«У меня таскание больных и раненых уже в привычку входит», — подумал Каранелли. Чернобровый опять потерял сознание, плохо парню, не бронхит это. Что ж, посмотрим, что дерево скажет.
На другом берегу пришлось оставить немало снаряжения и оружия. К сожалению, лошадей уже нет. С собой забирали восемь автоматов с пятью магазинами каждый, два пулемета с почти тысячей патронов, снайперскую винтовку Каранелли, пять пистолетов, тридцать гранат. Данилов отказался оставить шашку. Впрочем, Каранелли и не настаивал. Почти у всех были кинжалы.
Через реку Артист приказал переправляться всем голышом — вода уже дышала холодом. Оставаться после брода в мокрой одежде опасно. В большие мешки, которые несли над головой, складывали оружие, патроны, обувь, продукты. Маша нарвала на каждого кусок ткани вместо полотенца.
Первым шел Луи с Алешей на плечах. Выйдя на другой берег и положив аккуратно на траву одетого в теплую телогрейку красноармейца, француз начал интенсивно растираться. Следующей была очередь Маши. Каранелли слышал плеск воды за спиной, натягивая одежду. Потом прошуршала трава, зашлепали босые ноги. Девушка ушла за кусты. Невидимая с другого берега она крикнула:
— Ребята! Можно!
Маша растиралась, глядя в спину Луи. И вдруг, словно почувствовав толчок, будто кто-то шепнул в ухо, что другого шанса может и не быть, негромко позвала:
— Артист!
Каранелли обернулся. Еще долю секунду назад он не мог представить, что так все выйдет. Его мгновенная реакция была рассчитана на засаду, стремительный выпад врага, любую военную хитрость. Но здесь просто окликнула девушка. Он даже не среагировал на то, что Маша назвала его Артистом, а не товарищем Артистом, как обращалась обычно.
Девушка стояла абсолютно обнаженная, держа полотенце в руках. Каранелли потерял дар речи.
— Артист! — повторила она. — Я люблю тебя!
Это удивительно, но в ее действиях не было ни малейшего смущения. Ни в обнаженности, ни в словах, которые она произносила, глядя в глаза Луи. Война. Война меняет характеры людей до неузнаваемости. Что будет через час с ней или с командиром отряда, которого все называют Артистом? Человеком, в которого влюбилась, когда он объяснял, почему выжил Князь. И прошагавшая за четыре дня путь от восторженной девчонки до взрослой женщины, не сомневающейся, что любила командира всю жизнь.
Луч вечернего солнца, пробившийся сквозь маленький просвет, ярко высветил фигуру девушки в красно-желтый цвет и тут же исчез за тучами. Маша бросила полотенце на траву. Подняла нижнюю солдатскую рубаху, надела через голову. Чуть поежилась от холодной ткани, взялась за комбинезон. В таких перед войной щеголяли трактористы.
— Не сердись на меня, Артист! Если бы я сначала оделась, то сказать бы мне уже ничего не дали. При них, — девушка кивнула в сторону реки, по которой шагали партизаны, — я… стесняюсь.
Каранелли, кажется, обрел дар речи.
— Я тоже, — проговорил он, глядя на вылезающего на берег Ивана. Маша отвернулась и занялась сапогами. По губам скользила улыбка. Она все поняла, хотя так и подмывало спросить: «Тоже стесняешься или тоже любишь?»
Колганов, Лемешев и Данилов отправились во второй рейс. Вернулись вместе с прикрывавшим отход Тонем.
Чернобровый снова пришел в сознание. Застонал.
— Кончается парень, — пробормотал Прохор, — не жилец видать.
Каранелли промолчал. Есть у него еще один аргумент в пользу жизни юноши. Только болтать о нем не следует.
Командир послал отряд на другую сторону рощи. Винтовку Луи отдал Лемешеву, вооружившись лишь автоматом. Приказал ждать его возвращения. Взвалил Алешу на плечи и отправился в чащу.
Чернобровый очнулся, выпрыгнув из забытья. Состояние размытой реальности перемежающееся с бредом, преследующее парня последние дни, словно испарилось. Мир обрел четкость, Алексей обнаружил себя в сумерках вечернего леса. Или утреннего?
— Как самочувствие, солдат? — спросил Каранелли.
— Отлично.
— Вот и славно. Пошли.
— А что было?
— Ты имеешь в виду, что случилось с тобой?
— Да.
— Ты сильно заболел. А потом все прошло.
— Да, я помню, простудился. А потом все как в тумане.
— Так и было. Только сейчас ты выздоровел. И давай договоримся так — ты ни с кем эту тему не обсуждаешь. Не до этого! Только создашь лишние проблемы!
— Есть не обсуждать, товарищ командир!
Чернобровый и Каранелли вышли к кромке рощи, когда уже начало темнеть. Пошел мелкий дождик.
— Возьми оружие, Алеша, — негромко сказал Лемешев. — Автомат, пистолет и гранаты. В голосе не было ни малейшего удивления стремительным выздоровлением солдата.
— Будешь рядом с Князем! Возьмешь две коробки патронов. Запомнил? — добавил Каранелли.
— Так точно!
Алексей отправился за оружием.
— Что будем дальше делать?
— Через час стемнеет, и пойдем на запад. Километров через пять надо переправиться через Днепр. Потом пойдем на север, под Рудню.
— После Днепра нужно еще через железную дорогу и Минское шоссе перебраться.
— Зато дальше сплошными лесами пойдем.
— Придется барахло опять бросать. Днепр не Свиная — по дну вброд не пройдешь.
— Не думаю. Во-первых, нас теперь надвое больше стало — мне Алешку нести не надо. Во-вторых, сделаем небольшой плот, туда все сложим.
