Личный враг Геринга — страница 23 из 44

Бессонов не повышал голоса, но приподнятое настроение куда-то улетучилось, и улыбки у комэсков корова языком слизнула. Отдувался Лопатин, но ответов не было ни у кого.

– Сейчас начальник штаба отпустит и я…

– Не торопитесь. Я летчиков занял. Какие, по-вашему, самые слабые места в подготовке ваших подчиненных?

– Не знаю… Пожалуй, пилотирование на виражах, стрельба и ориентирование… Лупят издалека в белый свет, как в копеечку, и не каждый самостоятельно может найти аэродром после небольшой карусели.

– Вот вам и план, пока погоды нет, – Бессонов неожиданно повернулся к комэску-раз Мелешко. – Игорь Семенович, а что будет, если фриц не прорвет кольцо?

– Будет снабжать окруженных по воздуху.

– Молодец. На чем возить будет?

– Думаю, на «гофре», то есть «Юнкерс-52». Могут и на «Хейнкель-111»…

– Какое вооружение у «тетушки Ю»?

– Турель сверху в фюзеляже и над кабиной. По пулемету на каждой. Плюс в боковые окна еще по одному…

– Блестяще. Значит, атаковать будете… – Бессонов повернулся к комэску третьей эскадрильи.

Тот от неожиданности замялся.

– Снизу, – шепотом подсказал Мелешко, делая характерный жест раскрытыми ладонями.

– …или в лоб, – завершил Бес. – Итак, товарищи офицеры, за дело! Если завтра кто-то из ваших подчиненных не назовет хоть одной станицы в этой полосе или спутает ТТХ гитлеровских транспортников, я вас не пойму. И, Лопатин, если кто-то скажет про ваших летчиков, что, мол, «карты из рук не выпускают», то всем и каждому должно быть понятно, что карты – топографические. Ведь так, Антон Михайлович?

Здоровый как медведь командир второй, которому позывной «Лопата» дали не столько за фамилию, сколько за широченную лапу, знал привычки своих орлов и лишь засопел в ответ. Только когда с другими командирами вышел с КП, закуривая, спросил:

– Игорь, я не понял, что там командир про карты?

– Говорит, твои – большие знатоки, из рук не выпускают…

«Лопата» задумался, а два его товарища вдруг заржали, как пожарные кони по тревоге. Нервы… Этот Бес аккуратно и вежливо взял их всех за кадык и своими простыми вопросами поставил перед необходимостью срочно полюбить так ненавидимую командирскую подготовку. Хотя… Что может быть приятнее для любого офицера, когда на разборе начальство «любит» соседей.

* * *

Бессонов тем временем изучал документы, которые секретчик, пожилой усатый сержант, вынимал из портфеля и после визы командира об ознакомлении аккуратно прятал обратно. Непростое и в большинстве нелицеприятное чтиво – эти приказы, сводки и аналитические записки. Потери, происшествия, дезертирство, предательство… Как сильно эти материалы отличались от зачастую бравурных или сглаженных сводок «Совинформбюро». Понимал он, что не все можно честно сказать по радио, ибо правда иногда бывает очень страшная и далеко не каждый способен ее перенести.

Поразила сводка по оккупированным районам Калмыкии… Оказывается, в абсолютном большинстве кочевой народ приветствовал приход фашистов и сейчас очень плодотворно сотрудничает с ними. Немцы грамотно и умело ведут не только пропаганду, но и строго карают за мародерство и притеснение местного населения своих и особенно румын, организуют самоуправление, привлекая авторитетных людей, открывают храмы, медицинские учреждения и национальные школы. Учебники на калмыцком привезли из Берлина. Работу координирует профессор фон Рихтгофен – умный, энергичный и опасный фашист. Очень много обещают после победы. У калмыков не забирают оружие и используют их для охраны тыловых объектов и коммуникаций…

«А ведь виделись мы уже с местными «пастухами»… Как говорится, «плавали». В случае продвижения фронта на запад опять на этих землях придется базироваться», – подумал Бессонов и рефлекторно провел ладонью по шее. Надеяться на калмыков не придется. Передовой отряд там запросто могут уничтожить, значит – усиленная охрана. Где взять? У самого некомплект, а те, кто есть, – подранки или дядьки предпенсионного возраста. Ажбашева же так и не нашли…

…Раньше в передовом отряде всегда ходила Александра… Как она там с Иваном?»

Удивительные пируэты иногда делает мысль. Только что душа чернела от горя, предательства, проблем, а тут раз – и кто-то ласковым перышком помазал теплым маслом по сердцу!

Бессонов оторвался от бумаг, потянулся.

– Много еще? – спросил он у сержанта.

– На сегодня все. Разрешите идти?

– Идите.

Бессонов встал, выпил воды из графина. Зашел замполит.

– Только закончили, Пал Григорьевич. Проверили досконально, похожих патронов нашли только два – у «Лопаты».

– Где они?

– Мыртов забрал. Сказал: «по вашему распоряжению».

– Пусть берет. А что Лопатин – хороший летчик?

– Он инструктор из авиашколы, скоро три месяца как вместо Лукина прислали. Вы не смотрите, что увалень, летает – залюбуешься! Шесть лично сбитых.

