Сиплый, он же Михайлов Петр Антонович, недавно вышедший из колонии, посчитал, что его час настал. Имел он на то и свой опыт, три ходки чего-то да стоили, и опытных воров в колонии он внимательно слушал.
– К нашим ногам ложится Москва, – втолковывал он своим подручным. – Пока новая власть разберется что к чему, мы должны свою долю получить. Только не зевай…
И они старались. Грабили магазины, склады, машины с эвакуируемыми, просто богато одетых прохожих. Даже на фоне тяжелейшей криминальной обстановки в столице они отличались наглостью и жестокостью. Стреляли, не задумываясь, не только в охрану, но и в тех, кто не хотел отдавать честно заработанного, и в случайных свидетелей. Сыщики МУРа валились с ног, но изворотливый и хитрый Сиплый всегда в последний момент успевал замести следы.
– Я заговоренный, в меня фарт влюбленный, – любил он говаривать подельникам.
И действительно, казалось, все, обложили, бежать некуда, но звериное чутье раз за разом выручало Сиплого. Сам уходил и бандитов своих спасал.
– Сегодня зайдем к «Коту», надо ему жирок спустить… – потом повернулся к недавно примкнувшему к банде дезертиру: – Борзый, еще раз предупреждаю, пока деньги и рыжье не собрал, шмалять не начинай.
– Я что, я ничего…
– Я предупредил. Пальцы поотрубаю…
Для Павла с Александрой тянулись бесконечные дни ожидания. Процедуры, лечебная физкультура, прогулки… Но чем крепче становился Бессонов физически, тем больше он тосковал нравственно. Его деятельная натура изнывала и требовала действий. Внешне никто не ограничивал их в свободе. Хотите спите, хотите гуляйте, но только до КПП. Если дальше – на машине. Что-нибудь надо – сейчас привезем. В ресторан? Закажите, что хотите, сейчас доставим… Этот ласковый арест давил морально и требовал выхода. Шурка спасалась тем, что обновила гардероб себе и мужу. Бес перешел к собственным тренировкам, совершал пробежки по парку, висел на перекладине и сверлил планету своим пальцем. Словом, готовился. После одной из таких тренировок Александра и затеяла этот разговор:
– Вижу, Паша, приходишь в норму. Готовишься к полетам?
– А как же, дорогая!
– Тогда ответь: твой последний полет у нас, когда ты изрешеченный еле вернулся, что это было? – Бес только вздохнул и ничего не сказал. Шура сама продолжила: – Неужели из-за того, что я не согласилась замуж?
– Мне никогда еще два раза подряд не отказывали…
– Дурачина мой любимый! Ты не представляешь, как мне хотелось и хочется быть с тобой. Даже не знаю, как рассказать…
– Говори, как есть…
– Мне, комсомолке, стыдно признаться, но я боюсь цыганки…
– Приехали…
– Помолчи. Схватила одна такая меня за руку на вокзале и понесла свое обычное: «Ручку позолоти… Всю правду скажу…». Ну, я руку вырвала, хотела послать, а она в кофту вцепилась, своими черными глазищами смотрит и говорит: «Не ходи за летчика, вдовой станешь…» Рассмеялась я тогда ей в лицо, а у самой свадьба через неделю и именно с летчиком. Никому ничего не сказала. С Колей, моим женихом, договорились: он утром на вылет, я в парикмахерскую, встречаемся в ЗАГСе. Так в свадебном платье и приехала в морг…
– Мне никто не рассказывал, прости.
– Да я сама тебе первому все рассказала. Я слишком тебя люблю, боюсь даже мысли – потерять.
– Черт с ним, с ЗАГСом. Мало ли что люди на бумаге пишут. Зайдем в храм, пусть батюшка благословит…
– Мне стыдно в церковь, – смутилась Александра.
– В цыганку верить не стыдно, а в Бога – стыдно? Впрочем, как хочешь, – словно вспомнив что-то важное, Бес заговорщически спросил: – А не посетить ли нам «Кота»?
– А почему бы и нет? – легко согласилась дама.
Все остальное – в жанре детектива. Отказ от ужина, уход на прогулку, незаметная дыра в дальнем углу парка – и вот они уже в заветном полуподвальчике. Такой же практически пустой зал. Пока официант сервировал стол и разливал вино по бокалам, Бес привычно смотрел на вход и зачем-то рылся в кармане. Неожиданно, как факир, достал коробочку и положил перед Александрой.
– Милая Саша. Три месяца я тебя зову своей женой, а у тебя даже колечка нет. Прими, пожалуйста, и носи просто как знак моей любви.
Бес надел колечко зардевшейся Шуре, потянулся к руке губами, но неожиданно отпрянул, схватил салфетку с колен и прикрыл ею что-то на столе.
– Всем сидеть! Руки на стол! – дурным голосом заорал ворвавшийся в зал огромный тип с «наганом» в руке. – Деньги, драгоценности на стол!
– Деньги, икру, коньяк в сумку, быстро! – орал другой, направив пистолет на буфетчицу.
Третий в надвинутой на самые глаза кепке ничего не орал. Он плотно закрыл входную дверь и, поводя пистолетом, контролировал гардеробщика и выход с кухни.
Бес показал первому налетчику чистые ладони и полез в карман. Достал двумя пальцами кошелек и бросил на стол.
– Я сказал – «драгоценности»! Скажи своей сучке, пусть снимет серьги и кольцо.
