– Ваш прием не отменен, просто откладывается.
– Как надолго? – поинтересовался Павел.
– Ждите…
В это время к ним подошел нарком иностранных дел:
– Товарищ Бессонов?
– Так точно…
– Следуйте за мной.
Небольшая делегация в составе наркома Молотова, двух гражданских, Бессонова и Шурки начала свое пешее путешествие по коридорам и лестницам Кремля. Видя, как тяжело дается Бессонову пешая прогулка, нарком находил повод остановиться, показать что-то «пиджакам» и рассказать им на английском языке. В конце концов они оказались в великолепном зале, богато украшенном позолотой и роскошными барельефами, где на стенах висели мраморные плиты с выбитыми именами героев. Небольшое возвышение в центре с маленькой трибуной и несколько рядов стульев напротив. Молотов показал на них. Присели.
Нарком прокашлялся и заговорил:
– Товарищ Сталин обещал президенту Соединенных Штатов господину Рузвельту и премьер-министру Великобритании господину Черчиллю представить сегодня летчика, героически защитившего их подданных в конвое PQ-18. Товарищ Сталин сожалеет, что обстоятельства не позволили ему сделать это лично, и поручил это сделать мне. Господа послы, перед вами старший лейтенант Бессонов Павел Григорьевич, тот самый ас. Прошу любить и жаловать. Позвольте предоставить слово господину Арчибальду Кларк Керр, послу Великобритании.
Один из гражданских встал, поклонился присутствующим и с достоинством подошел к микрофону. В руках у него была небольшая коробка и папка, раскрыв которую он на довольно хорошем русском зачитал:
– От имени Ее Величества Елизаветы Второй, Божией милостью Королевы Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и иных своих царств и владений имею честь вручить высший орден Королевских ВВС крест «За выдающиеся летные заслуги» старшему лейтенанту ВВС господину Бессонову Павлу Григорьевичу.
Бес смутился, но, подталкиваемый локтем Шурки, встал и выслушал все до конца. Подходить не пришлось, посол сам подошел, на ходу достал орден и пристегнул на грудь летчика. Бес первый раз нарушил наказ Васильева:
– Служу России!
Керр еще что-то добавил скороговоркой на английском. Бес понял, что тот искренне восхищен подвигом и гордится возможностью лично пожать руку.
Американский посол мистер Стэндли сделал, по сути, то же, но повел себя совсем по-другому. Этот снобизм окружал Павла с детства, и он презирал его носителей всей душой. Боролся как мог, принося с улицы в дом слова и выражения, абсолютно неприемлемые для светских салонов. Американец, цедя через губу, подробно рассказал, какую огромную, прямо-таки решающую помощь оказывает правительство Соединенных Штатов воюющей России. Не менее подробно про Медаль Почета, ее историю и какая это выдающаяся честь – быть награжденным ею. Ведь ею награждают за «исключительнейшие заслуги и героические подвиги». Бесу страшно захотелось послать его вместе с его медалью, но взгляд упал на наркома: тот легким жестом открытой ладони пригасил пыл летчика.
Второй раз отделаться «службой России» не получилось и пришлось выйти к трибуне.
– Передайте, пожалуйста, искреннюю благодарность руководителям ваших стран за высокую оценку моего скромного ратного труда и за ту помощь, которую вы оказываете нашей стране в такое тяжелое время. И еще передайте, что для защиты ваших сограждан сегодня миллионы советских людей ежедневно, ежечасно и ежеминутно на фронте и в тылу совершают великий подвиг, жертвуя всем, что у них есть, ради нашей общей победы.
По лицу наркома, по его взгляду на послов было видно, какое удовлетворение он получил от этих слов.
– Павел Григорьевич, спасибо. Коротко и самую суть, – Молотов взял Бессонова за руку и отвел в сторону. – Послы просят о небольшом фуршете и интервью для их журналистов.
– Буду безмерно благодарен, если поможете мне этого избежать, товарищ Молотов.
– Вас что-то смущает?
– Что хотел, я сказал. Если честно, не верю ни единому их слову. Не терплю фальши, боюсь сорвусь. Да и голова с непривычки разболелась. Простите.
Вячеслав Михайлович был дипломатом с большой буквы – два раза ему объяснять не пришлось.
– С вами жена?
– Да. И по совместительству – мой ангел-хранитель, моя трижды спасительница. Александра Васильевна…
Молотов подошел к Шуре, взял за руку и так, чтобы услышали все присутствующие, обратился к ней:
– Дорогая Александра Васильевна, благодарю за то, что вы доставили из госпиталя, – на последнем слове он сделал ударение и взглядом убедился, что дошло до всех, – нашего героя и дали возможность пообщаться с ним. Прошу, верните его врачам и проследите за полным выздоровлением.
После чего галантно поцеловал даме ручку… Послам ничего не оставалось, как повторить процедуру за ним и распрощаться с Бесом.
Когда сели в машину и вспомнили этот эпизод, Бессонов воскликнул:
– Шура, они же представляют свои страны! Считай, Англия и Америка тебе руку целовали!
– Вот еду и думаю, где бы помыть…
– Василий, скажи, дорогой, а нет ли по нашему пути приличного ресторана? – повернулся Павел к Тормунову.
