– То, что сейчас сюда по тревоге прилетит караул, – это мелочи, по сравнению с тем, что я мог вас запросто перестрелять.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату с «наганом» наперевес ворвалась Александра. За ее спиной маячил Петр Засимович, что он там сжимал в руке, Бессонов не заметил. Вид у Шуры был настолько многообещающим, что троица невольно попятилась к шкафу.
– Стоп, Шура! Все хорошо. Подойди ко мне. Дай сюда. Откуда оружие?
– Тетя Глаша – вахтер. Им разрешают не сдавать.
– Какой номер у Краско?
– 6—02…
– Шура, позвони, но сначала поздравь с днем рождения. Потом спроси, посылал ли он ко мне капитана Дроздова. Если «да», пусть даст «отбой» тревоге!
Однако не успели. Вовка не подвел – позвонил и дежурному, и в «гнездо», поэтому во главе тревожной смены в комнату уже ввалились два полковых лейтенанта с пистолетами в руках, за ними Курочкин. Он-то первым и заржал, когда увидел обезоруженных знакомых милиционеров. Ну, а уже следом и все остальные. Когда вернулась Шура, хохотало пол-общаги. На Дроздова и компанию было жалко смотреть.
– Беса пришли брать втроем? Ха-ха-ха… Он пять абверовцев за две секунды положил, а они втроем. Ха-ха-ха!
Отдали оружие. Все потянулись на выход. Последним выходил красный как рак Дроздов. Посмотрел на толпу в коридоре и обреченно произнес:
– Все, мужики, хана. Завтра весь завод будет знать…
Смекалка толкового опера Николая Дроздова не подвела. Уже в 8.15 секретарь Левина вызвала пред светлы очи директора начальника местного райотдела милиции, командира группы испытателей, начальника военной приемки и, естественно, Бессонова.
Он явился последним. Даже не успел поздороваться, как пригласили в кабинет. Там с Соломонычем за приставным столом сидел незнакомый Павлу полковник госбезопасности. Настроение у всех – как перед расстрелом. Хорошо, если без ведерной клизмы с патефонными иголками. За вечерний шухер с забегами вооруженных людей и пьянку на режимном объекте именно такая и полагалась.
– Присаживайтесь, товарищи, – вместо приветствия сказал хозяин кабинета. – У меня десять минут для разбора, потом доклады наверх. Что произошло? Завод гудит, уже два раза из горкома звонили… У меня один вопрос: что это было?
Начало очень не понравилось Струбцине и Краско. Они слишком хорошо знали Левина. Раз без «здрасьте» – жди крови. И скорее всего – их! Один подковырнул, второй повелся!
Всплыла вчерашняя картина: собрались чин, чином в его кабинете, тихо, с подарками. Выпили по первой за именинника. А Вишневский возьми и спроси его:
«Бессонов будет?»
Тот нет чтобы просто ответить, стал объяснять, мол, лично не знаком. Тут Струбцина и ляпнул:
«И знал бы, все равно не пришел. У него и солдатом гонору было немерено, а сейчас и подавно».
«Я бы сказал не «гонору», а чувства собственного достоинства», – поправил Вишневский.
Струбцина хотел возразить, но не успел.
«Это ко мне не пришел бы? – возбудился начальник райотдела, для которого эта рюмка сегодня была явно не первой. – Когда я зову, бегут впереди собственного визга. Нет, тогда под конвоем, – взял трубку телефона. – Дежурный, доставить мне Бессонова из общежития! Под белы руки! Скажи Дроздову, он знает как!»
Оба заерзали на стульях. Как о таком доложишь?
Левин постучал карандашом по столу, демонстративно посмотрел на часы. Пауза затянулась.
Встал Бессонов.
– Позвольте мне?
– Будьте добры, Павел Григорьевич, раз больше некому, – мрачно разрешил директор.
– В ноябре у нас в полку была попытка абвера провести акцию…
– Я вам докладывал, – впервые подал голос незнакомый полковник. Левин кивнул.
– Вот я и подумал, – продолжил Бессонов, – что подобную вылазку они могут осуществить и здесь. Решил проверить, так сказать, боеготовность дежурных служб. Дал вводную про диверсантов. Первыми прибыли оперативники из райотдела. Потом прибежали наши из «гнезда», следом – караул. Через восемь минут сорок секунд последние уже были на месте. Все целы, хоть некоторые слегка обескуражены. Надо стремиться, чтобы успевали за пять…
– Вам не кажется, товарищ полковник, что подобные тренировки надо согласовывать? – спросил оперуполномоченный.
– Виноват… Однако согласования дают утечки, после которых реальная картина искажается. Вы не согласны?
– Все же впредь попрошу: не надо в чужой монастырь со своим уставом…
– Монастырь мне не совсем чужой, но я же сказал – виноват!
Левин встал. Посмотрел на остальную троицу. У всех на лбу было написано немалое удивление. Вот оно, оказывается, что было!
– Вам нечего добавить?
– Никак нет, – вскочил Струбцина. – Все, как товарищ Бессонов…
– Тогда свободны. У меня время доклада. Павел Григорьевич, останьтесь на секунду. – Когда за последним захлопнулась дверь, Соломоныч подошел вплотную: – Вам, князь, я верю на слово. Даже проверять не буду. До свидания.
