– Простите, не помню имя-отчества, – Бессонов тоже пожал руку. Потом все же спросил: – Погодите, разве не комиссар?
– Андрей Семенович меня зовут. А комиссаров уже две недели как нет, есть замполиты и полное единоначалие.
– Нет так нет. Что еще плохого у нас в полку?
– Почему «еще»? – удивился замполит.
– Полоса раскисла, полк сидит, Хренов чудит, Павлов травмирован… Кстати, как он?
– Повредил позвоночник. Пока не встает, но руки-ноги чувствует. Врачи говорят, месяца через три будет танцевать, – доложил Мелешко.
– Добро. Игорь Семенович, через час соберите заместителей, комэсков и начальников служб, – потом повернулся к замполиту: – А вы, Андрей Семенович, организуйте завтрак для моих попутчиков. Я пока навещу болезного.
– Ходил я к нему, – проговорил замполит, – по-моему, без толку.
– Я все же, с вашего разрешения, попробую, – ответил Бес.
В прокуренной землянке Хренова стоял сумрак и приторный запах давно не проветриваемого помещения. Хозяин лежал на спине и дымил папиросой. Бессонов не стал закрывать за собой дверь. На столе тарелка, хлеб, стакан киселя. Все не тронуто. Банка из-под тушенки набита окурками. Хренов, небритый и похудевший, равнодушно скользнул взглядом:
– Ты, что ли, Бес?
– Я, Алексей Михайлович. Здорово.
– Здоровей видали…
– Не думал, что все так грустно… Оторви задницу, встань, давай по-человечески поздороваемся.
– Отстань… Не до тебя.
– Ну, не хочешь по-дружески, черт с тобой. – Бессонов рявкнул так, что было слышно на всю техзону: – Старшина Хренов! Встать! Смирно!
Старшина поднялся, уставился на Беса, как будто первый раз его увидел.
– Ты чего?
– Раз на то пошло, не «ты», а «вы». С командиром полка разговариваете, товарищ старшина. Извольте соответствовать.
Взгляд старшины прояснился, появилась осмысленность и даже удивление. Руки сами потянулись и застегнули верхнюю пуговицу на гимнастерке. Бессонов не стал затягивать паузу и продолжил напор:
– Почему самолетом командира полка занимается банда Охрименко, а не закрепленный за ним старший механик полка старшина Хренов?! Пока вы здесь прохлаждаетесь, они там, гляди, чего и открутят.
Бессонов даже представить себе не мог, какой сильный аргумент он привел. Два старшины, два лютых друга давно соперничали в техзоне за лидерство, никогда не упускали возможность уесть друг друга. Говорят, и кличка «Мародер» – дело рук, точнее языка, Хренова. Однако была одна договоренность – никогда не пересекать границ зон влияния. Охрименко у боевых самолетов – это конец, чума, последний день Помпеи! Хренов схватил телогрейку, надел шапку и как ужаленный ломанулся к выходу. Бессонов остановил:
– Стоять! – Старшина замер. Бес притянул его к себе, обнял и похлопал по спине: – Ожил, чертяка. Другое дело. Дуй, разбирайся, а вечером поговорим. Не возражаешь?
– Никак нет! – Хренов опустил голову. – Прости, Павел Григорьевич, сам не понимаю, что со мной.
– С тобой, думаю, все нормально. Проветрись и подумай, что, как и почему. Без эмоций. Чисто технически. Прорвемся, брат.
– Ты правда – командир?
– Пока одно название. Думал, ты мне поможешь им стать.
– Тебе поможешь… Я чуть не оглох, когда ты тут рявкнул.
– Это я специально в лечебных целях. Дурное дело – нехитрое. – Бессонов внимательно заглянул в глаза друга. – Иди посмотри, какой мне подарок на заводе сделали. А я пошел полк принимать…
Выйдя из землянки, Бессонов направился в штаб, а Хренов – рысцой на стоянку самолетов, где его с радостью и удивлением приветствовали техники.
– И что будем делать? – спросил Бессонов после привычных докладов заместителей и начальников служб. – Комендант, что с полосой? Надеюсь, не собираетесь ждать морозов.
Поднялся грузный майор, на петлицах эмблема инженерных войск.
– Нам бы каток… Заявку я подал, но никакого ответа.
– И не будет. Отсутствие отлива – наша недоработка и наша забота. Нам ее и решать. Точнее вам. Не мне, летчику, учить вас восстанавливать полосу. Засыпайте бочки щебнем, приваривайте оглобли и катайте, хоть трактором, хоть вручную. Даю сутки. Держать истребительный полк на земле – это преступление. А у каждого преступления есть конкретные виновные. Понимаете? Свободны. Руденко…
– Я, товарищ командир, – помпотех поднялся.
– Поставьте задачу закамуфлировать самолеты. Чай, не на парад прибыли. Краска есть?
– Найдется.
– И еще. Отправьте Маро… простите, Охрименко прошерстить ближайшие колхозы. Они чем-то силос трамбуют. Может, что и осталось.
Вышел и Руденко. Вслед за ним конкретные и понятные задачи получили остальные. Нельзя сказать, что полк спал до появления Бессонова, но буквально в течение нескольких часов жизнь опять забурлила. Когда в помещении остался один Мелешко, Бессонов подсел к нему вплотную и попросил:
– Расскажите, Игорь Семенович, подробно про ваш последний вылет с командиром.