– Не положено, – буркнул малоразговорчивый водила.
– Вась, не будь занудой… Ты же слышал, мы только руки помыть… Нам что – через забор в самоволку лазить?
– Есть один, коммерческий. Дорогой – жуть.
– На чай, думаю, хватит, – Бессонов достал из кармана тот самый пухлый конверт.
Василий притормозил у здания с неприметной вывеской «У кота». Спустились в полуподвал. Сумрак, прямо – буфет, слева гардероб и туалеты, справа небольшой, но довольно уютный зал. Пахнет вкусно. Людей немного, точнее, кроме них, всего трое. Вертлявый официант появился из ниоткуда, с блокнотиком в руке и полотенцем на предплечье: «Чего изволите?» Товарищ старший лейтенант в тот вечер изволил все вкусное, что было в меню, бутылочку вина для дамы и лафитник «Столичной» для себя. Правда, предварительно попросил отнести в машину, что у входа, большой бутерброд с ветчиной и бутылку лимонада.
Не «Максим», конечно, но готовят прилично. Бессонов молча налил Шуре в фужер шампанского, себе в рюмку водки. Встал.
– Милая моя Саша. Безмерно рад, что впервые со дня нашего знакомства могу сам угостить тебя. Конечно, это ничто по сравнению с тем, что ты сделала для меня, но поверь, это только начало. За тебя, моя любовь.
Александре были бесконечно приятны слова, но какой-то злыдень-надзиратель внутри пищал: «А ему можно? Голова потом не поедет?» Увидев, что Павел только пригубил водку, успокоилась и, немного стесняясь обилия ножей и вилок, принялась за еду. Чуть погодя спросила:
– Паша, не хочешь обмыть награды?
– Обилие наград обесценивает их значимость. Мне «Отвага» как-то родней и ближе. Очень дорого досталась, достойна быть опущена в благородный напиток в соответствующей обстановке…
– По-моему, ты не прав. Тебе и эти награды не за шарканье ножкой по ковру вручили. Англичане, по-моему, искренне.
– Вот и ты заметила фальшь… Не верю я нашим союзникам.
– Почему?
– Потому, что знаю изнутри… Оставим этот разговор. Такое впечатление, что мистер Стэндли сидит за этим столом. Я его не приглашал. Давай за судьбу, удачу, божий промысел, который свел нас на пыльной дороге…
Долго Павел с Александрой «уговаривали» свои напитки, смакуя блюда и ведя бесконечные разговоры. Совсем как в мирное время. Не знали они, да что они, даже Поскребышев не знал, что в этот самый момент в кабинете Сталина рождался замысел самой грандиозной операции за всю историю Второй мировой войны под названием «Уран». Им еще предстоит принять в ней самое непосредственное участие. А пока они наслаждались миром, тишиной и обществом друг друга.
Каждый день Александра открывала в своем возлюбленном что-то новое. Он оказался великолепным рассказчиком. Шура смеялась и плакала. Казалось, она знала каждый день его жизни и всех его близких. Причем он не только рассказывал, он изображал их в таких подробностях, что, встреть их завтра, Александра без труда узнала и нашла бы с ними общие темы для разговора.
Однажды Павел прочел стихи сестры и свой ответ ей тоже в стихотворной форме. Саша, любительница и знаток творчества Блока и Есенина, была поражена.
– И твоя сестра нигде не печатается?
– Что ты! Записывает в свои девичьи дневники и только.
– А у тебя, случайно, нет псевдонима?
В тот вечер Бессонов поразил ее больше всего. В госпиталь приехали пионеры и давали в палатах раненых импровизированный концерт. К Бесу зашли трое – аккордеонист, пионерка и совсем маленький мальчик без пионерского галстука. Девочка звонким голосом поблагодарила раненых воинов за храбрость и мужество, пожелала им скорейшего выздоровления и прочла стихотворение.
Шура следила за реакцией мужа и поразилась, с каким вниманием он слушал.
Потом слово взял маленький Иван Безымянный. Он не читал. Он запел «Вставай, страна огромная…» тонким, ясным и удивительно сильным голосом. Немного картавил, но это нисколько не портило песню. Павел смотрел на него как завороженный, закрыл рот рукой, а когда дошло до третьего куплета, встал и отвернулся к окну. Его плечи сотрясали беззвучные рыдания.
Шура быстро вручила артистам по шоколадке и выпроводила из палаты – не должны дети видеть, как плачут герои.
– Все, все… Успокойся, – она гладила бесстрашного Беса по спине. – Они ушли…
– Ты слышала? Нет, ты слышала? Разве можно что-то добавить или отнять? Какой гений заглянул мне в душу и выразил все в этой песне.
– Александров и Лебедев-Кумач.
– Поразительно… И эта фашистская мразь мечтает победить такой народ?!
«Неужели это тот несгибаемый и твердый как скала Бессонов, которого она знала и любила?» – думала Александра.
Однако это открытие лишь укрепило ее чувство.
Нет более благоприятного времени для зарождения и расцвета криминала, чем время смуты, общественных катаклизмов и угрозы оккупации. Когда в ноябре 1941 года передовые отряды фашистов в бинокль рассматривали центр Москвы, а из города полным ходом шла эвакуация, бандитизм расцвел пышным цветом.