Снова объятия, похлопывания по спине, да с такой силой, словно собирались вытрясти друг из друга душу. Однако находились и те, кто даже в такой момент пытались протиснуться и привлечь к себе внимание. Вишневский оглянулся и скомандовал:
– Эй, на берегу! Хватай мешки, вокзал отходит! Остались только летчики, всем остальным – спасибо и до новых встреч!
Народ с неохотой стал освобождать помещение. Однако светлая радость все-таки сияла в глазах у каждого, а на устах не смолкало: «Вчера наши вломили фрицам под Сталинградом, а сегодня Бес вернулся! Во поперло!»
Павел позвал Косых:
– Саша, возьми Ивана, покажи ему самолет… В общем, введи в курс дела…
– Есть, товарищ старший лейтенант.
Когда за ними закрылась дверь, все молча расселись за большим столом, как привыкли при разборе полетов, и вопросительно уставились на Бессонова. Было прохладно, куртки никто не снимал. Вишневский кратко начал:
– Ну и…
Павел глянул на Шуру и попросил:
– Дорогая, достань из чемодана, что мы приготовили, – потом окинул взглядом присутствующих: – Прежде чем докладывать, я должен представиться. Коля, принеси, пожалуйста, кружки.
Через минуту бутылка «Арарата», бутерброды с колбасой и кружки стояли на столе. Разлили. Бес вынул из кармана три «шпалы» и опустил их в свою кружку:
– Командир истребительного авиационного полка подполковник Бессонов, представляюсь по случаю назначения на должность и получения воинского звания.
Выпил, достал зубами знаки из кружки, вновь положил в карман. В помещении воцарилась тишина. Гробовая. Первым пришел в себя Вишневский:
– Ну ты, Бес, даешь!
– Попрошу выпить и наполнить вновь, – спокойно продолжил Павел. Когда все выполнили команду, встал и, глядя на Шуру, сказал: – А этот тост за мою спасительницу и мою жену Александру. Прошу любить и жаловать!
Выпил первым, подошел, поцеловал жене руку и сел рядом. Пока остальные опрокидывали кружки и заедали бутербродами, продолжил:
– А теперь собственно доклад. Испытывал баки при встрече конвоя союзников в Заполярье. Когда увидели торпедоносцы, оказалось, что у меня одного топливо только и осталось. Пока валил их при подходе к кораблям, повредили бак. Пришлось садиться на воду. Удовольствие, скажу вам, ниже среднего. Кстати, я все думал, в чем дело, и, кажется, нашел ошибку.
– Ну и…
– Нельзя отстегиваться заранее. Тогда бы и голову не разбил, и сознание не потерял, и успел бы вылезти из кабины, пока самолет тонул. Только…
– Что только?
– Испытывать надо все же где потеплей…
Летчики заулыбались.
– Заметили? Бес в своем репертуаре: ни слова про сбитые – сами попадали, – прокомментировал Вишневский.
– Помог немного, Сан Саныч, врать не буду, – добродушно согласился Павел. – Ну, а дальше расспрашивайте Александру. Как она меня нашла и с того света вытащила.
Взгляды присутствующих устремились на скромно сидящую Шуру.
– Вы были на даче у Сталина? – удивился директор Левин во время обеда.
– Буквально позавчера, – подтвердила Александра. – Он угостил нас чаем и лично дал разрешение на сутки залететь на завод.
– Как он?
– Здоров, энергичен и очень внимателен…
– На меня он произвел очень сильное впечатление, – вступил в разговор Бессонов. – Решая задачи планетарного масштаба, он видит проблемы обычного человека и участвует в них. Удивительно. И еще – он говорит гораздо меньше, чем знает.
– Мне это знакомо, – улыбнулся Левин. – Вы кушайте, не стесняйтесь. Теперь скажите на милость, зачем вам понадобился этот день?
– Вернуть долги, – ответил Бессонов. – Да и не попрощаться с моей стороны было бы невежливо.
– Мы бы поняли – война!
– Извините, кроме всего прочего, есть еще просьба, Израиль Соломонович.
– Говорите, Павел Григорьевич.
– Мы с Александрой познакомились на фронте и с радостью вернулись бы туда. Но вчера у нас появился сын – Иван. Он уже побывал под бомбежками, потерял родных и память. Во второй раз рисковать им с нашей стороны было бы нехорошо. В глубокий тыл не поедет жена. Отсюда просьба – не найдется ли у вас работы?
– Можно было и не объяснять, я все понимаю. Ответ такой – с удовольствием! Во-первых, мне каждая пара рук – до зарезу. А во-вторых, это значит, что вы, Павел Григорьевич, не забудете дорожку к нам, а это дорогого стоит. Можете мне поверить на слово.
– Спасибо, от души. Мы вас не подведем.
– Не сомневаюсь и вашу просьбу воспринимаю как подарок. Поэтому и завод для вас кое-что приготовил. Пройдемте…
Пока шли по коридорам заводоуправления, все, кто попадался навстречу, не только приветствовали, но и старались подойти и поздороваться с Бессоновым за руку. На что директор заметил:
– Уважают вас люди, Пал Григорьевич…
Спустились на территорию, прошли к одному из ангаров. Двое рабочих распахнули ворота. Внутри несколько новеньких «Яков», один из которых накрыт перкалем, сшитым из нескольких парашютов.
