– Это у вас при защите конвоя?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Как вы себя чувствуете?
– Благодарю. Отлично.
– Чаю хотите?
– Давайте я схожу, – Шура подорвалась со стула.
Сталин улыбнулся:
– Думаю, товарищ Поскребышев справится.
И действительно, буквально через минуту дверь распахнулась, и невысокая женщина в белоснежном фартуке внесла на блестящем подносе три стакана в массивных подстаканниках, сахар, несколько пиалок с сухариками и сухофруктами. Сталин положил трубку и помешал ложкой в стакане.
– Не буду мучить вас расспросами, только уточню: вы – дворянин, к нам прибыли из Франции через Тегеран?
– Так точно.
– Мама с сестрой остались там?
– Да.
– В первый же вылет сбили трех асов из личной эскадрильи Геринга – это правда?
– Так точно.
– Три «юнкерса» при защите переправы Родимцева через Волгу – это вы?
– Так точно.
– Четыре «юнкерса» и отбитый налет на Саратовский авиазавод – это вы?
– Частично…
– Но двенадцать торпедоносцев полностью ваши?
– Не считал. Наверное…
– Вы очень скромный человек, товарищ Бессонов. Каждый из подвигов, что я перечислил, заслуживает Героя. А последний позволил сохранить нам полярные конвои, хотя союзники уже были готовы их свернуть. Не представляете, что они сегодня значат для страны, – Сталин еще раз посмотрел на гостя. – А почему у вас только медаль и орден? А где, кстати, американская и английская награды?
– Иностранных не ношу. Только советские.
– Вы же советскую власть не любите.
– Власти нужна лояльность, а не любовь. Люблю же я Родину и вот эту женщину. Люблю маму с сестрой. За них и сражаюсь, товарищ Сталин. Награды, как и звания, для меня не самоцель. Как вижу, и для вас.
– Вы смелый человек. Я это уважаю. Тогда расскажите, чего вы хотите?
– Бить фашистов.
– Хорошо, товарищ Бессонов. Несправедливость мы поправим. Очень хорошо, что вы с женой. Будет с кем быстро посоветоваться. Вы готовы принять ваш родной истребительный полк?
– У нас блестящий командир полка майор Павлов.
– Сбит вчера… Живой, но лечиться будет долго.
Сталин закурил. Чай остыл. Шура молчала, но на взгляд Беса ответила кивком головы, что не осталось незамеченным со стороны хозяина кабинета. Значит, решение только за мужчиной. Так и должно быть в настоящей семье. Пауза затянулась. Бессонов встал и четко ответил:
– Я готов. Искренне благодарю за доверие. Две просьбы, если позволите.
– Говорите…
– У меня не завершены дела на заводе.
– Хорошо… Залетите в Саратов на один день.
– И второе, я – пилот. Я с земли руководить не умею.
– Научитесь. Летать будете в исключительных случаях. Не сомневаюсь, что вы справитесь, товарищ подполковник.
– Простите… старший лейтенант.
– Были… Приказы и предписания получите у Поскребышева. Задачи предстоят грандиозные. Мы на вас очень надеемся, товарищ Бессонов.
– Клянусь честью, не подведу.
– И в заключение нашего разговора, вы неправы, когда сказали, что мама с сестрой во Франции. Вот уже неделя как они в Швейцарии. Воюйте спокойно, товарищ Бессонов. Или уже можно Оболенский?
– После победы разберемся, товарищ Сталин. Еще раз благодарю за заботу и доверие.
…В машине почти всю дорогу никто не проронил ни слова. Перед самым госпиталем Бессонов спросил:
– Почему у Ивана такая странная фамилия – Безымянный?
Спрашивал он Александру, но ответил Василий, хотя вмешиваться в разговоры пассажиров для него было табу. Но пауза затянулась, и он решил помочь:
– Известная практика детдомов, Павел Григорьевич, когда привозят сирот, не знающих, как их зовут. Неизвестный, Непомнящий, Бесфамильный…
– Вы, Василий, могли бы узнать, где находится этот детдом?
– Завтра доложу.
В это время Шура крепко сжала руку Бессонову, постаралась заглянуть ему в глаза.
– Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Покажите документы, – строго сказала директор детского дома, куда Павел и Александра прибыли на следующее утро. Она была дама видная, уверенная в себе и напоминала тех кастелянш, которые готовы пышной грудью перекрыть дорогу любым проходимцам.
Повертела в руках красноармейские книжки, положила на край стола и строго, как своих подопечных, осмотрела сверху вниз, чуть наклонив голову набок. – И чего вы хотите, товарищ Бессонов?
– Простите, не знаю вашего имени-отчества…
– Громова Людмила Карловна.
– Очень приятно, – Бес галантно поклонился. – Людмила Карловна, мы прибыли к вам по вопросу усыновления вашего воспитанника Безымянного Ивана.
– Кто именно из вас будет усыновителем?
– Мы оба.
– Я по документам не заметила, что вы «оба» имеете на это право. Военные, фамилии разные, отметки о браке отсутствуют… А проживаете вы, кстати, где?
«Попались, – подумал Павел. – Не рассказывать же ей про дом в Марселе».
– В Саратове, в общежитии авиационного завода, – нашлась Шура.
– Допустим… А Иван согласен?