Подошел Данилов.
— Артист, мотоцикл здесь.
— Какой?
— Который мы бросили после нападения на Ляды. Я боялся, что заминирован, но Сергей проверил — все нормально. Кажется, немцы сюда так и не добрались.
Несколько секунд Луи перерабатывал эту неожиданную информацию.
— Нет! Нам сейчас лучше без лишнего шума.
Дождь немного усилился, стал заметным. Каранелли велел достать плащи. Широкие, которые остались у партизан еще с момента первого нападения на взвод фашистов летом. Верой и правдой сослужившие им при атаке на колонну военнопленных. Их было четыре.
Красцов развернул один и сел на поваленное дерево, накрыв пулемет.
— Товарищ майор, — сказал он, — идите сюда.
Распахнутый плащ укрыл обоих. На соседнем пне уселись Колганов и Чернобровый, спрятав от дождя значительную часть продуктов и патроны к пулеметам. Еще под одним спрятался Каранелли. Последний развернул Данилов.
Маша завозилась с медикаментами, завязывая вещмешок. Немногословный Тонь ждал, поглядывая в поле сквозь ветки ели. Девушка выпрямилась, ее шаги потихоньку удалились. Сергей пошел в сторону Данилова. Николай вдруг сообразил, что он даже не посмотрел, куда пошла Маша. Прежде чем полностью повернуться к нему, сапер сделал уже четыре шага. Он точно знал! Только делал вид, что все зависит от ее выбора.
Кровь ударила в лицо Данилова. Все понимают, что происходит между Машей и командиром. Все! Кроме Николая, который еще надеется!
«Глупец! Глупец! Глупец!» — беззвучно кричал он самому себе. Но, когда Сергей залезал под плащ, Николай уже справился. Лицо не выражало внутреннего волнения.
Устроившись поудобнее на сухой земле под елью, Данилов задумчиво смотрел на укрытых плащом Машу и Каранелли, едва различимых в сумерках.
«Но если всем все ясно, то почему бы не спросить напрямую?» — подумал он.
— И давно это заметно?
Сергей не стал переспрашивать, о чем идет речь. Зачем?
— Да как вернулись вы из разведки, так стало заметно. Маша — она красивая, на нее все заглядываются. Вот и получается, что у всех на виду.
Данилов молчал. Действительно, кажется, только он не заметил, куда смотрит девушка. Вот только почему вдруг решил, что имеет права на Машу? Потому что она так похожа на Ирэну? Глупость какая!
Наконец, Николай вздохнул. Спрашивать, так спрашивать! Сергей вроде не болтун.
— А что же тогда никто не пытается привлечь ее внимание? Или я не увидел чего?
— Так кто же против товарища Артиста попрет? Дело не в том, что он командир. Кто с ним всерьез посостязаться сможет? Разве что вы, товарищ Князь.
— Нет, мне, пожалуй, тоже не по силам, — чуть усмехнулся Данилов.
— Ну а нам и подавно. Он ведь и умен и хитер. Это надо же такое придумать — взорвать над немцами сто килограммов тола!
В голосе обычно сдержанного Тоня звучало восхищение.
«А вот здесь ты ошибся, сапер, — подумал Николай, — „лягушку“ мы с Азаровым придумали. Впрочем, и здесь ему плюсы — я даже и не вспомнил».
Сказанное Сергеем неожиданно заставило сравнить себя с Каранелли. Глазами Маши. Ну и куда Данилову до Луи? Что ни возьми — все француз делает лучше. Раньше, до появления девушки, в голову не приходило такое. А теперь? Не удивительно, что она предпочла Артиста.
Стемнело окончательно. Дождь затих. Низкие тяжелые тучи превращали вечерние сумерки в полноценную ночь.
— Не будем терять времени, — вылезая из-под плаща, сказал Каранелли. — Собираемся. Нам предстоит трудная ночь.
Через десять минут все были готовы к выходу. Впереди шли Каранелли, Данилов и Чернобровый, замыкали отряд со вторым пулеметом Лемешев и Красцов. Дорога вела немного вверх, где впереди начиналась новая роща, лежащая вдоль Днепра.
Ракеты появились неожиданно. Взлетели с другого берега и повисли над водой длинной цепью.
— О, черт! — воскликнул Каранелли, бросаясь на землю. До пулеметов на другом берегу метров двести, не больше. Отряд залег с похвальной быстротой. Не заметили! Пришлось лежать, пока ракеты не погасли. Перебежками партизаны двигались к роще, пластаясь по земле, когда все вокруг заливалось мертвенно-бледным светом. Потребовалось почти полчаса, чтобы добраться до деревьев. Здесь уже можно было не прятаться.
— Командир! — подошел Князь. — Я залезу на дерево, осмотрюсь?
— Хорошо! Только осторожно.
Повесив бинокль на шею, Николай уверенно двигался вверх по разлапистой сосне, стоящей на самой высокой точке рощи. Верхушки окружающих деревьев стали оставаться внизу, Данилов понял, что выше лезть не стоит — и отсюда открывалась достаточно обзорная картина.
Впереди, по направлению движения, виднелся небольшой перелесок. А за ним широкое, почти километровое поле. В дальнем конце, охватывая его дугой, стояли прожектора, ощупывающие пространство. Изредка взлетающие ракеты позволили рассмотреть в бинокль, что они расположены в кузовах грузовиков. Изгибаясь в сторону Свиной, линия заграждения имела перед собой открытое поле, пройти через которое незаметно невозможно. Справа над Днепром регулярно взлетали ракеты. Через две минуты, после того как гасли предыдущие, новые светящиеся шары повисали над водой. Но за это время реку не переплыть, а вот утонуть под пулеметной очередью можно за пять секунд.