– Очень хорошо, только я, кажется, его немного огорчил…

– Это он своих охламонов огорчил, когда узнал про ваш визит. Носятся как наскипидаренные…

– Садитесь, Андрей Семенович, зовите НШ, будем думать, как извернуться, чтобы задачи выполнить (уверен, завтра комдив их нам поставит) и полноценную подготовку молодых летчиков организовать. Говорите, Лопатин – инструктор?

– Предлагаю вторую сделать учебной. Собрать туда весь молодняк. «Лопате» и карты в руки… Хотя про карты ему лучше не напоминать.

– Согласен. Будет пауза, поможем. Всю жизнь полка подчинить главному – поднять качество подготовки летчиков. С хорошими истребителями любые задачи выполнимы. Вы согласны?

– Да, командир, – почти хором ответили заместители.

– НШ, с вас координация и управление. Комиссар, поднимайте коммунистов и комсомольцев, чтобы не за страх, а за совесть… Вы меня понимаете.

Подошел дежурный:

– Товарищ командир, вас к аппарату.

– Кто? – автоматически спросил Бессонов.

– Я не совсем понял, кажется, с завода, – ответил дежурный.

Связь была плохая, приходилось кричать в трубку:

– Саша, ты?!

Командир зажал трубку ладонью и внимательно слушал, а ставшие невольными свидетелями офицеры усиленно делали вид, что это их не касается.

– Поздравляю… Рад… Горжусь… Хорошо… Хорошо, говорю… Скучаю… Я тебя тоже… Але… Але!

Трубка замолкла. Бессонов положил ее на аппарат и несколько минут сидел и смотрел в никуда. Потом встал и решительно подошел к тем, кто «ничего не слышал».

– Звонила жена, она с сыном в Саратове. Передает вам привет. Награждена медалью «За боевые заслуги»…

– За «привет» – спасибо, – начал было замполит, но Бессонов его прервал:

– Это я не для вас, а любителям языком почесать… Про меня – переживу, а за нее… В общем, передайте, нет Шурки, есть Александра Васильевна Бессонова, и она кланяется однополчанам.

* * *

Иногда исторические события совсем незаметны их непосредственным участникам. Спроси летчиков полка Бессонова, что они делали в конце ноября 1942-го, в один из решающих моментов Сталинградской битвы, они ответят, что носились как угорелые по вводным командира. Окружение 22 вражеских дивизий, разгром 3-й и 4-й румынских армий, создание двойного кольца, «да, наверное, может быть…». Но лично с них в этот момент методично сдирали шкуру и гоняли до седьмого пота. Именно это они запомнили на всю оставшуюся жизнь.

Как только погода позволила, а подморозило знатно, Лопатин, Мелешко и лично Бессонов поднимались в воздух, учили, показывали и тренировали молодняк. Сначала одиночная, потом групповая тактика, против каждого противника своя… Сели, разбор, заправились и снова… И так день за днем две недели подряд. Не сразу, но проклюнулись и результаты. Молодые летчики росли на глазах, как и взаимопонимание в парах и звеньях. Уже не оставалось не разбитых в хлам мишеней, уже не надо было второй раз повторять команду. Истребители рвались в бой.

Прилетевший со Звездой Героя и Указом комдив застал командира полка в воздухе. Его обучаемые играючи вышли высокому гостю в хвост и обозначили атаку. Комдив смачно матюгнулся в эфир, но на земле похвалил:

– Заметил, когда уже было поздно! Молодцы!

– Рады стараться, – ответил Горбов.

Сбор летчиков по причине крепкого мороза назначили в столовой. Вручение командиру Звезды Героя, поздравления прошли буднично. Однако торжественное мероприятие не стало для многих амнистией и прекращением «издевательств». Вместо приглашения к столу НШ уже привычным голосом назвал фамилии, и очередная группа направилась на взлет.

– Извини, в Кремль не пригласили. Говорят, ты там недавно побывал.

– Вы правы, товарищ полковник. Довелось…

– Пал Григорьевич, почему не вижу радости в глазах?

– Вы, товарищ полковник, о чем? Награда? Спасибо, но на сегодня как летчик, может быть – да, но как командир полка не заслуживаю. Мне бы еще неделю…

– Ну, точно – уникум… Первый раз такое вижу. Не скажу, что остальные молодежь не готовят, но чтобы всю жизнь полка посвятить только этому… Неделю не обещаю, но работай. Тебе, я так понял, подсказчики не нужны, – комдив собирался откланяться, но все же спросил: – Даже чаю не нальешь?

– Конечно, приглашаю. Чего покрепче, извините. Пока в полку – сухой закон. Не могу нарушить свой приказ. Будут сбитые фрицы, будут «наркомовские».

– Чаю я и у себя попью. Чем могу помочь?

– Мне бы взаимодействие с авианаводчиками наладить. Инструкции, по-моему, устарели.

– ПАНы (передовые авианаводчики) в распоряжении командующего и в основном по земле работают…

– Я понимаю, но данные с места и нам дорого стоят. Слышал, как они штурмовиков наводили. Вот и подумал, нам бы их подсказки…

– Добро, попрошу командующего. Что еще?

– Не сочтите за наглость, не пришлете на пару недель свою походную баню? Начальник АХЧ поклялся, что дней через десять запустит свою.

– А чего раньше чесались?

– Раньше на Волге купалка была, пару душей за брезентом у технарей и на кухне. Сейчас все замерзло. Боюсь, у меня весь личный состав скоро зачешется.