– Зря вы так сказали, – все тем же почти равнодушным голосом проговорил Бес.
В миг, когда рука бандита потянулась к Александре, скомкал салфетку и бросил ему в лицо. Тот инстинктивно отшатнулся, грянул выстрел – в лоб бандиту угодила пуля. Даже Шура не заметила, как в руке Павла оказался пистолет. Вслед за первым практически без паузы прозвучали еще два выстрела, и два других налетчика осели кулями там, где стояли. Замерший истуканом у стены официант сделал движение, но Павел предостерег:
– Стоять! – показал пистолетом на первого громилу и попросил: – В левом кармане пальто мой кошелек. Достаньте и возьмите себе, сколько мы должны.
Официант дрожащими руками стал ощупывать труп.
– И еще, дорогой. Если наши приметы появятся в милиции, я вернусь. Вы можете это доходчиво объяснить остальным сотрудникам?
– Да. Обязательно. Не беспокойтесь.
– Хорошо. Такой вечер испортили, сволочи. Пойдем, дорогая, здесь не прибрано.
Бес первым вышел на улицу. Огляделся. Только после этого позволил выйти Александре. К ней вернулся дар речи:
– Меня трясет… Что теперь будет, Паша?
– Сейчас пролезем в дырку и пойдем спать. Нас здесь не было, – он взял Александру за руку, повернул к себе и убежденно сказал: – Эти мерзавцы получили, что заслужили.
– Может, стоило остаться и рассказать.
– Кому? Впрочем, можем вернуться. Но есть хорошие люди, которых мы можем подставить.
– Кого?
– Василия, начальника местной охраны, особиста, начальника госпиталя, да мало ли кого еще, – чуть позже, когда они пролезли в дыру, добавил: – Мне самому это все омерзительно, но жизнь иногда не оставляет выбора – либо ты, либо тебя. И хватит об этом…
Утром в парке было на диво хорошо. Осень щедро делилась последним теплом. Золотая листва шуршала под ногами, светило солнышко, о чем-то спорили вороны. Тормунов нашел их на заветной скамейке в дальнем углу. Молча подошел, присел рядом.
– Есть хорошие новости, Вася? – спросила Александра.
– Смотря для кого, – неопределенно ответил водитель.
– Для нас, конечно, для кого же еще?
– Для бандитов Сиплого и его самого новости так себе…
– Какого Сиплого?
– Того, что у дверей стоял… Бандит в Москве знаменитый.
– Каких дверей? – вмешался Бессонов.
– Ну – дети малые! В ресторан захотели, я бы подстраховал, как в прошлый раз. Так нет, сами поперлись, а, не дай бог, что случилось бы!
– Василий, как вы узнали? – обреченно спросил Павел.
– Почитал сводку по городу. Сопоставил. На ужин не пришли. Надели цивильное и исчезли при помощи дыры, известной последней кухарке госпиталя. Ресторан знают только этот, сам познакомил. Пули и гильзы от «ТТ». В лечебный корпус вернулись через двадцать минут после стрельбы… Продолжить?
– Достаточно.
– Вот и я говорю – достаточно.
– Простите, Василий. Больше не повторится.
Тот снисходительно посмотрел, как смотрит учитель на нашкодивших школьников, и спросил:
– Хотите знать, почему до сих пор вас следователи не допрашивают?
– Конечно, – легко согласилась Александра.
– Неделю назад Сиплый их оперативника зарезал. Двое других – рецидивисты с биографией. Не на один вышак заработали. Поэтому они благодарны снайперу.
– Какому снайперу? – уже не удержался Бессонов.
– Да вам, Пал Григорьевич. Три выстрела – два в лоб, один в глаз. Вот они и нарекли стрелка снайпером.
– Что они знают про снайперов! «В глаз» для меня – промах.
– Не понял?
– С места по неподвижной цели вам и школяр попадет. У вас монета есть?
– Да. Вот гривенник…
– Можете подбросить. Невысоко.
Василий, оглядевшись вокруг, подбросил монету. Бес успел выхватить пистолет и выстрелил. Монета на землю не упала. Зато довольно быстро прибежала охрана.
– Все нормально. Случайно товарищ забыл поставить на предохранитель, – сказал Василий, продолжая с изумлением смотреть на больного. – Вы что, в монету попали?!
– Хотите повторить?
– Спасибо, достаточно. Нас учили скоротечным огневым контактам выдающиеся мастера. Но такого даже они не показывали. Вашу оперативку надо бы дополнить…
– Если бы дали «наган», как я просил, промаха бы не было, – почти с досадой сказал Павел.
– Может, поделитесь, в чем вы еще уникум?
– Рад бы, но пока это все. Могу только летать и немного стрелять…
– Не верьте ему, – вмешалась Александра. – Он уникален во всем, что делает. Можете мне поверить на слово.
Вызов пришел неожиданно. Когда они собирались на вечернюю прогулку, появился Тормунов. Дал время на сборы. Придирчиво осмотрел обоих и попросил Бессонова отдать ему на время пистолет.
Сталин работал на ближней даче. Несколько проверок по дороге и непосредственно на въезде. Приехали за полночь. Вошли. Простая, если не сказать спартанская обстановка. Хозяин встал из-за стола и поздоровался за руку сначала с Александрой, затем с Павлом. Очень внимательно осмотрел его с ног до головы. Задержался на лице и шраме.