– Меня уже допрашивали…
– Мне как летчику, пожалуйста. Я не прокурор.
– Мы с командиром на рекогносцировку вылетели. А тут пара «мессеров»… Вышли им в хвост, на гашетку, пушка гавкнула и быстро до железки, а ШКАСы молчат. Ну, раньше бывало – пулемет клинит, а тут у двоих сразу… Уходить, но куда там! Командира зацепили, он на вынужденную… Как мог, не дал добить… Хотел таранить, фриц отклонился… А потом за мной… Еле отвертелся… Вызвал пару для прикрытия командира.
– Что с пулеметами?
– Разобрали. Патрон в патроннике, накол гильзы есть, а пуля на месте. Перезарядили. Остальная очередь ушла, только гай зашумел… Со вторым пулеметом такая же история.
– Вы этот патрон сохранили?
– А то! Берегу. Да вот он, – Мелешко достал из кармана патрон.
Бессонов повертел в руке. Патрон как патрон. Внимательно осмотрел маркировку на гильзе. Потряс над ухом.
– А второй?
– Не знаю, я один взял на память.
– Позвольте, оставлю пока себе?
– Какие вопросы, командир!
– Вопросы такие. Не видел на совещании Мыртова. Где он?
– Он уже в дивизии, а замену пока не прислали.
– Никогда бы раньше не подумал, что скажу такое. Он мне нужен.
– Можем связаться по телефону.
– Пока рано… Расследование проводили? Материалы у кого?
– Все у начальника штаба. Мутно и непонятно до такой степени, что Хренов вон даже свихнулся. Волков на подозрении, но доказательств нет.
– А кто ваш нянька?
– Сержант Борзов.
– Давно с вами? Доверяете?
– Сереге? Как себе. Полгода вместе…
– Игорь Семенович, между нами. Вот что нужно сделать…
Бессонов почти шепотом стал что-то втолковывать Мелешко.
Вошел замполит.
– Я извиняюсь, но командир пропустил завтрак, а сейчас уже время обеда.
– Спасибо за заботу, Андрей Семенович. Мы сейчас…
Однако «сейчас» не получилось. За замполитом пошли другие. Кто с докладом, кто с вопросом, кто с предложением. Летчики заходили просто поздороваться. Началась обычная полковая рутина. Только через час Бессонов попросил связать его с комдивом и доложил, что приступил к исполнению служебных обязанностей. Получил пожелания удачи и с головой погрузился в изучение документов, которые принес начальник штаба.
К вечеру землянка Хренова преобразилась. Проветрено, чисто, на постелях свежее белье, стол протерт – ни пылинки. Даже банка-пепельница куда-то пропала. Вместо нее стоял полевой телефон – командир батальона связи распорядился. Уютно потрескивает дровами самодельная буржуйка. Хозяин, подтянутый, чисто выбритый, с искренней радостью встретил командира.
– Алексей Михайлович, ты подумал, о чем я просил? К чему пришел? – начал разговор Бессонов, когда они сели друг напротив друга.
– Как ни крути, моя вина…
– Стоп! Я не о том. Режь меня на куски – не поверю, что это твоих рук дело. В худшем случае недосмотр. Вопрос, за кем? Кого ты не проконтролировал?
– Пал Григорьевич, ты же знаешь: к самолету и вооружению – только свои.
– Вот и вспомни, кто конкретно в тот день касался пулеметов?
– В том-то и дело, что в тот день никто. Командирский борт до того вылетал недели полторы назад. Обслужили, заправили, загрузили, и стоял он в готовности к взлету в любой момент. Тогда весь полк уходил, когда вернулись, в техзоне кого только не было – и свои, и летчики, и бойцы роты охраны помогали. Они, кстати, патроны и снаряды таскали со склада и ленты снаряжали.
Бессонов достал из кармана патрон и поставил на стол.
– Посмотри…
К его удивлению, Хренов вынул из своего кармана и поставил рядом точно такой же. Совпадал даже номер завода и партия.
– Откуда?
– Мародер ездил на место вынужденной посадки командира. Вынул из пулемета. Заходил, оставил… Я разбирать не стал, но и так понятно, что выхолощенный. Причем не кустарно, на коленке, а вполне профессионально.
– У меня такое же впечатление.
Хренов потянулся в карман, потом, словно о чем-то вспомнив, вынул руку.
– Да кури ты, – сказал Бессонов.
– Неудобно без разрешения.
– Слушай, Алексей Михайлович, давай договоримся на земле. На людях я – командир, ты – подчиненный. Наедине прошу оставаться мне другом и меня считать таковым. Договорились?
– Спасибо, Паша. Боялся, что у тебя голова закружилась.
– Люди добрые, это он мне про голову?! В зеркало давно смотрел? Да смоли ты!
Пока Хренов закуривал, доставал из-под стола пепельницу, Бессонов разложил несколько листов и на одном что-то записывал.
– Еще раз: в тот день к самолету подходил ты, техник Андреев, мастер по авиавооружению Волков и бойцы роты охраны с лентами. Кто конкретно?
– Был еще заправщик, но он к пулеметам никак. А охранников первый раз видел…
– Но видел же! Что запомнилось?
– Солдаты как солдаты… Хотя… Один здоровый, вертлявый, анекдот про Гитлера рассказал…
– Узнаешь?
– Попробую, но не факт. У меня своих дел было навалом, за ними так, вскользь наблюдал.