– Представляете, уважаемая Людмила Карловна, каково бы было мальчику, если бы он согласился, а вы отказали. И потом, мы очень рассчитываем на вашу помощь, – сказал Бессонов.
– Что сразу думаете о мальчике, это хорошо, – подобрела директор. – Но я должна быть уверена, что ему с вами будет лучше. Здесь он одет, накормлен, под присмотром и в относительной безопасности. Существуют формальности, которые я обязана соблюдать.
– Какие?
– Например, я вижу вас первый раз. Показали бы характеристики с места работы…
Шура встала, подошла к Павлу и попросила его подождать за дверью. Потом взяла стул, решительно подвинула его вплотную к директору.
Бессонов не слышал разговора, но по блеску в глазах Александры понял, что разговор будет еще тот. Он закрыл дверь в кабинет, отошел к окну, прижался коленями к едва теплым батареям и стал рассматривать двор, по которому ветер гонял первую поземку.
За спиной послышались шаги, и он увидел небольшой отряд ребят, которые под руководством пожилой нянечки шествовали по коридору, взявшись за руки. Последним шел Иван. Воспоминания об их первой встрече нахлынули волной, спазмы сдавили горло.
– Ваня! – буквально просипел Павел, и весь строй как по команде замер. Нянечка тоже остановилась и с интересом посмотрела на военного. Тот присел, протянул руки к мальчику и неожиданно для самого себя сказал: – Иван, я за тобой.
– А вы кто? – робко спросил мальчуган, делая несмелый шаг навстречу.
– Я твой отец, неужели забыл?
Одним прыжком малыш бросился ему на шею и крепко обвил ее своими маленькими ручками.
– Папка! Папка! Я знал… Я говолил… Как же я ждал тебя…
Дети загалдели, нянечка поднесла платок к глазам. У Беса слезы буквально брызнули из глаз, Иван вытирал их и повторял:
– Не плачь… Я нашелся…
Эту картину из открытой двери директорского кабинета наблюдали две женщины, вышедшие на шум. Иван повернулся к ним и прокричал:
– Людмила Калловна, мой папка нашелся!
Та заметно смутилась:
– Я вижу, уважаемый Павел Григорьевич, вам моя помощь не нужна, – она посмотрела на нянечку и обратилась к строю: – Дети, проходим в класс. А вы, – взгляд на мужчин, – давайте в кабинет.
Иван так и не отпускал шею Бессонова, словно боялся снова потерять его. С трудом Павел поставил его на пол и повернул лицом к Александре.
– Вань, посмотри… Неужели не узнаешь?
– Мама? – робко спросил мальчик.
– Мама, мама, – подтвердил новоиспеченный отец.
Через мгновение уже Шура была зажата маленькими тисками.
Директор села на стул, выдержала паузу и строго сказала:
– Иван! Оказывается, никакой ты не Безымянный. Бессонов твоя фамилия. Запомни!
О том, что Бессонов без вести пропал во время испытательного полета где-то на севере, не обсудили только самые равнодушные. Таких было мало, потому как радость и горе делилось тогда между людьми поровну. Потом дошли смутные слухи о его подвиге. К горечи потери теперь примешалась гордость. «Да, наш… Нормальный мужик… Лично с ним ручкался…» Еще позже забрезжила надежда.
Слух о том, что он прилетел живой-здоровый вместе с женой и сыном и что они сейчас в «гнезде», разлетелся по заводу с быстротой молнии. Там уже собрались не только испытатели, инженеры и технари, но и женщины, и вездесущие пацаны.
Как вихрь ворвался Косых:
– Товарищ старший лейтенант, за время вашего отсутствия происшествий не случилось! А ваш самолет отправили на фронт, – виновато закончил он.
– Иди сюда, мой дорогой нянька, – протянул руки Бессонов, – дай обниму!
– Почему он нянька? Лазве бывают такие няньки? – стал шептать на ухо матери Ваня.
Павел подвел Косых к сыну и представил:
– Знакомьтесь, это мой механик, для самолета – нянька, Александр Косых, а это мой сын – Иван Бессонов.
Таких представлений было много. Очень много. Все с любопытством рассматривали жену и сына, с удовольствием представлялись, трясли руки и совали пацану все, чем были богаты. Шура с Иваном были ошарашены радушием, с каким встретили Павла на заводе. А народ все шел, в «гнезде» не протолкнуться. Некоторые через открытую дверь вытягивали голову, чтобы просто увидеть и убедиться, что это он, их героический Бес.
– Пустите, я тоже хочу… – вместе с Вишневским в дверь протиснулся директор завода. – Ну, здравствуй, дорогой Павел Григорьевич, с возвращением тебя! – он крепко обнял Беса, похлопал по спине, потом резко отстранился: – А это кто с тобой?
– Это моя семья, Израиль Соломонович, жена Александра и сын Иван.
– Безмерно рад. И вижу, что не один я. Пока поговорите здесь, а в обед ко мне. Непременно все вместе. Сан Саныч, вы отвечаете.
И так же быстро, как появился, директор исчез.
Только сейчас у Беса появилась возможность пообщаться с Вишневским:
– Здравия желаю, товарищ командир.
– Здравствуй, дорогой Павел Григорьевич. Спасибо, что вернулся. Как же я рад!