Сказал, как из горячего ушата обдал. Бес выскочил из кабинета. Его, благородного человека, поймали на лжи! Стыдно, князь… Невинная троица мялась в приемной явно в ожидании его. Хотелось… Ох как много хотелось Павлу сказать, а главное, сделать этим олухам царя небесного. Но пересилил себя и развернулся кругом. Подошел к секретарше:
– Вы, Софья Борисовна, как всегда, бесподобны! Позвольте поцеловать вашу ручку…
– Говорят, вас хотели арестовать…
– Все враки и домыслы. Это была тре-ни-ров-ка, – последнее слово Бессонов разбил на слоги, ни секунды не сомневаясь, что незамедлительно правильная информация потечет куда надо. – Всего хорошего, дорогая Софья Борисовна.
Наконец успокоился и подошел к «трем богатырям». Вишневский, весь из себя виноватый, единственный смотрел в глаза и всем своим видом показывал: «Извини, Бес, такая вот ерунда получилась». Остальные уже бодрились, но готовы были, если надо, землю грызть. За прошедшую ночь их подробно посвятили в способности Беса и в его методы действий в подобных ситуациях. Они походили на команду корабля, мимо которого только что прошла торпеда. Смотрели куда-то под ноги Бессонову.
Тот обратился к ним ровным голосом:
– Господа, нам надо объясниться. Сан Саныч, у нас?
– Может, лучше у меня? Да и ближе, – поднял глаза Краско.
– Добро. Только быстро, – согласился Бессонов.
Не выходя на улицу, по коридорам попали в райотдел, который находился в одном здании с заводоуправлением. Зашли в кабинет, где еще чувствовался запах спиртного, никотина и лука. Хозяин подошел к зарешеченному окну, открыл форточку:
– Прошу, присаживайтесь. Я бы хотел извиниться…
– Проехали, – бесцеремонно перебил его Бессонов. – У меня к вам нет претензий. Но! Я солгал. Соломоныч об этом знает! Поэтому моя ложь должна для остальных стать правдой! В течение 15 минут доводим до своих подчиненных замысел «тренировки» и проводим разбор. Со всей строгостью и ответственностью. Товарищ Струбцина, на вас караул. Задачу слышали – пять минут!
– Понял, есть, – в военпреде прорезалась военная косточка.
– Кстати, спасибо, что устроили мне эту командировку.
Струбцина приосанился:
– Так я, Павел Григорьевич, всегда…
Бессонов не дослушал:
– Вы, товарищ полковник, – это уже начальнику милиции, – поработайте с опергруппой. Арестовывать преступника, не зная точного адреса и с застегнутыми кобурами, – это ни себя, ни его не уважать.
– Разберусь…
– Сан Саныч, сложная задача – Птаха. Он ничего толком не видел, только ржал как конь. Пусть теперь расскажет, как его развели. Так, как он это умеет.
– Сделаю, Пал Григорьевич…
– На мне летчики и общежитие. Вопросы?
Встал Краско:
– Мы даже не познакомились. Меня Петр Захарович зовут. Друзья запросто – Захарыч…
– Меня знаете… – Павел пожал протянутую руку. – Кстати, поздравляю вас с наступившим днем рождения… Сейчас простите, у меня через тридцать минут первый вылет.
Пока они с Вишневским молча шли к «гнезду», Павел проводил реанимацию собственной совести. Как говаривал его дядя-атаман? Только дурни всегда говорят правду. Казак никогда не знает, кто перед ним. Особенно на войне. Поэтому обман ради дела – вовсе не обман, а военная хитрость. Главное не корысти ради, не для собственной шкуры.
Над его самолетом колдовали лучшие инженеры и механики завода целых пять дней. Сегодня он хотел посмотреть, что получилось. Посмотрел… Восторг Беса после приземления холодным ушатом залил молодой летчик Зубов, тоже севший после облета новой «бэшки».
– У нас двое сбитых. Павлов с утра не мог вас найти…
– Кто?
– Резо и «Дантист».
– Живы?
– «Дантиста» не нашли, а Резо в полку, в медроте. Слегка обгорел и хромает.
– «Клык», собери всех наших, разговор есть.
– К какому времени, товарищ командир?
– Немедленно!
Если раньше за полк было тихое беспокойство, то сейчас заработала такая мощная пружина, что он уже минуты лишней не мог находиться здесь. Ребята воюют без него и самое страшное – гибнут… Не важно, где он лично находится и что делает – его полк несет потери!
– Саша, заправить по пробки. Проверь боекомплект!
– Улетаете, товарищ полковник?
– Да, нянька. Пора и честь знать!
На лицо Косых набежала тень.
– Когда меня к себе в полк заберете?
– Как только восемнадцать, так сразу! Иди-иди, не дуйся…
Бес ускоренным шагом двинулся к «гнезду». Странно, но седовласый мужик и рыжий пацан боялись одного и того же – опоздать на войну. Если Сашке это было простительно, то Бессонов не мог не понимать, что воздушная битва над Кубанью только разгорается.
Прямо перед дверью столкнулся с Александрой.
– Шура, ты что здесь делаешь? Почему раздетая?
– Жду тебя. А раздетая? Так весна, милый… – строго по пунктам ответила жена.
– Случилось что?
– А ты не помнишь?
Бессонов честно напрягся, но ничего в голову не пришло.
– Прости, дорогая…