– Помогите, Сан Саныч, – обратился Левин к Вишневскому.
Тот потянул за шнурок, и перкаль плавно стек на бетонный пол. Взору открылся новейший «Як», на фюзеляже которого красовалась эмблема с изображением черта, который молнией поражал самолет со свастикой. Что-то неуловимое в выражении его лица или морды походило на… Бессонова.
– А похож, – сказал Вишневский.
Шура тихонечко захихикала. Но Бес не слушал, он уже был на крыле, отбросил фонарь и руками шарил по тумблерам, рычагам и флажкам. Радостно повернулся к директору:
– Спасибо, дорогой Израиль Соломонович. Не поверите, но до сих пор у меня не было своего, в смысле закрепленного за мной борта. Все кого-то подменял или новые обкатывал!
– Теперь есть. «Як-1 Б»! Это лучшее, что мы когда-либо делали. По вашему заказу: двигатель почти на двести лошадей мощнее. Вместо ШКАСа – «Утес»! Берегите друг друга.
– Я его облетал, но до ума, Пал Григорьевич, доведешь сам. Новый мотор – чудо! Все твои предложения – здесь. Даже те, что в серию еще не пошли. Эмблема – подарок от нашего художника.
– У меня сердце колотится – хочется опробовать…
– Это уже без меня, – сказал Левин. – Я с удовольствием переговорю с Александрой Васильевной тет-а-тет. Кстати, а где Иван?
– Изучает завод…
– Это – дело. Надеюсь, и ему найдется работа по силам.
Именно в этот момент в ангар заявились Сашка Косых и Иван Бессонов. По тому, как хлопцы общались между собой, можно было подумать, что друганы они старинные. По росту, правда, сильно различались, но в авиации оба уже доки.
– Посмотли, какой, – ахнул Иван, увидев именной самолет.
– Это твоего бати… Задаст он на нем фрицам, – объяснял Косых, не замечая окружающих.
– ПКБэСНБэ! – вдруг громко выдал Иван.
Окружающие переглянулись. Косых смутился. Бес заметно покраснел. Зато директор решил воспользоваться моментом:
– Вань, что такое ты сказал?
– Сынок, молчать! – неожиданно подал команду Павел Григорьевич. – Это тайна, никому не говори, особенно маме…
Часть 2
Зима на Волге еще не наступила. Истребители наглухо прикованы к земле. После затяжных осенних дождей земля превратилась в малопроходимое болото, насыпная взлетная полоса набрала влаги и не держала «Яки» при посадке. Взлететь и сесть можно было только в течение пары часов под утро, когда за ночь хоть немного подмораживало.
Бессонов прибыл в полк, когда еще толком не рассвело. За ним сели еще три «Яка», которые яркими пятнами выделялись на фоне пожухлой, местами заметенной поземкой травы. «Надо передать на завод, чтобы изменили цвет краски», – подумал экс-испытатель, откинул фонарь и огляделся вокруг. Заранее о прилете не предупреждал, запросил посадку лишь при подходе, поэтому отсутствие встречающих воспринял как должное.
Технари зашевелились первыми, подошли и сразу уставились на эмблему. Смеялись, цокали языками от восхищения. Только после этого обратили внимание на Бессонова, помогли снять парашют и скупо выразили радость:
– С прибытием, Пал Григорьевич…
Тот с удовольствием пожимал протянутые руки и через головы нянек кого-то искал. Нехороший холодок опустился вниз живота. Старшина Охрименко поймал взгляд и пробурчал:
– Нэ шукайте. Хрэнов нэдилю из землянкы нэ выходыть.
– Заболел? Ранен?
– Да хто його знае… С глузду зьихав… Вважае сэбэ вынуватым, шо командыра збылы…
Подошли остальные прибывшие летчики. Посмотрели на растерянного Бессонова. Тот словно очнулся.
– Охрименко, вызови Руденко и организуй прием коней. Через полчаса за летчиками «этажерка» прилетит.
– Зробымо, Пал Грыгоровыч.
Охрименко Иван Богданович – прижимистый хохол был завскладом. Рыжий, конопатый сорокалетний хитрован относился к числу знаковых людей полка, на которых этот полк, собственно, и держался. Носил не очень благозвучный позывной «Мародер». Когда Бессонов первый раз услышал и спросил – почему, получил удивленный ответ: «А кто же! Он же со своими подручными все сбитые и вынужденно севшие наши самолеты препарировал, снимал все более-менее целое и тащил в свое логово. Чистый мародер». Зато у Охрименко было все! Это он почти все самолеты полка оснастил рациями, у него можно было выпросить любую запчасть. Отдавал иногда за бутылку, чаще просто за спасибо, но только обязательно после проверки необходимости и выслушивания неизменного причитания:
– Як що трэба, то Иван Богдановыч, а колы ни, то «Мародэр»!
Наконец от штаба торопливо подошли несколько человек, впереди замполит и Мелешко. Было видно, что они не совсем понимают, как себя вести. Одно дело – Бес вернулся, и совсем другое – прибыл новый командир полка. Очевидно, вспомнив устав, Мелешко сделал шаг вперед:
– Товарищ подполковник, здравия желаю. Исполняющий обязанности командира полка капитан Мелешко.
– Игорь Семенович, если не ошибаюсь? Рад вас видеть.
Бессонов улыбнулся и протянул руку.
– Заместитель командира по политической части майор…