вираж, и вот они уже из нижней полусферы опять атакуют бомбардировщики.
– Вишня, мой левый, твой правый…
– Понял, Бес, атакую!
– ПКБэСНБэ!!! Молодец, Саня! Не лезь вверх, там ждут! За мной!
– Понял, Бес, понял… У меня на хвосте «фоккер»!
– Влево! Резко! Тяни! Хорошо… Отвалил… Еще раз снизу… Твой правый! Молодец, Саня! ПКБэСНБэ!
– Отворачивают «лаптежники»… Уходят, Бес!
– Вижу… Спокойно… Сейчас «желтоносые» сверху свалятся… За мной!
Чиркая буквально по крышам и лавируя между трубами, Бес нырнул в русло Волги. Вишня висел за ним как приклеенный. Пара «мессеров» шла следом, но атака сверху уже не грозила, а на виражах внизу «Яку» равных не было. Несколько очередей прошли в стороне, оставив фонтаны брызг на глади воды. Поняв тщетность усилий или израсходовав топливо, фрицы отвалили и, резко набрав высоту, пошли на запад. Набрали высоту и испытатели. Сделали круг над заводом. Следов бомбежки не видно.
Сели. Громкоговорители повторяли: «Отбой воздушной тревоги».
На стоянке пацаны-технари с изумлением наблюдали, как их грозный начальник подполковник Вишневский что-то докладывал Бессонову. Только приблизившись, разобрали кое-что из разговора:
– …не. Это вам, Сан Саныч, спасибо. Прикрытая спина в таком бою дорого стоит.